Традиционно считается, что Французская революция была поистине народной. К реальности это, впрочем, имеет отношение весьма посредственное. Одним из доказательств оного является Лионское восстание — антиправительственный мятеж во втором по численности городе Франции, подавленный с репрессиями и чуть ли не разрушением самого города уже после его взятия.
Лионское восстание нельзя назвать роялистским. Лионские горожане поднимались не за Церковь и Корону; у них не было знамён с девизом ‘’Vive le roi!’’. Городские власти просто имели несколько иной взгляд на развитие революции, за что и поплатились, вместе с бюргерами. Но, обо всём по порядку.
На 1789 год, Лион, помимо Парижа, был единственным городом Франции, чьё население превышало 100 тысяч человек. Второй город Королевства был важным банковским, торговым и мануфактурным центром. В одной только шёлковой промышленности в общей сложности трудилось порядка трети взрослого населения города. Именно по Лиону достаточно сильно ударил экономический кризис, произошедший после введения режима свободной торговли с Англией — французские мануфактурщики попросту не выдержали конкуренции с более высококачественным английским товаром. На момент начала революции, по наблюдениям известного английского писателя Артура Юнга, посетившего город в декабре 1789 года, в бедности и нищете пребывало порядка 20 тысяч горожан. Примерно в это же время начались волнения по поводу налогов — простые лионцы надеялись, что собираемый парламент наложит вето на планы по их повышению, а также на то, что действовавшие налоговые привилегии торговой элиты города будут отменены.
Этого, впрочем, так и не произошло, и недовольство в городе, несмотря на взятие Бастилии, ‘’Декларацию прав человека и гражданина’’, отмену титулов и привилегий дворянства (которую, между прочим, осуществили сами же дворяне), только усилилось. Причины недовольства простого люда лежали не в политике, а в экономике. В городе усиливались социальные противоречия между городской верхушкой и ‘’средним классом’’ с одной стороны, и простыми горожанами с другой, что наслаивалось на общефранцузские движения более либеральных жирондистов и более радикальных якобинцев (хотя их борьбу не стоит сводить к борьбе богатых и бедных — так, руководитель якобинцев, Максимилиан де Робеспьер, сам был дворянином). Проблемы с политической борьбой, общей радикализирующейся обстановкой во Франции, повышением налогов и перебоями с поставками продовольствия привели к тому, что ситуация в городе стала всё больше напоминать пороховую бочку.
14 мая 1793 года якобинским городским советом была учреждена ‘’революционная армия’’, чьё содержание было полностью возложено на плечи богатых горожан; в то же самое время, местная власть всё больше брала бразды правления в свои руки, чем открывала путь к конфликту с Парижем (у власти в котором тогда находились жирондисты), особенно на фоне того, что одним из главных событий революции был как раз таки слом старинных вольностей и прав регионов, действовавших при Старом порядке, и замена их на парижский унитаризм (впрочем, как это хорошо показал де Токвиль, слом этот был не таким уж и разительным на фоне предыдущей политики Бурбонов, что, впрочем, тема отдельной статьи). 29 мая в городе начался полный бардак, с попыткой отправить в отставку радикальных муниципальных депутатов, арестами и началом суда над Жозефом Шалье, руководителем местных якобинцев. На этом фоне к власти в Париже как раз таки пришли представители клуба, расположенного в монастыре святого Якова.
В то же время, свергнутые либеральные республиканцы не спешили сдаваться, и уже готовили коалицию из нелояльных регионов, настроенных анти-якобински. Помимо Лиона (а, точнее, прежде всего лионских властей), в неё планировалось включить такие города как Марсель, Ним и Бордо; намечался созыв депутатов от оппозиционно настроенных департаментов и регионов в Бурже. Конфликт в самом же городе всё усугублялся. Собравшиеся муниципальные власти окрестностей Лиона поддержали новую парижскую власть, и, в то же время, Национальный Конвент 12-14 июля объявил находившегося в Лионе Жана Биротто, одного из активных членов Жирондистского клуба, преступником, уволил всё лионское городское руководство, конфискуя собственность его членов, и приказал Альпийской армии восстановить в Лионе законы Республики.
В этих условиях революция пожрала ещё одного своего сына, и 17 июля 1793 года Шалье был казнён, а 31 числа того же месяца был убит и Рияр, бывший командующий городскими революционными вооружёнными силами.
Во время получения приказа о наведении порядка в Лионе, Альпийская армия воевала с пьемонтцами, и привести его в исполнение смогла лишь только через месяц, выступив в поход на второй город Франции 10 августа 1793 года. Уже 22 числа началась его бомбардировка, а в течение сентября город был полностью окружён. 29 сентября был захвачен форт Сен-Фуа-ле-Лион, что в 5 км к
11 октября представители Парижа приказали уничтожить городские стены, а уже на следующий день, 12 числа, Бертран Барер, один из ведущих членов правительства, приказал переименовать Лион в ‘’Вилле-Аффранчи’’ (Город Освобождённый), одновременно разрушив старый город. Всё имущество, принадлежащее богатым людям, должно было быть уничтожено, при сохранении только домов бедных, ‘’обманутых’’ или изгнанных ‘’патриотов’’, а также памятников и мануфактур. На руинах Лиона должна была быть возведена памятная колона, которая бы свидетельствовала каждому о преступлениях разрушенного города, и наказаниях, понесённых его жителями. Надпись на колоне гласила бы: ‘’Lyon fit la guerre à la liberté ; Lyon n’est plus’’ (‘’Лион боролся против свободы; Теперь Лиона не существует). Подобно Богу Ветхого Завета, покаравшему Содом и Гоморру за насилие над путниками и разврат, Республика покарала Лион за сопротивление вектору революции, за то, что он посмел выступить против Национального Конвента и победившей в Париже власти — и должен был быть стёрт за это с лица земли.
В итоге, впрочем, в первую очередь благодаря мягкому характеру самого Кутона, фактически саботировавшего приказы из центра, из 600 планируемых на снос домов было разрушено только 50. Впрочем, ещё 9 октября была создана ‘’Военная комиссия’’, которая должна была судить тех, кто сражался с оружием в руках, и, одновременно, ‘’Народная комиссия’’, которой вменялось в обязанность судить остальных ‘’мятежников’’. Через три дня была создана ещё и ‘’Чрезвычайная комиссия’’ (ничего не напоминает?), которая должна была заняться ‘’наложением военных наказаний’’ на белобандитов, ой, простите, ‘’преступных контрреволюционеров Лиона’’.
Город и впрямь был переименован, ровно как и ряд улиц и площадей в его составе. Район Белекур стал ‘’районом Равенства’’. Центральная площадь Белекур (Bellecour) получила название площади Равенства, район Ла Круа-Рус (La Croix-Rousse) получил название ‘’общины Шалье’’ (Commune-Chalier), район Аль-ю-Бли (Halle aux Blés) был переименован в ‘’район Шалье’’ (Canton Chalier), и так далее и далее.
Военная комиссия начала свою работу 11 октября и приказала казнить в общей сложности 106 человек, служивших руководству повстанцев. ‘’Народная комиссия’’ начала свою работу на 10 дней позже, 21 числа, и приказала казнить 79 человек, но, в итоге, уже в декабре вся судебная деятельность в ‘’освобождённом’’ городе перешла к ‘’Чрезвычайной комиссии’’, которая заседала в период с 30 ноября 1793 года по 6 апреля 1794.
Всего Чрезвычайной Комиссией было убито путём гильотинирования 1684 человека. Ещё 1668 человек было оправдано, а 16 210 приговорено к различным срокам заключения. Среди казнённых были представители всех социальных слоёв — дворяне, священники, торговцы, рабочие мануфактур. В общей сумме, всеми тремя комиссиями было убито 1 869 человек. К этому числу стоит добавить ещё 15 человек, приговорённых к смертной казни уже после 10 апреля и до Термидора. Точное число погибших в результате осады, бомбардировок города, голода или болезней остаётся неизвестным и по сей день.
Итогами восстания и его кровавого подавления стали гибель тысяч человек; разрушение городских стен и многих живописных домов и улиц города, на которых проживали, или которые принадлежали богатым; огромный урон шёлковой промышленности города, которая хотя и осталась самой крупной во Франции, далеко не сразу смогла восстановиться до своего прежнего уровня; а отношение к Парижу как к таковому среди горожан было надолго испорчено. Город получит своё старое название только в октябре 1794 года. Революция пожирает своих детей, и Лион, народ Лиона, стал ещё одной жертвой той ‘’народной’’, ‘’Французской только по названию’’, по выражению Шарля Морраса, революции. Лионское восстание наглядно показало, как поступали её вожди в случае с появлением реального народного сопротивления. В отличие от Людовика XVI, им хватало воли и сил подавлять недовольство масс.
‘’Всякий революционер кончает как палач или как еретик’’, как говорил Камю.
