«Они другие! Они совсем другие!» — твердят мои встревоженные сверстники и те, кто постарше, про наших детей. Я улыбаюсь в ответ.

На моей памяти это уже вторые «другие». Первыми были «игреки», теперь — очередь «зетов», появившихся на свет в 1995- 2000 годах.

Дэвид Стиллман в своей книге о поколении «зет» назвал мир, в котором они живут, миром фиджитал. И правда, «зеты» обитают там, где физический и цифровой (digital) миры перетекают и подменяют друг друга.

Книга Дэвида Стиллмана «Поколение Z на работе. Как его понять и найти с ним общий язык» была переведена русский в 2018. Автор изучает теорию поколений на протяжении нескольких десятилетий. А ценности поколения Z хорошо представлены в книге благодаря диалогу, который ведет Стиллман со своим сыном Ионой — типичным представителем этого поколения.

Перефразируя Декарта, получится что-то вроде: «Если я видел их сторис, значит они существуют».

«Пруф или не было» — под таким девизом живет «зет». Сам, может быть, того не подозревая. Фиксирует жизнь в фото и видео, без которых реальность не существует. Умеет видеть мгновения «здесь и сейчас», ведь в Snapchat после открытия сообщение исчезает.

Для «зетов» важна персонализация. Это не удивительно, когда с рождения маркетинг догоняет тебя триггерными рассылками, таргетированной рекламой, да и просто напоминаниями о том, что тот, кто обзавелся кастомными кроссовками N, может украсить их дополнительными элементами вроде вот этих нашивок.

Дочь с восторгом показала мне описание компании Аsos: «Вот, смотри, в какой компании хочется работать». Этот текст лучше многих статей и книг характеризует поколение:

«Мы верим в свободу быть собой без стеснения и критики со стороны окружающих. Каждый достоин экспериментировать и самовыражаться, быть смелым и воспринимать жизнь как невероятное путешествие <…> Наши покупатели (да, да, вы) уникальны. И мы делаем все, чтобы вы могли найти не только свой размер, но и крой. <…> Для нас важно показывать здоровое тело, которое не зависит ни от каких стереотипов. Поэтому мы работаем с моделями разных цветов и размеров, которые выглядят, как наши покупатели. Мы также не улучшаем их внешний вид на компьютере: не меняем формы и не убираем растяжки.<…>»

Для «зетов» важно быть собой, быть уникальным, воспринимать мир «нефильтрованным». Доверие к индивидуальному становится сильней, чем доверие к правильному. Не будем забывать, что поколение «зет» родилось и сформировалось в эпоху так называемой новой искренности 90-х. В эпоху, когда в противовес постмодернистской иронии и игре, циничной и высвечивающей художественный прием, появился интерес к самому человеку, с его наивностью, открытоcтью, с его ни на что не похожим «Я». И фраза Дмитрия Воденникова: «У меня есть четкое убеждение, что всё, с чем может работать современный автор — это собственная жизнь и собственное тело», сейчас применима далеко не только к литературе.

Новая реальность формирует новые ценности. Значит ли это, что поколения разделяют прочные границы? Есть ли повод восклицать «распалась связь времен» в очередной раз, как это делают многие авторы статей о поколенческих ценностях? Так ли уж нова новая искренность?

Разве не сталкивались мы ни с чем подобным до прихода зетов? Да, не было таргета и ретаргета, триггерной рассылки и директа. Но тот же путь от принятия до отторжения печатной и ТВ рекламы, я- «икс» помню хорошо. Взрывная популярность рекламных многостраничных газет, рекламные ролики, разошедшиеся на цитаты, у некоторых моих ровесников до сих пор в лексиконе фразы: «и Сережа тоже», «сколько вешать в граммах». Но плотность информационного потока достигла максимума. Реклама перестала быть антрактом. Реклама стала назойливо пушить и требовать, призывать и тыкать. Как только начиналась рекламная пауза при просмотре фильма, мы выходили из комнаты. Выдохнули, когда появилась возможность смотреть видеофильмы без рекламы. А в интернете появилась возможность скрывать рекламные баннеры. Ненастоящий мир. Глянцевый, созданный с одной единственной целью — продать. Потому, и спонсорский материал, и нативная реклама распознаются по торчащим ушам продающего текста. Дочитываются только истории, в них есть чувство и эмоция, пульс жизни.

Знали ли мы о наступлении эпохи новой искренности? Нам было достаточно старой.

Старая искренность. Небольшой экскурс в историю.

Искренность появилась задолго до нас — «иксов», «игреков», «зетов».

Самая значимая ее прародительница — чувствительность 18 века. Человек стал интересен философам и писателям сам по себе, вне общества и героического прошлого. Нормой стала естественность, познание мира через чувства. Кто же не помнит хрестоматийную Бедную Лизу. Кстати, популярность Бедной Лизы была столь велика, что за ней последовали шлейф подражаний: Бедная Маша, Несчастная Маргарита, Прекрасная Татьяна. «Я люблю те предметы, которые трогают мое сердце и заставляют меня проливать слезы нежной скорби!» — уверена, легкие стилистические изменения — и эту фразу из повести Карамзина можно будет увидеть растиражированной в комментариях соцсетей.

Чуть позже романтики упорно искали внятный язык для чувств и эмоций. Вспомним Тютчева: «Как сердцу высказать себя?»

Импрессионизм, не философствуя, предложил посмотреть на реальность сквозь наши впечатления и настроения.

А экспрессионизм призывал «писать эмоции художника, а не внешний мир», «искать собственную душу». Прямо-таки отсыл к «собственной жизни и собственному телу» новой искренности.

Власть новой искренности: найди 10 отличий

А какие границы ей, новой искренности, подвластны?

На наших глазах гламурная модель сходит с подиума и превращается в даму XXL, с целлюлитом и без тени косметики на лице. Гламурный мир глянца, как и одноименный фильм Кончаловского — теперь путешествие в прошлое.

Общественное мнение сдвинулось в сторону естественности вместе со стрелкой на весах, и, похоже, весы зависли на крайней отметке. Социальные границы и нормы под вопросом. Фэтфобы и головы не смеют поднять, на обложке Cosmopolitan — Тесс Холлидей, самая популярная модель plus-size.

Такое мы уже наблюдали в европейской культуре. Начало положили художники эпохи Возрождения Леонардо и Дюрер. Они перестали искать идеальные пропорции, а стали показывать многообразие тел, включая и телесные уродства. В 17 веке это привело к появлению естественного, полного, и даже тучного тела на картинах Рембранта и Рубенса. «Три грации» — это не просто полнота, как вы помните, это полнота самой жизни.

Фэтфоб — человек, который если дословно, боится (от англ. fat — жир, phobia — боязнь), а если точнее, осуждает людей с лишним весом.

Лукисты — (от англ. look — вид, внешность) — циничный ценитель красоты, человек, который судит о других только по внешнему виду, «по одёжке». Употребляется с негативным оттенком.

Нормкор — (normcore) образовано от слияния английских слов normal (нормальный, обычный) и core (сердцевина, ядро), в противовес hardcore (интенсивный, безжалостный). Это стиль, ядром которого являются самые обычные, ничем не примечательные вещи. Главная задача его приверженцев — не выделяться из толпы, даже если на тебе надеты супердорогие брендовые вещи.

Лукисты, еще недавно учившие нас строгому сочетанию стилей и фактур, капитулируют перед нормкором — стилем небрежным и простым. Искренность стирает границы стилей. Да и как их соблюсти, если ты одет «на скорую руку», словно вытащил из шкафа первую попавшуюся майку и джинсы.

Качался ли раньше маятник моды от рюшей и избытка аксессуаров к естественности и простоте? И не раз. Знатоки и просто любители истории моды припомнят и маленькое черное платье Коко Шанель, которое совершило революцию в мире «ряженых», и практичный тренч, вошедший в моду после первой мировой, и спортивные рубашки унисекс от Рене Лакоста. И как не вспомнить эксперименты советской культуры 20-х годов 20 века? Знаменитый ИНХУК, в котором трудились Ламанова, Родченко, Татлин, пытаясь заменить моду на простоту и удобство, ратуя за гигиеничность и «социально-техническую целесообразность». Даже термин появился «прозодежда». Вполне применимый к сегодняшним нашим нормкоровским лукам, ну чем рубашки и джинсы не производственный костюм?

Новая искренность дарит новый взгляд на ресурсы: если тебе достаточно, то зачем сверх? Так исчезает тяга к шопингу, развивается фудшеринг и фриганство. Люди делятся излишками еды или используют в рационе пригодные продукты со свалки.

Фудшеринг — (англ. fооd -еда и share— доля) это экологическое движение, которое помогает организациям и людям не выбрасывать еду, а делиться ею с другими бесплатно. Фудшеринг существует в Москве и Санкт-Петербурге с 2015 года.

Фриганство — (англ. freeganism от free — «свободный, бесплатный» и vegan — «веганизм») — стиль жизни, который отрицает принципы потребительства. В качестве источника продуктов питания и других материальных благ фриганы используют свалки и мусорные контейнеры. В отличие от нищих, фриганы поступают так по идейным соображениям.

Во фриганстве слышны отголоски той эпохи, когда к ресурсам относились рачительно. Из костей и отходов животного мира в 19 веке изготовляли пуговицы, клей, бумагу, удобрения, мыло и свечи, из печной сажи — ваксу. По улицам России и европейских городов ходили тряпичники. Собранное тряпье затем перепродавалось на ярмарках писчебумажным фабрикам. Ну, а потом бумагу стали делать из древесины, фосфат — добывать, а пуговицы штамповать из пластмассы. Наступает эпоха массового производства.

Но к концу 20 века гигантизм и глобализм как стратегии больше не привлекают. Люди хотят, чтоб мир был им соразмерен. Маленькие города, экопоселения, неторопливая жизнь, время на сон и еду — та самая жизнь на «низкой передаче». Дауншифтинг вместо блестящей карьеры уже не вызывает удивления. Изобильное разнообразие не делает человека счастливым, и человек выбирает главное — то, что ему искренне интересно.

«Представьте, каким стал бы мир, если бы каждый человек на планете бросил хотя бы одно ненужное дело ради чего-то действительно стоящего?»

Грег МакКеон. «Эссенциализм. Путь к простоте»

Погоня за успехом перестала быть интересной. Публика предпочитает «ночи факапов». Герои этих встреч рассказывают о том, насколько они «земные» и через какие испытания прошли, чтоб достичь успеха. В столицах первые FuckUp Nights прошли лет шесть назад, теперь подтянулись и регионы. Вторят им Matrang и Баста в песне «Ну, привет»: «Не упрекай / Без ошибок никак/ Без ошибок не смог бы. Я слышу твой голос/И не вижу, но чувствую/ Катятся слезы, ма».

Ново ли это для человечества? Нет, дауншифтинг имеет солидную историю. Можно вспомнить 300-е годы нашей эры и императора Диоклетиана, который предпочел выращивание капусты возвращению к императорской власти. А можно 18-ый век, остро поднявший тему противостояния человека и общества с его промышленной революцией. Ж.-Ж. Руссо пишет о том, как прогресс навязывает человеку ложную систему ценностей, о том, как природа становится единственной возможностью для человека вернуться в исходное состояние. В 19-м веке ему вторят романтики и члены бостонского философского клуба, тезисы которого Г.Д. Торо проверил на практике и описал в своей главной книге «Уолден, или жизнь в лесу»: «Я ушел в нее <природу>, потому что хотел жить разумно, иметь дело лишь с важнейшими фактами жизни и попробовать чему-то от нее научиться». В России идеи опрощения представлял Лев Толстой. А в 60-е годы 20 века появляется контркультура и хиппи, например, исповедующие отказ от техногенного пути, ненасилие и остранение.

В эпоху новой искренности место бравурных интервью прочно заняли истории. Они помогают живо представить, где, когда, как и что происходило, вовлекают читателя и дарят эмоцию. И всё, вы — в ловушке. Узнав однажды, что «Додо пицца» названа в честь исчезнувших из–за доверия и наивности маврикийских дронтов, вы уже не забудете никогда о ценностях этой компании — отзывчивости и открытости. И при случае перескажете эту историю как удачный прием своим друзьям.

История от первого лица всегда вызывала доверие. Традиция дневниковой и автобиографической прозы существует с 17 века. В 90-е в России активно издаются дневники Пришвина, Ольги Берггольц, В. Некрасова, заметки Олеши «Ни дня без строчки».

Теперь роль таких дневниковых записей выполняют блоги. Для них характерна та же фрагментарность и необработанность текста, но и разница, безусловно, есть. Блогинг становится способом жизни и нарочито претендует на реакцию читателя. Вот Слава Сэ, автор, выросший из заметок блога, пишет в последнем посте знаменательное: «Я всё важное теперь записываю прямо тут, в фейсбуке». Все важное рассыпано в коротких постах, и автор ждет комментариев, открытый всем ветрам.

Любой, вне зависимости от социального статуса, может прокомментировать текст и фотографию, высказать свое мнение, троллить или сочувствовать. Владелец сообщения — почти Демиург. Он вправе удалять, банить неугодных и культивировать мнения тех, кто близок. Читатели соцсетей отмечают: комментарии часто интересней поста. Они обнажают чувства. Они обостряют эмоции. Они объединяют новые сообщества под хештегом, как под знаменем, вспомним, хотя бы, #MeToo.

Жители эпохи новой искренности предпочитают вкладываться не в вещи, а во впечатления. Им нужно вовлечься в действие, не иначе. К нашим услугам иммерсивный театр. «Самый волнительный спектакль сезона… это вы» — гласил сайт спектакля «Твоя игра» в 2017-м. В одиночестве или в компании актеров и других участников вы бродите по комнатам особняка, или слушаете шум волн, идя по набережной, а может быть трясетесь в фуре, слушая истории дальнобойщиков, или раскачиваетесь в гамаках, по-новому проживая поэзию Бродского… Мобильный художественный театр Михаила Зыгаря предлагает «скачать театр в свой смартфон» и пройти «1000 шагов» с Кириллом Серебренниковым по Остоженке и Пречистенке, послушав историю взаимоотношений художника и власти в России или проследовать по маршруту за Мастером и Маргаритой. Граница между искусством и реальностью стерта.

При этом создатели «новой драмы» и иммерсивного театра помнят о своих театральных корнях. Они реализовали то, о чем мечтал Брехт. Сцена упразднена, зритель — такой же актер и участник квеста. А сам Брехт в свое время писал о том, какое значительное влияние оказал на него агитпроптеатр «Синяя блуза», возникший в СССР в 1923 году. Спектакли ставились в этом театре не по пьесам, а по сценариям, воссоздаваемым каждый раз на актуальном материале.

Да, прошло сто лет, многое поменялось. Теперь создатели screenlife-фильмов, например, замещают реальность digital-пространством, историю рассказывают с помощью интерфейса, чатов и роликов на YouTube. «Веб-терапия» — как сериал, полностью построена на чатах, между которыми зритель может переключаться, узнавать подробности, тем самым вовлекаясь в сюжет, в привычном для себя мире приложений. А вот истории пациентов всё так же «старомодны», они о поиске себя и своего места в мире.

Какими бы ни были новые социальные нормы и мода, инструменты и приемы, взаимодействия автора и читателя, в центре оказываются эмоции — неподдельные, искренние и естественные.

«Зеты» о себе, своих чувствах и эмоциях

В разговоре с «зетами» я, как и мои сверстники, тоже отмечаю, как наполнена их речь словами-маркерами, погружающими в эмоции: «приятно», «скучно», «удовольствие», «вдохновение», «искренняя радость», судите сами:

Артем Кузнецов, 21 год, студент, ЯГТУ, машиностроительный факультет:

Постоянно возникает желание прокомментировать посты, в которых отражены изменения в жизни моих близких и друзей — будь то получение диплома, очередная поездка в другой город или же победа на соревнованиях. Приятно посмотреть фоточки, иногда они помогают просто скоротать 10-15 минут.

В большей степени меня привлекает фантастика. … На различного рода спектакли не хожу, потому что последние три моих похода в театр заставили задуматься: " Почему мне скучно на это смотреть?", " Может дело во мне?", " Скорее всего я чего-то не понимаю! " — примерно такие мысли посещали меня, но в конечном счёте пришло осознание того, что не все в театре замечательно, и многое зависит от актёров и их умения донести до зрителя суть момента. Чтобы получать кайф от театра, надо знать, на что ходить и куда, у меня с этим небольшие проблемы.

… Единственное, что я прочитал за последний год, не считая учебной литературы, — роман «Над пропастью во ржи» Джерома Д. Селинджера. Ощущения очень странные, заставляет задуматься, но особого удовольствия не получил….

Юлия Плетнева, 20 лет, студентка, ВШЭ (СПб), юридический факультет:

Меня вдохновляют абсолютно разные фотографии: артисты балета во время их репетиций, фотосессий или выступлений на сцене; фото неизвестных мне людей, которые излучают такую красоту и искренность на фото, что мгновенно влюбляешься; животные и живописные места нашей планеты…

Комментирую в соцсетях я нечасто, только если о-о-о-чень понравилась фотография или если автор публикации задает вопрос, на который хочется ответить. Просматриваю публикации Zoella, Alfie Deyes, других знаменитостей YouTube, а также людей, активно выступающих за защиту экологии по всему миру, таких как, например, Niomi Smart, Connor Franta, Vegan Holly, Phoebe Tonkin, Holy_cow_blog и др.

Последнее время очень часто плачу над фильмами, и связано это, наверное, с тем, что я отдаю предпочтение трогательным и глубоким картинам: о любви, дружбе, животных, о жизненных трудностях, которые не мешают персонажам быть счастливыми.

На днях я смотрела мультфильм «История игрушек- 4», который заставил не только смеяться на протяжении всего фильма, благодаря детально проработанным забавным персонажам, неловким ситуациям, но и плакать в моменты, когда героям приходилось расставаться друг с другом или, наоборот, в минуты искренней взаимной радости 😊.

Обещанное в заголовке: про границы и мосты

Я чувствую себя вполне комфортно в этой реальности «зетов» и в общении с ними. И знаете почему? Нас связывает пуповиной, та самая новая старая искренность, вопросами «Кто я? Чего я хочу? Куда иду?».

Ценности и эмоции, которыми мы живем, экзистенциальные вопросы, оказываются важнее формы и технологической обертки. Как только мы перестаем фокусироваться на разнице поколенческих наречий, статусах и шаблонах, а начинаем фокусироваться на смыслах, появляется объединяющая нас искренность. А уязвимость — та самая цена, которую придется заплатить за открытость и диалог. Только заглядывая в другого, мы можем определить себя. Значит, непременно нужно перейти на другой берег.

И непроходимая, казалось бы, граница превращается в мост. Помните, у Алексея Иванова в «Географе…»: «Мосты — самое доброе изобретение человечества. Они всегда соединяют». Границы-мосты — это не умозрительная конструкция. Они существуют. Такая граница-мост есть между Панамой и Коста-Рикой, она одновременно разделяет страны и связывает их.

Мне тут сказали очевидцы, что мост так себе, шаткий. Как и сама реальность. Порядок вещей веками держится на честном слове, а приглядишься — на искренности.