Как и почему закрылись социальные лифты — в материале Н.Е. Тихоновой.
Публикация Центра изучения кризисного общества.
Н.Е. Тихонова,
СОЦИС 2014, №10 (Фрагменты)
Факторы стратификации в современной России: динамика сравнительной значимости
Эмпирической базой анализа стали данные общероссийских исследований Института социологии РАН 2005–2013 гг., общероссийских исследований Института комплексных социальных исследований РАН за 2001–2004 гг. и ежеквартальных мониторингов Российского независимого института социальных и национальных проблем за 1994–1998 гг. — всего более 20 исследований.
Анализ показал —
главным фактором стратификации в России второй половины 1990‑х гг. являлась работа в государственном или частном секторах экономики.
Действие же остальных факторов было связано с их влиянием на возможность занятости в частном секторе. Исключение составляли только должность (для тех, кто относился к руководителям первого уровня в госсекторе), постоянная вторичная занятость (свидетельствовавшая о востребованности человека в новых условиях), а также отсутствие полной стабильной занятости (для тех, кто был ее лишен).
Спустя 15 лет, в 2013 г., набор факторов самооценки социального статуса, сохранив общую конфигурацию, заметно изменился. На первом месте после признаков благосостояния (самооценок материального положения, оценок возможностей в разных сферах потребления — питании, одежде, отдыхе и т.п.) оказался статус родительской семьи.
Это свидетельствует о все большей межгенерационной консервации статусов в современной России, закрытии в ней «лифтов» социальной мобильности.
Тесно связанным с социальным статусом оказался и уровень образования родителей (причем чем выше было статусное положение респондентов, тем большее значение он имел).
Следующее по значимости место заняла группа факторов, характеризующих стабильность занятости респондентов и ситуацию у них на работе в целом (индикаторы — опыт безработицы и самооценки ее вероятности в будущем, возможности самореализации в профессии, необходимость использования компьютера на работе, профессиональный статус, своевременность выплаты зарплаты и соблюдение на работе норм трудового законодательства — официальное оформление, оплата больничного, отпуска, «белая зарплата» и т.д.).
В 1990‑е гг. занятость в государственном или частном секторе играла решающую роль для оценки человеком своего статуса, а приватизированные предприятия примыкали в этом отношении скорее к государственному, чем к частному сектору…[Сейчас] работа в госсекторе стала влиять на самооценки статуса скорее со знаком «плюс», чем со знаком «минус». При этом приватизированные предприятия теперь примыкают уже не к госсектору, а к предприятиям частного сектора.
Важные выводы.
Главный из них — усиление немеритократического характера современного российского общества и существование рисков «зависания» формирования в нашей стране классовой структуры, несмотря на все большую включенность россиян в рынок труда.
В 1990‑е гг. для того, чтобы занять определенную статусную позицию во вновь возникшем частном секторе, решающими оказывались личные, а зачастую — и личностные характеристики. Сейчас же на вероятность занятия той или иной статусной позиции в большей степени влияет происхождение.
Это повлияло и на снижение социально-психологических характеристик для занятия статусной позиции, которые имели такое большое значение в конце 1990‑х гг.
Гораздо менее значим, чем в 1990‑х гг., оказался такой фактор стратификации, как регион проживания. Тип поселения при этом стал вообще статистически незначим. Видимо, внутри поселений сформировались локальные социальные структуры, в рамках которых человек и определяет свое место в структуре общества.
Можно сказать, что факторы, объективно значимые для самооценок россиянами собственного статуса, не просто изменились за последние 15 лет. Их развитие прошло как бы «по синусоиде». Сначала, в процессе развития в 1990‑х гг. частного сектора и структурной перестройки экономики, удельный вес социально-психологических характеристик вырос, а объективные характеристики сместились на менее значимые позиции. В начале 2000‑х гг. ситуация как бы «зависла». Период же со второй половины 2000‑х гг. ознаменовался сокращением значимости факторов, связанных с личностью актора, и ростом значимости условий его социализации и социального капитала.
Вторым показателем социального статуса выступал уровень материального благосостояния. В то же время стала чрезвычайно значима группа факторов, характеризующих место человека на рынке труда. Кроме того, как и в случае с субъективным социальным статусом, снизилась роль проявлений личной активности в решении собственных проблем.
Результатом структурной перестройки российской экономики стало сокращение (с 73,8 млн рабочих мест в 1991 г. до 67,7 млн в 2011 г.) и изменение пропорций занятости, и определяющих, в конечном счете, модель социальной структуры общества. Особенно сильно сократилась занятость в науке (втрое), в промышленности (более, чем в два раза), в строительстве (в 1,6 раза) и сельском хозяйстве (в 1,5 раза).
Основной прирост их пришелся на торговлю и сферу бытового обслуживания, занятость в которых выросла с 5,6 млн в 1991 г. до 12,2 млн в 2011 г. Отметим, что в России именно в этих отраслях велика доля теневой, нестабильной и т.п. занятости, а заработки рядовых работников относительно низки.
Структурные позиции составляют 10 страт, которые можно объединить в 5 основных слоев:
— бедствующие (1–3 страты, составлявшие по состоянию на 2012 г. 8–9% населения),
— малообеспеченные (4–5 страты, чуть более половины населения),
— среднеобеспеченные (6–7 страты, 21%),
— обеспеченные (8–9 страты, 15%),
— высокообеспеченные (10 страта, 1%).
Эти слои характеризуются не только качественно разными жизненными шансами, но даже разной исторической судьбой.
