Create post

Олимпиадная концепция истории

Gayane Ten
Оксана Куропаткина

Оксана Куропаткина,

16 апреля 2014

В современной России нет согласия по многим ключевым вопросам прошлого, «цепь времен» порвана, что является серьезным препятствием для нациестроительства. Многочисленные попытки предложить новую концепцию историю порождали новые конфликты и противоречия. Раздражение вызывало, в частности, то, что такая концепция грубо навязывалась «сверху» — а общий исторический нарратив «работает» только в том случае, когда люди признают его «своим» и чувствует свою к нему причастность. И более эффективными будут не теоретические программы, а общие действия, в которые включено большинство и которые это большинство свободно признает значимыми и полезными — независимо от своих политических или иных позиций. Это можно назвать «литургией», понимаемой в широком смысле — как общее дело, имеющее священный для общности или для народа смысл. В таких «литургиях» часто рождается и ненавязчиво доносится «священная история» — куда более эффективно, чем в учебниках.

Как «литургию», то есть как общее дело, небесполезно рассмотреть прошедшую в Сочи Олимпиаду и затем Паралимпиаду. Они стали действительно «общим делом» для всей страны и одновременно — способом рассказать о себе всему миру.

Постановщики олимпийских церемоний оказались перед крайне сложной задачей: собрать «цепь времен» заново, чего до них не удавалось никому в постсоветской истории, и так, чтобы новая «сборка» устроила и россиян, и иностранных зрителей. При этом еще было необходимо, чтобы эта новая трактовка истории была оптимистичной и жизнеутверждающей — что довольно трудно сделать, когда общество погружено в депрессию. Вспомним, что и как им удалось.

В представленной концепции важны три момента: трактовка самых ключевых периодов отечественной истории (дореволюционного, советского и постсоветского); самопозиционирование России во внешнем мире; преемственность эпох и соотношение различных пластов культуры, в том числе связанных с другими культурами, в частности с западной.

Рассмотрим сначала, как были представлены периоды отечественной истории. Россия — держава, империя (так была «озвучена» одна из букв символической «Русской азбуки»), — это и ее ключевая характеристика, и трактовка дореволюционного периода. Любопытно при этом, что из российских государственных деятелей были показаны только Петр I и Екатерина II — как ключевые строители державы. Еще более интересно, что присущая «имперскости» тема войны практически отсутствует. Военные мотивы слышны только в параде гвардейцев и пальбе нарисованных пушек (на открытии Олимпиады), а также в выступлении барабанщиков Московского военного музыкального училища (закрытие Игр).

Главные знаковые события — не войны, а основание Руси, строительство Петербурга и бал Наташи Ростовой.

Акцент на «мирной» составляющей русской культуры проявлен и в выборе главной героини обеих церемоний — девочке по имени Любовь (имя которой вошло и в «Русскую азбуку), и в других героях открытия, которыми стали семьи и дети. Таким образом, Россия предстала державой не военной, а культурной.

Советская эпоха показана наиболее подробно, однако она, в отличие от «имперского» периода, где есть деятели-персоналии, представлена как действие широких масс и отдельных групп. Тем самым постановщики сочинских церемоний блестяще вышли из сложного положения: не показаны государственные деятели советской истории, которые вызывают в России ожесточенные споры, однако сама история СССР преподнесена как органичная и «народная». Во-первых, ее ритм передает русский авангард, которого было в шоу неожиданно много: на открытии Олимпиады революция показана как ритмичный танец машин и людей — в традиции конструктивистского балета 1920-х годов; прямо на зрителя несся паровоз — «царь машин», а сама революционная символика дана в стиле картин Кандинского и Малевича. Во-вторых, ХХ век — это эпоха научных открытий и развития технологий, которая прочно вошла в русский культурный код: так, в «Русской азбуке» нашли место вертолет Сикорского, зерноуборочный комбайн, луноход, орбитальная станция, спутник, телевидение, Циолковский и парашют (авиационный ранцевый парашют был изобретен в начале ХХ века Г.Е. Котельниковым). В-третьих, именно двадцатый — «советский» — век показан как эпоха сплоченных общностей: пионеры, студенты, спортсмены, космонавты. Рабочие, которые практически исчезли в постсоветское время как культурно значимая общность, представлены как главная движущая сила прогресса: они возводят величественные здания, их труд преображает окружающий мир.

На фоне сегодняшнего презрительного отношения к людям физического труда такое прославление этой общности выглядит особенно важным и своевременным.

В-четвертых, советский период — эпоха самых популярных культурных образов и знаков: так, показаны дядя Степа и Ёжик в тумане, активно использовалась музыка из советских фильмов и мультфильмов.

А вот пласт постсоветской культуры не сильно обогатил церемонии: эстрадные песни («Тату» и «Любэ»), под которые выходят команды российских олимпийцев и паралимпийцев, и спортивные субкультуры мегаполиса, показанные на закрытии Паралимпиады: велосипедисты, трейсеры, роллеры и скейтбордисты.

Очевидно, таким образом, что в трактовке постановщиков дореволюционный период — это эпоха становления России как культурной державы, драматичный ХХ век— это «локомотив истории» и ее золотой век, а постсоветский период — это эпоха, где имперские традиции совместного строительства прерываются, а остается одно самовыражение отдельных групп. Поэтому и говорится о нем скороговоркой.

Следующий интересный момент — как были показаны самопозиционирование России во внешнем мире и ее отношения с ним.

В самопозиционировании России я бы выделила несколько важных моментов. Не обошлось без ожидаемых заявлений-клише: Россия — страна широких просторов (горная вершина Фишт на Кавказе, Русский Север, озеро Байкал, Камчатка и Чукотка); Россия — страна православной культуры (куда же без собора Василия Блаженного?); Россия — «дом народов» (на церемонии открытия Игр на сцену вышли артисты в костюмах 90 российских этносов).

Однако некоторые стандартные «российские» ассоциации были обыграны и показаны нешаблонно. Вспомним «Русскую азбуку». Общинность (одно из главных слов азбуки — «мы») тесно связана с личностью (слово «Россия» парадоксально проиллюстрировало в букву «я»). Пушкин, один из самых избитых символов русской культуры, оказался не на букве «п», а на твердом знаке «ъ», он же дореволюционный «еръ».

Даже скептики отметили, что привычные культурные ассоциации, связанные с Россией, были обыграны со вкусом. Рыба-Кит и Летучий корабль, град Китеж и дымковские игрушки, Масленица и хороводы, русская тройка и даже пресловутые журавли и березы предстали без избитой ностальгической нотки — не как образы давно ушедшего «золотого века», а как то, что продолжает жить в культуре в умелой современной аранжировке.

Вообще «народно-этнографическое» встроено в общую концепцию российской истории как ее органичная часть, которая взаимосвязана с энергичным, с «авангардным», с современным пластом культуры: брейк-дансеры танцуют вместе с казаками, жар-птица превращается в факел Паралимпийских игр, а «агитос», символ Паралимпиады, превращается в русское «ура».

В позиционировании России оказались особенно важны элементы, узнаваемые Западом, но не столько массовые (те же «ушанка» и «хохлома»), сколько принадлежащие высокой культуре. В трактовке сочинских постановщиков Россия — одновременно и этнографическая диковина, и полноправный актор мировой культуры, которого узнают и признают в мире. Так, в «Русскую азбуку» включены такие опознаваемые Западом символы России, как русский балет, Набоков, Эйзенштейн и Чайковский. За живопись на закрытии Олимпиады отвечал широко известный за рубежом Шагал; на закрытии Паралимпиады несколько сотен танцоров в ярких костюмах «оживили» перед зрителями полотна самого знаменитого за пределами России авангардиста Кандинского.

Кстати, в целом непростая тема отношений России и Европы подана без резкого конфликта. Движение в Европу показано сценой, отсылающей к картине Валентина Серова «Петр I», — русские прорываются туда сквозь бурю и неимоверные трудности.

Показана и тесная связь популярной западной культуры с отечественной: плакаты Beatles смотрятся весьма органично в череде картин, иллюстрирующих позднесоветский период.

Удачно проиллюстрирована взаимосвязь самой яркой «западной» субкультуры — стиляг — и «большой» культуры. Так, стиляги выскакивают из автомобилей, которые останавливает, поднимает и переворачивает дядя Степа — образец советской добропорядочности. Идея очевидна: любые протестные субкультуры появляются изнутри «добропорядочного» общества, которое само их порождает и стимулирует, а тяга к западной культуре — не что-то искусственное, а вполне естественное и органичное.

Как показана связь различных пластов русской культуры?

Главный принцип сочинской концепции — искусное переплетение русской классики и советской культуры (особенно авангардной его части). Связаны «имперский» и «советский» периоды, «советский» и «антисоветский» пласты русской культуры ХХ века:

русские классики XIX века, «революционные» Блок и Маяковский с «антисоветскими» Бродским и Солженицыным и полузапрещенными долгое время Михаилом Булгаковым и Мандельштамом представляли единую русскую литературу. Показана и связь советской культуры с постсоветской: так, Белый Мишка, символ сочинской Олимпиады, видит своего «предка» — символа Олимпиады-80.

Отмечая многие несомненные успехи «культурно-исторического стандарта», исподволь предложенного сочинскими организаторами, не могу не сказать и о возникших вопросах.

Во-первых, русская культура включает стремление не только к примирению, но и к противопоставлению себя — тому же Западу. Понятно, что акцент на таких противоречиях был бы неуместен на международных мероприятиях — но какого-то намека на этот пласт русского сознания не хватало.

Во-вторых, Победа в Великой Отечественной войне остается важнейшей частью современной российской идентичности, полное отсутствие этого символа выглядит не совсем реалистичным и адекватным. Понятно, что по олимпийским правилам нельзя было акцентироваться на драмах и военных конфликтах — но показали же постановщики революцию.

В-третьих, складывается ощущение, что история России закончилась позднесоветским периодом. А что представляет собой нынешняя Россия? Только эстраду и спортивные субкультуры?

Это вопрос не только к постановщикам, которые показали свое умение находить выигрышные моменты в русской истории, но и к нам всем как акторам современной культуры. Какими мы видим себя? Кстати, невзначай сочинские действа намекнули на ответ. Вспомним, что постановщики очень выигрышно показали такую черту национального характера, как самоирония и готовность посмеяться над собой — ту особенность, которую, кажется, начинает забывать современное российское общество, озлобленное и от безысходности ищущее «врагов». Напомню, широко растиражированная прессой оплошность на открытии Олимпиады — нераскрывшееся пятое кольцо в символе Игр — была находчиво обыграна на церемонии закрытия: в фигурной композиции, которую сформировали участники, пятое нераскрывшееся кольцо превратилось в снежинку. Таким образом, благодаря самоиронии, быстрой реакции и смекалке «прокол» превратился в «изюминку».

В-четвертых, в сочинских действах очень туманен образ будущего.

Сразу после благополучного позднесоветского периода история заканчивается — девочка Любовь поднимается на воздушном шаре, а потом отпускает его в небо. Сразу хочется спросить: «Русь, куда ж несешься ты?». Не дает ответа. В целом это очень по-русски — но после четкой динамики и целеустремленности прошлого оставляет в некоторой растерянности.

Что в итоге получилось? Постановщикам удалось, удачно обходя острые углы, показать органичную связь исторических эпох, социокультурных общностей и стилей в искусстве и придать этому сильный оптимистический заряд.

Пожалуй, из всех постсоветских попыток представить стройную и максимально всех примиряющую концепцию прошлого сочинские действа следует признать самой удачной. Отметим, что эксперимент постановщиков пришелся по нраву противоречивому российскому обществу: так, открытие и закрытие Олимпиады посмотрели две трети россиян, подавляющему большинству которых эти театральные действа понравились — таким образом, показанный зрителям символический ряд «попал в точку». Остаются два главных вопроса — будет ли эта новая концепция истории действительно и глубоко принята российским обществом, которое больно ненавистью и безысходностью, и есть ли что-то в нашем будущем, кроме туманной мечты?…

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Gayane Ten
Оксана Куропаткина

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About