Несмотря на все научные опровержения, идея о биологических различиях между людьми оказалась очень живучей. Если древние верили, что ответ на тайну их рождения можно найти в расположении звёзд, то современные люди верят, что он содержится в их ДНК. «Плевать в пробирку» стало сегодня популярным способом познать себя и найти свои корни. Мы знаем, что все люди биологически одинаковы, но, в то же время, больше всего на свете хотим отличаться от других и готовы много платить за иллюзию собственной уникальности.

В 1998 году на электронную почту антрополога Джонатана Маркса пришло письмо с приглашением. Его отправителем был малоизвестный научный журналист и бывший автор консервативного журнала «National Review» Стив Сайлер. В письме он предлагал Марксу подписаться на рассылку, посвящённой теме человеческой изменчивости.

На тот момент Маркс работал преподавателем в Калифорнийском университете в Беркли. Несколькими годами ранее он написал популярное пособие на тему расы, генетики и культуры под названием «Биоразнообразие человека». Под биоразнообразием он имел в виду биологическую и социальную изменчивость человечества. Отчасти, признаётся Маркс, он выбрал такое название из–за того, что «разнообразие» стало модным словом. Он и подумать не мог, что оно вызовет проблемы. Да и с чего бы? Разнообразие всячески поощрялось. Оно было лозунгом либеральных антирасистов.

«Разнообразие — это ответ Америки на нетолерантность», — заявил в 1964 году Джон Ф. Кеннеди в ходе церемонии открытия межконфессиональной церкви в штате Джорджия. Европейский союз выбрал своим девизом «Единство в многообразии».

После Второй мировой войны весь мир признал, что человеческая изменчивость не противоречит тому факту, что биологически все люди практически одинаковы.

По крайней мере, так думал Маркс. Приглашение выглядело совершенно безобидно. В 90-е годы почтовые рассылки как раз начали набирать популярность. Маркса особенно заинтриговало то, что Сайлер использовал в названии группы — «Дискуссионная группа о биоразнообразии человека» — его собственный термин.

Маркс подписался на рассылку, а за ним и десятки других. К лету 1999 года список подписчиков выглядел внушительно. Помимо Маркса в нём также были психолог Стивен Пинкер, политолог Фрэнсис Фукуяма и экономист Пол Кругман. Был там и Чарльз Мюррей, автор скандально известной книги «Колоколообразная кривая: Интеллект и классовая структура американского общества».

Говоря о биоразнообразии человека, Маркс имел в виду поверхностные различия между отдельными людьми, а не между группами людей. И уж тем более он не ожидал, что рассылка будет посвящена реанимации расовых стереотипов, которые давно были опровергнуты. Читая тексты Сайлера, он заметил, что термин «биоразнообразие человека» употреблялся в значении коренных различий между разными народами.

Среди членов группы был Рон Унц, выпускник Гарварда и основатель компании по предоставлению финансовых услуг, который не так давно участвовал в выборах губернатора Калифорнии от Республиканской партии. Унц был представлен остальным подписчикам ссылкой на его статью в «Уолл-стрит джорнэл», посвящённую демографическим изменениям в Калифорнии. «Консерваторы и англы очень недовольны ростом преступности, пособиями по безработице, позитивной дискриминацией и разложением общества в целом», — писал он. Ещё одним новоприбывшим был Дипак Лал, профессор международного развития из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, писавший о том, почему Запад экономически более развит, чем остальной мир.

Маркс понял, что рассылка Сайлера имела целью не способствовать объективной научной дискуссии, а подогнать современные научные и экономические теории под расовые стереотипы. Сайлер использовал термин «биоразнообразие» в качестве эвфемизма. Он позаимствовал лексикон либеральных антирасистов для создания нового, менее оскорбительного, но всё равно расистского лексикона.

Это был не первый случай извращения смысла разнообразия. В заключении к своей книге «Колоколообразная кривая» — в которой авторы утверждали, что чернокожие американцы от рождения имеют более низкий IQ, чем белые — Чарльз Мюррей и Ричард Херрнстайн писали, что биологические различия между народами делают расовое равенство невозможным. «Мы приветствуем разнообразие — богатое, безграничное разнообразие, избранное свободными людьми, а не навязанное сверху разнообразие квот», — писали они. Каждый человек в многонациональном обществе имеет важную роль, подразумевали они, но не все имеют одинаковую.

Рассылка Сайлера была предвестником распространения расизма сначала в тёмных уголках интернета, затем в соцсетях и на праворадикальных сайтах, и наконец в большой политике.

Мало кто мог тогда предположить, что эта рассылка предвещала нечто большее. Но по мере того, как группа распадалась, политические взгляды Стива Сайлера становились всё более очевидными. Позже он и его единомышленники стали известными консервативными блогерами и продолжили писать о расовом вопросе, генетике и интеллекте. Согласно ультраправому сайту VDARE.com, Сайлер выступал за признание рас как реальных биологических категорий. В 2009 году этот же сайт опубликовал книгу Сайлера о Бараке Обаме под названием «Американский принц-полукровка». В 2013 году, когда магнат Рон Унц основал собственную блог-платформу Unz Review в качестве альтернативы мейнстрим-СМИ, он пригласил Сайлера вести там собственную колонку.

Но настоящую известность Сайлеру принесла президентская кампания 2016 года. Шестью годами ранее он предложил сделать акцент на вопросе иммиграции, чтобы заручиться поддержкой белых представителей рабочего класса. Извратив ранее лексикон разнообразия, он затем сделал то же самое с политикой идентичности. Если этнические меньшинства, афро- и латиноамериканцы, могут отстаивать свои права и интересы, заявил он, то почему то же самое не могут делать белые избиратели, которые считают, что глобализация и дешёвый труд иммигрантов противоречат их интересам? Эта стратегия оказалась очень эффективной и помогла Дональду Трампу победить.

«Я считаю, что политкорректность — главная проблема этой страны», — сказал Трамп в ходе Праймериз Республиканской партии в Огайо в 2015 году. Ту же самую риторику использовали сторонники Брексита в Британии.

В статье, вышедшей в 2017 году в журнале «New York Magazine», высказывания Сайлера были объявлены новым видом правой популистской риторики, которая получила название «сайлеризм». В США Сайлеру приписывали изобретение нового вида политики идентичности для недовольных белых бедняков, категории населения, которой политики прежде пренебрегали. При этом политические обозреватели не могли не заметить, что эта идеология выглядела уж слишком похожей на белый национализм.

Чиновник из Вашингтона Кит Хёрт, который расследовал деятельность правых расистов-интеллектуалов в 80-х годах, не был удивлён таким развитием событий. По его словам, расистская идеология, возникшая в начале XX века и обернувшаяся сначала евгеникой, а затем и немецким национализмом, продолжала жить и в конце века, с той лишь разницей, что расисты перестали афишировать свои взгляды. Расисты-интеллектуалы взаимодействовали и распространяли свои идеи через собственные платформы, которые были маргинальными и почти невидимыми для остального мира. Как следствие, общественность была убеждена, что единственные расисты — это скинхэды.

Но когда время пришло, политический и интеллектуальный расизм влился в мейнстрим. Люди вроде Сайлера не начинали с чистого листа; они всего лишь придумали новую упаковку для прежних расистских убеждений. Одновременно, в университетах и научных кругах набирала обороты дискуссия, которой суждено было изменить представление людей о расах.

Дело было в 1991 году, вскоре после запуска многомиллиардного проекта «Геном человека». Влиятельный генетик из Медицинской школы Стэнфордского университета по имени Луиджи Лука Кавалли-Сфорца, которому на тот момент было около 70 лет, увидел новую возможность. Ему пришло в голову, что данные, собранные в ходе проекта «Геном человека», также можно использовать для определения генетических различий между народами. Он и не догадывался, что его идея станет одной из самых неоднозначных научных инициатив того времени.

В отличие от Стива Сайлера, Кавалли-Сфорцу и его коллег не интересовал расовый вопрос. Совсем наоборот. Они были убеждёнными антирасистами и полностью поддерживали Декларацию ЮНЕСКО о расах 1950 года. Они верили, что наука докажет ложность расовых предрассудков, а их проект поможет покончить с расизмом.

Область популяционной генетики возникла после Второй мировой на фоне стремления отойти от расовой науки и евгеники. Начиная с 50-х годов, генетики перестали говорить о расах и переключились на «популяции», а также «изменчивость» и «частоту аллелей» в пределах этих популяций. Это был более строгий, математический, молекулярный подход к изучению различий между людьми. Но Кавалли-Сфорца и другие популяционные генетики очень скоро осознали, что между разными популяциями нет чётких генетических границ.

В то же время, различия носят не случайный характер. В одних группах определённые гены встречаются чаще, чем в других. Популяционные генетики очень заинтересовались этими закономерностями и предположили, что они будут более ярко выраженными в случае с людьми, которые жили в изоляции от других групп на протяжении многих сотен лет.

Считалось, что наиболее существенные генетические отличия можно будет обнаружить среди «примитивных народов» по причине того, что их геном долгое время был ограждён от последствий смешения.

Кавалли-Сфорца считал, что изучение геномов примитивных народов поможет пролить свет на древние миграционные процессы. В 1961 году он одним из первых применил современные статистические методы, чтобы определить, с какой частотой основные группы крови встречаются у представителей разных популяций. Он создал «генеалогическое древо» групп крови, чтобы показать связи между этими популяциями.

Поиск различий привёл исследователей в самые отдалённые уголки планеты. В 1963 году Всемирная организация здравоохранения выбрала эскимосов Арктики, народ гуаяки из Парагвая, пигмеев ЦАР, австралийских аборигенов и коренных жителей Андаманских островов Индии в качестве примитивных народов, представляющих наибольший интерес. Учёные, которые не могли совершать далёкие путешествия, изучали местные сообщества иммигрантов, в первую очередь евреев и ромов. Все малочисленные, древние, коренные народы считались особенными.

В ходе этих исследований Кавалли-Сфорца разработал новый план. Он предложил использовать технологии расшифровки ДНК для получения генетических данных людей, принадлежащих к разным этносам. Проект «Разнообразие генома человека», объявили он и его коллеги, должен «дополнить археологические, лингвистические и исторические данные».

Изначально проект «Разнообразие генома человека» должен был охватывать от 400 до 500 небольших популяций, в первую очередь те, которые населяют географически отдалённые регионы и численность которых сокращается — как, например, баски в Европе, курды в Турции и коренные американцы. Запрашивая срочную финансовую поддержку у правительств всего мира, учёные утверждали, что время на исходе, ведь вскоре вследствие миграции и ассимиляции все мы станем настолько генетически схожи друг с другом, что в подобном проекте больше не будет смысла.

Но предложение понравилось не всем. Некоторым казалось, что подобная инициатива мало чем отличался от расовой науки XIX века. Строго говоря, проект «Разнообразие генома человека», конечно, был более научным и более точным. Он не подразумевал сравнения цветов кожи и волос или создания расовых иерархий.

Но в некотором смысле проект действительно напоминал поиск различий между людьми образца предыдущего века, с той лишь разницей, что слово «раса» было предусмотрительно заменено словом «популяция», а «расовые различия» — «человеческой изменчивостью».

С другой стороны, как можно было отождествлять этот проект с расовой наукой, если участвовавшие в нём учёные были убеждёнными антирасистами и либералами, посвятившими свою жизнь борьбе с научным расизмом и евгеникой?

Организаторы проекта настаивали, что цель их исследований — опровергнуть мифы о расах, искоренить невежество и предрассудки и доказать, что все мы принадлежим к одному виду.

Луиджи Лука Кавалли-Сфорца и его коллеги имели безукоризненную репутацию и ожидали, что всё пойдёт как по маслу. Всё, что им нужно было — это финансовая поддержка и разрешение коренных народов, чьи образцы крови и ДНК они хотели получить.

Но всё оказалось сложнее. На дворе были уже не 60-е годы, когда иностранные исследователи могли выбирать для изучения любое сообщество и ожидать от него сотрудничества. Люди стали более подозрительными. «Кавалли-Сфорца был антропологом старой школы, — рассказывает генетик Марк Джоблинг из Лестерского университета. — В 90-х годах он демонстрировал на своих лекциях слайды, показывающие, как он собирает образцы ДНК и крови у пигмеев Африки, предлагая взамен стеклянные бусы и сигареты». Но это были 90-е, начало эпохи интернета, политики идентичности и борьбы за права коренных народов.

Коренные народы больше не доверяли учёным. Они были хорошо подготовлены и организованы. Активисты предупредили их о том, что ДНК-анализ может повлиять на их представление о своём прошлом и предоставить данные, которые могут быть использованы с целью получения прибыли и даже попасть в руки расистов.

Когда будущее проекта оказалось под угрозой, Кавалли-Сфорца обратился за помощью к Генри Грили из Юридической школы Стэнфордского университета. Грили, который проявлял интерес к проекту и симпатизировал его организаторам, согласился. Но он с самого начала понял, что будет много проблем.

Однажды, в ходе заседания Всемирного совета коренных народов в Гватемале, Грили даже пришлось отвечать на обвинения в том, что он — агент ЦРУ, который планирует совершить геноцид.

В 1994 году, выступая в ЮНЕСКО, Кавалли-Сфорца ещё раз подчеркнул, что его проект борется с предрассудками, а не поощряет их. Но в 1995 году разгорелся новый скандал, когда учёные, финансируемые Национальными институтами здоровья США, попытались запатентовать зараженную вирусом клеточную линию, полученную от народа из высокогорья Папуа—Новой Гвинеи, с целью разработки нового препарата от лейкемии. Активисты обвинили их в краже биологических образцов ради получения прибыли.

Тогда Грили решил составить этический протокол, гласивший, что образцы будут браться лишь в том случае, если будет согласие не только отдельных лиц, а целых сообществ. Но люди небезосновательно сомневались в благих намерениях учёных. Если, как было заявлено, проект был антирасистским, то почему объектом изучения снова стали различия? Если генетические различия не имеют значения, то зачем нужен международный проект стоимостью в миллионы долларов, посвящённый их изучению?

По мнению генетика Марка Джоблинга, проект в итоге похоронило то, что учёные решили собрать ДНК-образцы изолированных популяций вместо того, чтобы изучить людей во всём мире.

Несмотря на свои антирасистские взгляды, организаторы проекта совершили ошибку, сделав акцент на различиях между группами. Они всё так же разделяли людей на группы, хоть и не называли эти группы расами.

Человеческую изменчивость можно было исследовать и не группируя людей. По словам Джоблинга, различия настолько размытые, что теоретически людей можно сгруппировать как угодно: «Можно было, например, взять кенийцев, шведов и японцев и рассчитать пропорции этих этносов в каждом человеке. Поскольку все мы генетически связаны со средним кенийцем, шведом и японцем, либо непосредственно, либо через миграцию, каждого жителя планеты можно было бы определить в группу на основании лишь этих трёх национальностей. Каждый человек был бы на столько-то процентов кенийцем, шведом и японцем. Такое разделение кажется произвольным, но на самом деле оно не менее произвольное, чем разделение на чёрных, коричневых, жёлтых, красных и белых».

В итоге правительства большинства стран, включая и США, не захотели выделять средства на проект. Он так никогда и не был реализован.

Луиджи Лука Кавалли-Сфорца умер в 2018 году в возрасте 96 лет. Он был героем, примером для подражания, человеком, который сделал свою научную дисциплину такой, какой она есть сегодня. Им невозможно было не восхищаться.

И всё же, читая его работы, трудно было поверить, что он и другие учёные его поколения отказались от идеи расы после Второй мировой. В 2000 году, когда споры вокруг проекта «Разнообразие генома человека» шли уже почти десять лет, а сам проект был всё так же далёк от завершения, Кавалли-Сфорца опубликовал книгу под названием «Гены, народы и языки», в которой изложил свой грандиозный замысел о том, как с помощью генетики реконструировать историю человечества.

В главе «Зачем нужны классификации?» он увлекательно писал о таксономии и потребности людей всё категоризировать. Однако он почему-то делал это без единой отсылки к политике и истории. Он не упомянул о том, что людей часто классифицировали потому, что это было политически или экономически выгодно тем, кто это делал. Он обошёл молчанием колониализм и рабство, а также то, как они сформировали понятие о расах в XIX и начале XX века. Для него расизм был просто научной теорией, которая оказалась ошибочной. «Мне кажется разумным, — писал он в конце главы, — отказаться от любых попыток создать традиционную расовую классификацию». Акцент на слове «традиционную».

«Раса — это совокупность людей, имеющих биологические отличия от других людей», — писал он далее. Выходит, что он всё-таки не отказался от слова «раса». Исходя из этого утверждения, не может существовать три, четыре или пять традиционных рас, но вполне могут существовать тысячи.

Ещё в 30-х годах, когда область популяционной генетики только зарождалась, Феодосий Добржанский — эволюционный биолог, который позже вдохновил Кавалли-Сфорцу — заменил устаревшое понятие о расах как фиксированных типах более современным понятием о популяциях, имеющих общую частоту генов. Как и Кавалли-Сфорца, Добржанский был ярым антирасистом. Однако несмотря на это, он сохранил понятие расы, дав ему новое определение, позволившее разрешить неразрешимый вопрос о том, как люди могут быть практически одинаковыми и в то же время разными.

В своей книге «Гены, народы и языки», говоря о том, что при желании учёные могут найти генетические различия между соседними популяциями даже на уровне посёлков, Кавалли-Сфорца пошутил: «Люди в Пизе и Флоренции, быть может, обрадуются, если наука найдёт обоснование их давней неприязни друг к другу, подчеркнув их генетические различия». Но разве это не расизм? Если популяционная генетика может обосновать взаимную неприязнь жителей Пизы и Флоренции, то может сделать то же самое применительно и к жителям любых других мест.

Требуется изрядная доля интеллектуальной эквилибристики, чтобы быть расистом в свете научных данных, которыми мы располагаем сегодня. Но было бы желание, а возможность найдётся.

Расисты найдут подтверждение своим предрассудкам, каких бы усилий это ни стоило. Вот почему настоящие учёные вроде Кавалли-Сфорцы, которые занимаются серьёзными исследованиями и имеют лишь благие намерения, не могут позволить себе оставлять пространство для неверной интерпретации, ведь это пространство, где процветают спекуляции. Расисты переняли терминологию настоящих учёных и лексикон антирасистов, а потом использовали их для подкрепления своих утверждений о том, что если одни группы отличаются от других, значит одни группы лучше, чем другие.

Научный расизм образца XXI века — это волк в овечьей шкуре.

Проект «Разнообразие генома человека» так и не был осуществлён, но замысел не был забыт. В последующие годы другие люди достигли той же цели иными средствами. В Центре по изучению полиморфизма человека в Париже сегодня хранятся ДНК-образцы популяций со всего мира. В 2002 году американский Национальный институт исследований человеческого генома запустил проект по изучению человеческой изменчивости стоимостью 100 миллионов долларов. А в 2015 году в Великобритании появился свой собственный проект по созданию генетической карты страны под названием Народы Британских островов.

Этот проект привёл к неожиданному результату. В 2015 году Национальное географическое общество в Вашингтоне решило заняться популяционной генетикой. Оно назвало своё детище Генографическим проектом и предложило возглавить его антропологу, генетику и телеведущему Спенсеру Уэллсу. В 90-х годах Уэллс работал под руководством Кавалли-Сфорцы и воочию наблюдал трудности, с которыми столкнулся проект «Разнообразие генома человека». Его решение было простым. Он предложил National Geographic продавать простые в использовании наборы, которые бы помогли общественности больше узнать об истории миграции, закодированной в их ДНК, а учёным — собрать генетическую информацию для создания базы данных.

На тот момент идея плевать в пробирку, чтобы узнать о своих далёких предках, не казалась очень прибыльной. Даже исполнительный директор National Geographic перед выпуском продукта на рынок сомневался, что кто-либо станет платить 100 долларов за анализ своей ДНК.

Но проект оказался сверхприбыльным. «В первый же день мы продали 10 тысяч наборов, а за первый год — 100 тысяч. Наш продукт положил начало индустрии потребительской геномики», — рассказывает Уэллс. Существенный толчок её развитию дала Опра Уинфри, в 2006 году пройдя ДНК-тест, который показал, что она связана с людьми, ныне живущими в Либерии, Камеруне и Замбии.

Очень скоро такие компании, как 23andMe и AncestryDNA начали продавать собственные наборы и заработали на них миллиарды долларов. В 2018 году AncestryDNA объявила о продаже десяти миллионов наборов по всему миру.

Спенсер Уэллс, который давно покинул Генографический проект и стал владельцем собственного ночного клуба в Техасе, объясняет успех ДНК-генеалогии в США оторванностью большей части населения от своих корней. В первую очередь для чернокожих американцев, предки которых были привезены в страну в качестве рабов и оторваны от своих семей и родных мест, ДНК-тесты стали единственной возможностью узнать о своем происхождении. Но свою роль сыграл и психологический фактор: компаниям удалось убедить людей, что различия между нами отображены в нашей ДНК; тестирование ДНК, таким образом, стало надёжным способом узнать, кто мы.

На самом деле, генеалогический ДНК-текст — это всего лишь обоснованная догадка о том, где могли жить ваши предки, основанная на ввёденных в систему данных. Как объяснил Марк Джоблинг, людей можно сгруппировать по любому признаку. ДНК-тесты анализируют геномы, находят людей, которые имеют немного больше общего, и группируют их вместе. Теоретически, их можно было бы сгруппировать как угодно. Но, само собой, компании чаще всего используют традиционные расовые и национальные категории.

Это также значит, что если ДНК-образцы от ныне живущих людей, связанных с вами, отсутствуют, вы оказываетесь в безвыходной ситуации. Например, одной из причин, почему Уинфри оказалась связана с Либерией, может быть то, что именно туда были отправлены бывшие рабы. Генеалогическое ДНК-тестирование сообщает не о вашем происхождении, а о ваших отдалённых связях с ныне живущими людьми, которые тоже прошли такой тест. Другими словами, не факт, что Либерия была родиной предков Опры.

Марк Томас, генетик из Университетского колледжа Лондона, говорит, что всегда скептически относился к генеалогическим компаниям: «Их цель — зарабатывать деньги, а зарабатывать деньги легче всего, потакая предрассудкам людей». Но в данном случае речь не только о предрассудках, а и о желании людей узнать, кто они на самом деле. Компания BritainsDNA пригрозила судом Томасу и его коллегам после того, как те подвергли сомнению публичные заявления компании о том, что актёр Том Конти имеет «сарацинские» корни, а Принц Уильям — индийские.

Индустрия генеалогического ДНК-тестирования переняли эстафету от учёных, которые хотели сделать доброе дело и непреднамеренно способствовали укреплению веры в существование рас. Используя методы и данные учёных вроде Кавалли-Сфорцы, индустрия добилась результата, прямо противоположного тому, к которому стремились они. Реконструируя историю через наши гены и разделяя людей на группы по национальному признаку — на столько-то процентов европеец, на столько-то процентов африканец или азиат — ДНК-тесты утверждают биологическую обоснованность рас. А раз категоризация возможна, значит категории реально существуют.

©Angela Saini

Оригинал можно почитать тут.