Create post

Георгиевская лента как бинарный знак

Ezhen Nezhenya
Полина Николаева
syg.ma team
+11


«Правда о войне не реализована ни наукой, ни искусством, — главная и основная так, по-видимому, и уйдет в небытие. Молодые поколения, разумеется, по уши в собственных проблемах, а старые, те, что на своих плечах вынесли главную тяжесть войны? Боюсь, что эти не только не способствуют выявлению правды и справедливости войны, но наоборот — больше всех озабочены ныне, как бы спрятать правду, заменить ее пропагандистским мифологизированием, где они герои и ничего другого" В.Быков

Конструирование отношения к прошлому — важный компонент проводимой государством национальной культурной политики. Выстраивание идентичности часто базируется на диалоге с прошлом — так, даже его отрицание может быть основой для создания концепции нового общества. При этом особенное внимание со стороны власти исторические реалии встречают во время кризисных явлений, обострения внутренних противоречий; тогда как в ходе достижения новых успехов в настоящем, общество достаточно мотивировано действительностью, и история остается предметом исследования и обывательского любопытства, не являясь средством воздействия.

Особое место в ретрансляции истории занимают наиболее дискуссионные, неоднозначные или значительные события и явления. Однако, разъяснения субъектам истории их положения и роли во временном процессе почти неизбежно принимают характер формирования политической коллективной идентичности. И если в связи с большой временной удаленностью некоторые из вопросов представляются предметом академических споров — такие, как фигура Петра I или Великая Французская революция, — то история менее удаленная, еще связанная с настоящим живыми воспоминаниями, сталкивается с обязательным устремлением загнать ее в рамки категорических интерпретаций. Это необязательно должно быть возвеличивание достижений — так, в послевоенной Германии частью национальной политики было признание вины, особенно обострившееся уже через несколько десятилетий: с постепенным отходом от замалчивания и перекладывания ответственности только на ряд официальных лиц. Также эти оценки вполне могут меняться со временем — если в СССР Первая Мировая клеймилась как империалистическая и антинародная, то в постсоветской России она рассматривается как часть славного наследия российской военной истории.

Для достижения поставленной задачи по созданию необходимой концепции исторического прошлого государство редко апеллирует к рациональной аргументации, доказательной базе и академической науке. Более надежным инструментом является воздействие на коллективное сознание через первичное восприятие, эмоции, визуальные образы. Важно проанализировать, какими средствами достигается конструирование того или иного мифа — а общественное представление об исторических событиях представляет собой, безусловно, миф в значении, разработанном философами континентального постструктурализма — то есть условную, коннотативную и идеологически ангажированную систему, знак второго порядка.

Большую роль в конструировании мифа играют визуальные образы; они наиболее впечатляющи и вездесущи: сопровождают любого человека, вышедшего на улицу. Визуальное занимает ключевое место в повседневности — оставаясь наедине с собой, житель города сталкивается с огромным количеством информации самой разной ценности и значимости, фильтровать которую достаточно тяжело.

Государственное участие в создании историко-культурного представления о Великой Отечественной Войне очень велико. Зрительное восприятие фиксирует знаки, характеризующие образ войны, в любом российском городе в любое время. Этот список включает в себя названия улиц, мемориальные комплексы, скульптуры, Вечный огонь, площади, скверы и аллеи. Смысловая нагрузка любого подобного памятного символа конвенциональна. В них нет прямой пространственно-временной связи с событиями войны, что отличает их, например, от захоронений в местах ожесточенных боев или музейных комплексов в нацистских лагерях.

Казахстан, Павлодар. Обелиск славы и вечный огонь войнам погибшим в Великой Отечественной войне

Казахстан, Павлодар. Обелиск славы и вечный огонь войнам погибшим в Великой Отечественной войне

Официальные представления о форме памяти о войне, эмоциональном окрасе изображаемого, ярко проявляются в период памятных дат, особенно юбилейных. Муниципальные власти самостоятельно украшают город знаками, лентами, плакатами, вывесками; кроме того, они дают рекомендацию коммерческим учреждениям на украшение витрин. Чаще всего это советская символика, награды времён ВОВ, фотографии советских солдат и военной техники. Характерно, что изображения скорбящего, трагического характера представлены довольно редко.

Рассматриваемый здесь пример — из символов довольно свежих, в этом году его перерождению исполняется десятилетний юбилей. Безусловно, георгиевская лента как атрибут, не связанный с официальной памятной символикой, существует давно. В царское время лента сопровождала орден Святого Георгия, в советское именовалась «гвардейской» и использовалась при оформлении колодки ордена Славы и медали «За победу над Германией». Также в СССР лента применялась в униформе гвардейских подразделений и ограниченно употреблялась при оформлении юбилейных открыток и марок, связанных с вооруженными силами.

Широкое использование ленты под возвращенным названием «георгиевской» начинается с 2005 года, когда в рамках акции РИА «Новости» ленточки бесплатно раздавались, ассоциированные с памятью о ВОВ. Как комментировали авторы, целью «стало стремление во что бы то ни стало не дать забыть новым поколениям, кто и какой ценой одержал победу в самой страшной войне прошлого века». Масштаб акции стремительно увеличивался, ленточка вышла далеко за рамки отдельной акции общественного проекта и уже в 2007 году была принята в качестве официальной символики войны — когда первые лица государства на параде прикрепили к одежде двухцветные ленты.

Показательно повсеместное использование ленты в оформлении уличных билбордов и плакатов. При этом наибольший интерес представляет постепенное вытеснение ранней символики (красные гвоздики, Вечный огонь, могила Неизвестного солдата) георгиевской лентой. Особенный интерес для анализа представляет наложение ленты на архивные черно-белые фотографии.

В ходе повседневной жизни зритель поверхностно считывает памятные плакаты, не анализируя их содержания. На бегу вглядываться в фотографию сложно, за рулем автомобиля — тем более. Таким образом, лента стала визуальным образом-ширмой, приписывающим всему изображению определённую функциональную роль (плакат в честь юбилея Победы). Интересно здесь то, что лента перекрывает значение иконического наполнения архивного снимка. Окаймление любой исторической фотографии чёрно-оранжевой полосой подразумевает почитание праздника, а изображение перестает обладать внутренним содержанием и иной функциональной нагрузкой, кроме апелляции к старине. Это привело к большому количеству парадоксальных казусов, число которых с каждым годом только растёт: на многих плакатах изображались фотографии не советских солдат, а американских или даже немецких. При этом въедливые поиски и разоблачения этих ошибок интернет-пользователями по сути своей не имеют смысла, поскольку исходят из интегральной значимости изображения, тогда как в повседневности это противоречие просто не считывается. Даже если потенциальный зритель плаката разбирается в деталях униформы и вооружения времён Второй Мировой войны, он все равно в подавляющем большинстве случаев походя воспринимает весь плакат как целое, где более простой знак-символ ленты, несмотря на свою условность, заслоняет собой фотографию.

Впрочем, лента не только перечеркивает смысловое наполнение сопутствующих ей знаков, но и лишается собственного изначального значения, исторического контекста. Неважно: в Российской Империи или в СССР, лента неизбежно связывается с вооруженными силами — более того, с активными их действиями, ратными достижениями, заслуживающими высокой награды или гвардейского статуса. Это вполне укладывается в логику отмечания Дня Победы как дня в первую очередь военного, триумфального — прежде, чем поминального. Однако парадоксальным образом лента присутствует в официальном знаке 70-летия Победы. В нем она совмещается с эмблемой голубя мира — наиболее узнаваемого пацифистского символа, диссонирующего с милитаристским мифом.

Кроме того, в связи с лентой можно говорить еще и о некотором преобладании материального означающего над условным, метафорическим значением, что приводит к своего рода дефектной логике. Георгиевская лента сама по себе становится явлением, предметом, подвергшимся сакрализации. В стремительно сжатые сроки лента была фактически уравнена в восприятии с национальным знаменем. Пренебрежение к куску раскрашенной ткани расценивается как неуважение к историческому подвигу ветеранов, грязь на ленте или ее выбрасывание — как кощунство.

Лента, вопреки логике инициаторов акции, становится максимально примитивным, одномерным символом, ярлыком без контекста, считываемым точно по оппозициям структуралистов — бинарно. Это еще одно ее проявление в современности, оборотное и почти неожиданное — отличать «своих» от «чужих». Здесь и ее использование в ходе протестов в Украине с последующим жестоким запретом, и её появление на одежде участников любых прогосударственных массовых акций в Росси, даже не связанных с празднованием годовщины дня победы.

Изначальная цель раздачи лент была привлечь внимание к изучению Великой Отечественной. При этом ленту регламентировалось не использовать в политических целях, для продвижения товаров и услуг, в рекламной упаковке. Сохранить эти правила не удалось: подхваченная как официальный символ, лента быстро была широко принята на вооружение как политическими, так и коммерческими организациями. В некоторых случаях это принимает откровенно гротесковые, абсурдные формы: как с украшением георгиевской лентой продуктов питания или товаров народного потребления.

Что касается государственного употребления ленты в агитационных материалах, то ее пример позволяет говорить о двух тенденциях в конструировании исторического мифа, в частности, вокруг войны. Во-первых, наблюдается повышение востребованности пропаганды объединения, сплочения — пусть даже под символом прошлого триумфа. Принимая во внимания затягивающийся политико-экономический кризис, государство заинтересовано в мобилизации населения через исторический дискурс. Это подтверждается и в других проявлениях празднования юбилея — как, например, в патетической речи президента России Владимира Путина. Во-вторых, символика и инструментарий воссоздания исторической памяти упрощаются. От рефлексии о войне 90-х — начала нулевых государство переходит к замещению дискуссии по спорным вопросам нейтральными и однозначными образами, вместе с тем, возвеличивающим государство и силу оружия.

Несмотря на кажущуюся незначительность такой детали, как символика праздника, она может говорить очень много о проводимой государством культурной политики в отношении собственной истории. Знаковый уровень, визуальная репрезентация идеологии сообщает о ней не меньше официальных речей. Так, при доминировании траурной памятной символики сама оценка войны подразумевалась бы иной. Триумф и играющая силой торжественность едва ли бы сочетались с днем памяти и скорби о миллионах погибших. Впрочем, такой символический ряд сам по себе не предполагает государственного официоза, поскольку неизбежно приводит к вопросам к власти и истории, возможно ли было обойтись меньшей кровью.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Ezhen Nezhenya
Полина Николаева
syg.ma team
+11

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About