На выставку Евгения Волобуева (уже точно не помню, кажется, в 1968 году) я пришел в надежде за полчаса посмотреть экспозицию картин и отправиться по своим делам. К моему удивлению, в выставочном зале, что на Красноармейской, было не протолкнуться. Открытие затянулось на целый час. Наконец присутствующие двинулись в тесноватом зале по часовой стрелке осматривать работы художника.

Желающим предоставилась возможность после осмотра выступить. Я тоже взял слово. Помню, оценил увиденное в целом позитивно, несколько полотен похвалил. Далее сказал, что ряд работ произвели впечатление, якобы я их уже где-то видел, сравнил их с произведениями импрессионистов, и сделал вывод: в этом плане Волобуев не открыл нам ничего нового, хотя эти картины понравились. Обратил внимание на удивительную особенность его творчества: он открывает нам красоту тех вещей, которые нас постоянно окружают, но почему-то остаются незамеченными. «Вот почему, — заключил я своё выступление, — мы все в долгу перед мастером, открывающим наши глаза на мир».

Выступали другие. В основном — комплименты «виновнику торжества». А какой-то мужик явно партработник или активист из числа тех, кто привык выражаться отрывками из передовиц газеты «Правда», принялся поносить Волобуева, перечисляя названия картин (считываемые по бумажке), вешая ярлыки, обвиняя его в отступлении от социалистического реализма. Особенно много он говорил о картине, которая у меня вызвала впечатление безысходности, убогости всей нашей жизни.

Сюжет был обычным для послевоенного времени, да и в 60-х еще по всей стране можно было наблюдать то, что изобразил художник: посреди села — могилка, покрытая травой, деревянный обелиск с жестяной красной звездой, незамысловатые цветы вокруг могилы, и всё это обнесено деревянным заборчиком, выкрашенным зелёной краской… Несколько пожилых женщин, наверно, вдов, подросток в сапогах и пиджаке не по размеру… У всех у них измождённые лица, натруженные руки — типичные приметы колхозной действительности…

«Эта картина, — рычал недовольный критик, — клевета на нашу жизнь! Вы только посмотрите на эти лица!… Они же могут вызвать лишь антипатию! А взгляните на этого мальчишку! Урод какой-то, а не пионер! Разве может настоящий художник представлять на обозрение такое уродство?!»

Ведущий объявил: «Слово предоставляется писателю-фронтовику Виктору Некрасову».

Я открыл рот от неожиданности: почему-то представлял, что автор известной книги «В окопах Сталинграда» живёт то ли в Сталинграде, то ли в Москве. А тут — вот он, в трёх шагах от меня!… И живёт он в Киеве!…

Некрасов сказал: «Мы не позволим порочить правдивые произведения талантливого художника! Вам хотелось бы здесь увидеть жизнь в розовом свете?! Нет! Эти деревенские женщины, этот пацан с недетским взглядом, этот убогий обелиск на могиле погибшего солдата намного выше дамы с мечем! Нормальным людям не нужны прилизанные сюжеты, не нужна гигантомания — им нужна правда! В этом скромном, бедном последнем пристанище воина больше человечности, чем во всех бронзовых и железобетонных колоссах!»

Я и еще несколько человек захлопали в ладоши, но основная масса хранила молчание. Некрасов и еще один невысокий мужчина подошли к Волобуеву, поблагодарили его за выставку, пожали ему руку и вышли из зала.

Всем понятно, что «дама с мечем» — это известная огромная скульптура Евгения Вучетича на Мамаевом кургане в Волгограде. В то время требовалось мужество — так отзываться о памятнике «Родина-мать зовёт», который считался главным памятником в Советском Союзе. Тем более, что Виктор Некрасов сам был участником Сталинградской битвы и даже написал повесть об этой битве. Вне всякого сомнения, в киевском выставочном зале на Красноармейской, кроме Евгения Волобуева и зрителей присутствовали и агенты КГБ. И многие об этом догадывались, поэтому выражение Некрасова «дама с мечем» произвело сильное впечатление… Кстати, Евгений Вучетич рассказывал Андрею Сахарову: «Меня спрашивает начальство, зачем у неё открыт рот, ведь это некрасиво. Отвечаю: «А она кричит — за Родину… вашу мать!…»

Прошло много лет. Некрасов уже был в эмиграции, когда в 1977 году мне довелось встретиться с тем невысоким мужчиной, сопровождавшим тогда Виктора Платоновича на выставке. Это был Дмитрий Александрович Александров, фронтовик, бывший комбат, журналист, талантливый поэт, с которым мне довелось работать в книжном издательстве. Это был замечательный человек, которого я очень уважал.

Мир тесен!

© Олег КРАВЧЕНКО