Оксана Куропаткина,

24 февраля 2014

Не так давно патриарх Кирилл посетовал, что в искусстве нет положительного героя: обществу не с кого брать пример, и это плохо. Отсутствие положительного героя в современном российском искусстве — это вообще лейтмотив многих выступлений и наших чиновников, и общественных деятелей.

Не берусь судить обо всем искусстве, в частности, о литературе. Обращусь лучше к кино — «важнейшему из искусств». И тут я убеждена, что в постсоветском кинематографе все–таки положительный герой есть. Почему его не заметили чиновники и многие кинематографисты? Может, потому что ожидали увидеть в образе положительного героя кого-то другого, более привычного?

Определимся с термином. Положительный герой — это персонаж, который воплощает нравственную позицию автора и вызывает симпатию у читателей и зрителей, представляет собой что-то вроде образца для подражания. Это нагружает его «воспитательной» функцией.

Я бы разделила положительных героев в кинематографе на исторических персонажей и на современников режиссера и зрителей. К прошлому в поисках положительного героя часто обращаются тогда, когда есть грандиозная идея (например, советский проект) и авторитет исторических деятелей, исторические параллели могут эту идею поддержать, утвердить. Примеров таких фильмов было немало, например, в 1930-е годы. Другие условия, вынуждающие обращаться к истории, — практически прямо противоположные: когда в настоящем все смутно и туманно, и ты уходишь в прошлое, чтобы закрыться от настоящего. То есть прошлое — это либо трамплин к светлому будущему, либо что-то вроде катакомб.

К настоящему обращаются либо тогда, когда важно показать, что великая идея воплощается здесь и сейчас (кинематограф 1930-1950-х гг.), либо когда нужно подбодрить людей, находящихся в тяжелом кризисе: даже в трудные времена наши современники могут быть сильными и порядочными, а значит, все не так безнадежно.

Так кто же стал положительным героем в постсоветском кино? Посмотрим на некоторых из них. Девяностые годы дали героев современных: генерала Иволгина (Михалыча) («Особенности национальной охоты») и двух демобилизованных после войны солдат: Данилу Багрова («Брат») и Николая Иванова («Мусульманин»). Это люди «из народа» (даже генерал Иволгин, отдыхающий в камуфляже без знаков различия, ничем не выдает своего генеральства). Это цельные натуры — они живут как дышат, рефлексия им не свойственна. Это умелые и храбрые вояки, которые никогда не теряются при любых обстоятельствах. Это обаятельные и сильные мужчины — и окружающие вынуждены признавать их силу: прежде всего силу характера, а не силу мускулов.

Чем они привлекательны? Иначе говоря, чего не хватало в те годы, когда они появились на экранах? Мне кажется, во-первых, важно то, что все они способны прийти на помощь. Ближний в беде — значит, надо ему помочь и его поддержать. Притом кто в беде, то и ближний. Все люди вокруг — это те, за которых ты несешь ответственность: компания, с которой ты отдыхаешь, товарищи по преступной банде или даже враждебно настроенные односельчане.

Во-вторых, при всей своей «народности» они очень одиноки. В моменты серьезного нравственного выбора они остаются одни. И даже не стремятся вырваться за стену непонимания. Для них это норма, обусловленная независимостью, самодостаточностью, способностью оставаться собой. Николай Иванов попал вообще в критическую ситуацию — его ненавидит вся округа за то, что он не пьет и не ворует, как все. Но это не сбивает его с пути. Все три героя приняли свое экзистенциальное одиночество как факт.

В-третьих, у них обострено чувство правды и справедливости. У Иволгина — в комедийном жанре — это выражено в мягкой форме: он просто следит, чтобы правила общежития не нарушались. У Данилы Багрова и Николая Иванова это проявляется в стремлении бороться с неправдой: Данила — оружием, Николай — своим молчаливым протестом.

Проблема же этих положительных героев в том, что они покалечены своим временем. В современной им социальной ситуации они все — не у дел. Положительный герой обычно делает что-то созидательное и часто способен повести людей за собой. Что же наши герои? Генерала Иволгина мы видим только на отдыхе, а не на службе, о которой почти ничего не знаем. Данила Багров — преступник, Николай Иванов — изгой из собственной деревни. Эти люди могут восхищать, но они не в силах объединить людей, потому что слишком одиноки, неприкаянны и не могут сделать ничего по-настоящему конструктивного. Все, что они могут, — противостоять собственным поведением той несправедливости, с которой сталкиваются. Но и это немало для девяностых годов: они показывают, что можно вести себя иначе, что не все решают деньги.

В итоге эти герои стали для многих «своими», то есть функцию нравственных ориентиров они все–таки выполнили.

После «лихих» девяностых «тучные» двухтысячные такого современного героя в кино, кажется, не нашли. Все–таки кризис и катастрофа дает подлецов и дезертиров, но дает и героев. А тут — не буря, а болото, в котором можно только гнить. Героев стали отыскивать в прошлом.

Однако раз нет концепции будущего, то и прошлое «распадается», исчезает единый исторический нарратив. Кого из киногероев 2000-х можно назвать условно положительными? На память приходят Колчак («Адмиралъ»), Тарас Бульба («Тарас Бульба»), святитель Алексий («Орда»). Однако вряд ли их можно назвать «своими»: Бульба слишком эпичен, Алексий уже потому не «свой», что человек из церкви и глубоко верующий — а это до сих пор чуждо большинству наших секулярных сограждан; Колчак — слишком аристократичен и «ненароден», да еще и из белых, так и оставшихся чужими для постсоветского населения.

Народным героем можно, пожалуй, назвать Валерия Харламова из «Легенды № 17». Герой-спортсмен обладает большим интегративным потенциалом — большим, чем любые другие исторические персонажи. Да и советское прошлое для нас более органично и близко по времени, чем «Россия, которую мы потеряли». Спортивные достижения уже давно стали аналогом военных побед. Но особенно важным мне кажется то, что Харламов действует в связке со своим наставником Анатолием Тарасовым.

Именно тандем Харламова — Тарасова я бы назвала положительным героем. Этот «дуэт» восстанавливает и связь поколений, и горизонтальные связи — чувство товарищества и командный дух. Амбициозный юноша попадает к суровому учителю, который жесткими методами воспитывает в нем командный дух. Это «командное» для Харламова не было чем-то естественным, но Тарасов покоряет его силой своего авторитета. Тарасов показан так, что понимаешь, почему ему верят, почему без него не состоялся бы этот молодой герой. Для его воспитания не нужна государственная машина (в этом фильме партийный чиновник, лезущий в спорт и прикрывающий свои корыстные интересы государственнической риторикой, кажется, единственный отрицательный персонаж), а нужен личный пример и личная преданность делу. В этом плане фильм, показывающий советскую эпоху — не про советские, а про наши современные реалии.

Патриотизм выглядит на редкость органично и без пошлого пафоса — это одно из счастливых исключений в постсоветском «патриотическом» кино. А все дело в том, что Тарасов показывает своему воспитаннику, что его личная победа и его личные достижения не противоречат интересам страны, не параллельны им, а совпадают с ними: и во имя первого, и во имя второго нужно полностью выложиться и мужественно переносить боль и трудности. Думаю, это фильм про нашу эпоху, точнее, про то, чего нам в нашей эпохе не хватает больше, чем в советское время: сотрудничества старшего и младшего поколений, добровольного и естественного союза личного и общественного, любви к стране и внимания к конкретному человеку.