В последней главе своей актуальной как никогда книги Нил Постман рассказывает как джинсы, кроссовки, фаст-фуд и комиксы из типично детских продуктов превратились в любимые товары взрослых, а алкоголь, наркотики и преступность стали уделом детей.

До сих пор я стремился показать, как символическое пространство, в котором живёт общество, способствует или препятствует развитию детства. В частности, я пытался объяснить, как современные медиа обуславливают исчезновение детства после его продолжительного существования в западной цивилизации. Теперь пришло время предъявить непосредственные доказательства того, что это действительно происходит.

Доказательств в пользу исчезновения детства много. Некоторые предоставляют сами медиа, которые не только устраняют детство посредством своей формы и контекста, но также отражают его упадок в своем наполнении. Другие доказательства можно увидеть в слиянии стиля взрослых и детей, а также на примере изменений в законах, школе и спорте. Есть и более «твёрдые» доказательства — цифры, касающиеся употребления алкоголя и наркотиков, половой активности, преступности и так далее.

Согласно статистике, на протяжении последних 130 лет наступление половой зрелости у девочек сдвигалось на четыре месяца каждые десять лет. В 1900 году средний возраст первой менструации составлял 14 лет, тогда как в 1979 году — всего 12 лет. Мне очень нравится эта статистика, так как она говорит о том, что исчезновение детства даже в физиологическом плане началось вскоре после изобретения телеграфа; изменение возраста наступления половой зрелости почти идеально совпадает c началом революции в области коммуникаций. Мне бы очень хотелось выдвинуть этот факт в качестве подтверждения моей теории, но я считаю, что есть и лучшие доказательства, в частности, изменения в питании.

Но я бы хотел начать с того факта, что дети сегодня практически полностью исчезли из медиа — в первую очередь, с экранов телевизоров. Я имею в виду не то, что мы не видим на экране молодых людей, а то, что они изображаются как маленькие взрослые, точно как на картинах XIII-XIV веков.

Внимательный зритель без труда заметит, что в ситкомах, мыльных операх и других популярных телешоу дети по своим интересам, манере говорить, одежде или сексуальному поведению мало чем отличаются от взрослых.

В популярном искусстве дети редко изображались правдоподобно. Достаточно вспомнить таких детей-кинозвезд как Ширли Темпл, Джеки Куган, Джеки Купер, Маргарет О’Брайен и маленьких бандитов из комедийных короткометражек «Пострелята». Тем не менее, в их случае концепцию детства всё ещё можно было усмотреть. Эти дети одевались и говорили иначе, смотрели на вещи иначе, имели иной статус и были более ранимы, чем взрослые. На заре телевидения, в таких шоу как «Предоставьте это Биверу» и «Отец лучше знает», дети были изображены если и не реалистично, то всё же иначе, чем взрослые. Но теперь это в прошлом.

Произошедшую перемену легче всего понять, представив себе, каким было бы «Шоу Ширли Темпл» сегодня (при условии, конечно же, что мисс Темпл была бы в том же возрасте, что и тогда — она начала свою карьеру в возрасте четырёх лет, но снялась в своих самых успешных фильмах между 6 и 10 годами). Можно ли представить, чтобы Ширли Темпл пела свою фирменную песенку «On the Good Ship Lollipop»? Если бы она вообще пела, то скорее всего под рок-музыку, которая близка одновременно и детям, и взрослым. На современном телевидении попросту не существует детских песен. Кроме того, у десятилетней Ширли Темпл должен был бы быть парень, с которым она бы нередко вступала в некое подобие семейных ссор. Ей несомненно пришлось бы отказаться от детских платьев и причесок в пользу чего-то более близкого к взрослой моде. А её речь была бы испещрена остротами с сексуальным подтекстом. Одним словом, «Шоу Ширли Темпл» не было бы — и могло бы быть — о ребёнке. Слишком большая часть публики нашла бы эту идею наигранной или незнакомой.

Исчезновение детства в его традиционном виде с экранов телевизоров наиболее отчётливо видно на примере рекламы. Я уже упоминал о широком использовании одиннадцати- и двенадцатилетних девочек в качестве эротических объектов. Стоит упомянуть и рекламу джинсов Jordache, в которой школьники и школьницы — преимущественно препубертатного возраста — сходят с ума под влиянием своего неконтролируемого либидо, которое ещё больше подстёгивается дизайнерскими джинсами. В конце рекламы нам показывают учителя, который одет в точно такие же джинсы. Что это должно означать, если не то, что между детской и взрослой сексуальностью нет никакой разницы?

«Овзросливание» детей на телевидении сопровождается аналогичным процессом в кино. Такие разные фильмы, как «Кэрри», «Изгоняющий дьявола», «Прелестное дитя», «Бумажная луна», «Омен», «Голубая лагуна», «Маленькие прелестницы» и «Бесконечная любовь» объединяет общая концепция ребёнка, который по своему социальному поведению, речи и интересам не отличается от взрослого.

Перемены в детской литературе отражают происходящее в современных медиа. Творчество Джуди Блум породило множество подражателей, которые, вслед за мисс Блум, поняли, что «подростковая литература» наиболее успешна, если она подражает взрослой литературе. Само собой, я не утверждаю, что в сегодняшней детской литературе (а также в детских фильмах и телешоу) нет примеров детей, которые бы кардинально отличались от взрослых. Я просто хочу сказать, что мы сегодня наблюдаем резкую переориентацию популярного искусства в отношении образа детей.

Тем не менее, не может быть никаких претензий к мисс Блум, современным кинорежиссёрам и телепродюсерам. Как бы кто ни критиковал популярное искусство, его нельзя обвинить в игнорировании общественных реалий. Раболепный негр, жадный еврей и покорная жена исчезли с экранов не потому, что они недостаточно интересны, а потому что они неприемлемы для публики. Так и Брук Шилдс пришла на смену Ширли Темпл потому что публика хочет видеть соответствие образов популярного искусства повседневным реалиям.

Можно спорить о том, насколько объективно телевидение отражает реальность, но несомненно одно: оно не может позволить себе слишком большое несоответствие, иначе перестанет быть актуальным. В этом смысле, телевидение — очень демократическое явление.

Программы показывают то, что люди понимают и хотят видеть; в противном случае, они закрываются. Большинство людей больше не хотят видеть традиционный, идеализированный образ ребёнка, потому что этот образ не соответствует их опыту.

То же самое верно и в отношении традиционного образа взрослого. Параллельно с «овзросливанием» детей на телевидении можно наблюдать и «инфантилизацию» взрослых. Лаверну и Ширли из одноименного сериала, экипаж «Лодки любви», персонажей сериала «Трое — это компания», Фонзи из «Счастливых дней», детектива Барни Миллера, главных героев «Досье детектива Рокфорда» и «Коджака», обитателей «Острова фантазий» едва ли можно назвать взрослыми персонажами, даже со скидкой на форматы шоу.

За редкими исключениями, взрослые на телевидении не воспринимают свою работу всерьёз (если вообще работают), не воспитывают детей, не имеют политических взглядов, не исповедуют религию, не имеют серьёзных планов на будущее, не вступают в длительные разговоры и не упоминают ничего такого, о чём бы не знал восьмилетний ребёнок.

Более того, бросается в глаза, что большинство взрослых на телевидении изображаются как невежды, не только в том смысле, что в их репертуаре отсутствуют почерпнутые из книг знания, но и в смысле отсутствия малейших признаков способности мыслить.

Это происходит не только по упомянутым в предыдущих трёх главах причинам, но и потому, что телевидение пытается отражать господствующие ценности и стиль. А в нынешней ситуации ценности и стиль детей и взрослых совпадают. Не нужно быть социологом, чтобы заметить: индустрия детской одежды претерпела за последнее время значительные изменения, в результатет которых детская одежда практически исчезла. Двенадцатилетние мальчики теперь одевают на вечеринки по случаю дня рождения костюм-тройку, а шестидесятилетние мужчины одевают джинсы. Одиннадцатилетние девочки носят туфли на высоком каблуке, а кроссовки, которые прежде были символом неформальности и энергичности молодёжи, стали популярны среди взрослых. Мини-юбки, пример самого неуклюжего подражания детскому стилю одежды со стороны взрослых, теперь встречаются на каждом шагу, а на улицах Нью-Йорка и Сан-Франциско сегодня можно также увидеть, как вместе с ними женщины носят белые носочки и некое подобие детских туфель. Мы наблюдаем инверсию начавшейся в XVI веке тенденции определять детей согласно стилю одежды.

По мере того, как понятие детства исчезает, символические признаки детства исчезают вместе с ним.

Это происходит не только в отношении одежды, но и в отношении питания. Фаст-фуд, ранее пригодный лишь для неразвитых вкусовых рецепторов и стальных желудков молодёжи, теперь не менее распространён и среди взрослых. Это немаловажный факт: многие как будто позабыли о том, что взрослые должны иметь более высокие стандарты в выборе пищи. Более того, отказ молодого человека от фаст-фуда прежде считался шагом на пути к взрослению.

Нет более очевидного признака слияния детских и взрослых ценностей и стиля, чем исчезновение детских игр.

И хотя мне не удалось найти исследований, которые бы документировали исчезновение уличных игр, их отсутствие и без того очевидно. За исключением трущоб, где дети по-прежнему играют самостоятельно, игры американской молодёжи становятся всё более официальными, профессиональными и серьёзными. По данным Ассоциации малой бейсбольной лиги, чья штаб-квартира находится Уильямспорте, штат Пенсильвания, Малая бейсбольная лига — это крупнейшая программа молодёжного спорта в мире. Она объединяет более чем полмиллиона участников в возрасте от шести до восемнадцати лет. Структура организации смоделирована на основе взрослой бейсбольной лиги, а характер игр — на основе стиля взрослого спорта: никаких шуток, никаких «дворовых» правил, никакой защиты от зрительской критики.

Появление детей в профессиональном спорте — это тоже часть общей тенденции. Уимблдонский турнир 1979 года, например, запомнился невероятной игрой Трэйси Остин, самой молодой теннисистки в истории турнира, которой на тот момент не было и шестнадцати лет. В 1980 году там выступила пятнадцатилетняя теннисистка, а в 1981 — четырнадцатилетняя. Джон Ньюкомб, бывшая первая ракетка мира, был впечатлён этим фактом и выразил мнение, что в недалёком будущем на корт могут выйти и двенадцатилетние теннисисты. Но в этом отношении теннис всё–таки отстаёт от других видов спорта. Двенадцатилетние пловцы, конькобежцы и гимнасты мирового класса встречаются нередко. Почему? Наиболее очевидный ответ заключается в том, что усовершенствованные методы подготовки позволили детям достичь уровня взрослых. Но остаются вопросы: почему взрослые поощряют этот процесс? Почему лишают детей радостей спонтанной игры? Почему подвергают их изнуряющим профессиональным тренировкам, стрессу и вниманию СМИ? Ответ всё тот же: потому что традиционные представления об особенном статусе детства стремительно исчезают. Параллельно, мы наблюдаем появление идеи о том, что играть нужно не ради самого процесса, а ради определённой цели: репутации, денег, физического развития, достижений, престижа страны.

Взрослые воспринимают игру всерьёз. Вместе с исчезновением детства, исчезает и детское восприятие игры.

Тенденция к уподоблению детского и взрослого вкусов наблюдается и в сфере развлечений. Согласно измерению аудитории, проведённому в 1980 году компанией Нильсен, взрослые (определяемые как люди старше 18 лет) назвали среди пятнадцати своих любимых синдицированных программ следующие: «Семейная вражда», «Маппет-шоу», «Хи-Хоу», «МЭШ», «Танцевальная лихорадка», «Счастливые дни» и «Ша-на-на». Эти же программы фигурировали в списке любимых у зрителей возрастом от 12 до 17 лет, а также у самых маленьких зрителей в возрасте от 2 до 11 лет!

На подобную статистику больно смотреть. Она подтверждает наблюдение о том, что то, что сегодня интересно детям, также интересно и взрослым. Такие фильмы как «Супермен», «Индиана Джонс» и «Тарзан» привлекают огромное количество зрителей всех возрастов. Прежде, эти фильмы, которые, по сути, представляют собой анимированные комиксы, считались детскими — не настолько невинными, как, например, «Белоснежка и семеро гномов», но всё же определённо рассчитанными на молодёжную аудиторию. Сегодня подобные разграничения неуместны. Неуместно проводить различия и между взрослой и молодёжной музыкой. И хотя те, кому от 10 до 17 лет, наверняка лучше осведомлены о названиях и стилях популярных групп, чем те, кому за 25, упадок классической и популярной «взрослой» музыки означает, что взрослые больше не могут утверждать, будто слушают музыку более высокого сорта, чем подростки.

Уподобление вкусов в одежде, еде, играх и развлечениях сопровождается аналогичным процессом в области языка.

Эту перемену трудно задокументировать, но известно, например, что молодёжи всё труднее достигать должного уровня владения чтением и письмом. Также известно, что их способность рассуждать и делать верные умозаключения снижается. Подобные факты обычно приводятся в качестве подтверждения общего снижения уровня грамотности среди молодёжи. Но их также можно привести в качестве подтверждения снижения интереса к языку со стороны взрослых. Другими словами, в падении уровня языковой компетентности виноваты не только СМИ, но и безразличие к языку со стороны родителей, учителей и других авторитетных фигур. Более того, в большинстве случаев взрослые владеют языком ничуть не лучше, чем дети.

Можно пойти дальше и сказать, что язык молодёжи оказывает большее влияние на язык взрослых, чем наоборот. И хотя склонность употреблять «типа» после каждого четвёртого слова в предложении по-прежнему остаётся подростковой привычкой, во многих других отношениях взрослые считают жаргон подростков достаточно привлекательным, чтобы использовать его в своей речи. Кроме того, те слова, которые принято называть «матерными», сегодня не просто хорошо известны молодым людям (вероятно так было всегда), но и используются ими так же свободно, как взрослыми. Подобные слова можно услышать в общественных местах из уст даже шестилетних детей. Этот факт имеет большое значение, ведь он служит примером разрушения не только традиционного различия между детьми и взрослыми, но и понятия о манерах.

Уподобление языка, стиля одежды, предпочтений в еде и вкусов в кино и музыке не может не повлечь за собой перемены в нормах поведения, которые укоренены в социальной иерархии. Взрослые сегодня утратили большую часть своего авторитета, а сама мысль об уважении к старшим стала смехотворной.

Все вышеупомянутые наблюдения и выводы, как я считаю, указывают как на упадок детства, так и на параллельный упадок взрослости. Но есть и ещё несколько неопровержимых фактов, подталкивающих к тем же выводам. Например, в 1950 году по всей Америке только 170 человек младше 15 лет были арестованы за совершение преступлений, которые ФБР классифицирует как серьёзные, то есть за убийство, изнасилование, ограбление и нападение с применением физического насилия. Это число составляло 0,0004% американцев данного возраста. В том же году за серьёзные преступления было арестовано 94784 человека старше 15 лет, что составляло 0,0860% граждан данного возраста. Это означает, что в 1950 году взрослые (определяемые как люди старше 15 лет) совершали в 215 раз больше серьёзных преступлений, чем дети. В 1960 году — всего в 8 раз; в 1979 году — в 5,5 раз. Значит ли это, что взрослая преступность идёт на спад? Совсем наоборот. С 1950 по 1979 год количество преступлений, совершённых взрослыми, увеличилось в 3 раза. Стремительно сокращающийся разрыв между уровнем взрослой и детской преступности объясняется преимущественно резким ростом последней. С 1950 по 1979 год количество серьёзных преступлений, совершённых детьми, увеличилось на 11000%! За то, что Америка утопает в преступности, ответственны по большей части наши дети. Наши дети живут в обществе, которое не проводит различий между детьми и взрослыми. По мере того, как взрослый мир открывается детям, они неизбежно начинают подражать преступной деятельности взрослых.

Они также чаще становятся жертвами насилия. По данным Национального центра по предотвращению жестокого обращения и пренебрежения детьми, в 1979 году было зарегистрировано 711142 случая насилия над детьми. Учитывая, что большая часть случаев не регистрируется, можно предположить, что в том году имело место не менее 2 миллионов случаев насилия над детьми. Это ли не свидетельство того, что аура детства стремительно теряется?

Дети подвергаются насилию не только потому что они маленькие, но и потому что они не воспринимаются как дети. Когда дети считаются незрелыми, уязвимыми и не обладающими самоконтролем, психически здоровые взрослые не избивают их в ходе конфликта.

Сегодня у большинства взрослых иное представление о детях — представление, немногим отличающееся от бытовавшего в XIV веке, а именно, что дети — это маленькие взрослые.

Господство этого представления о детях подтверждается и некоторыми другими тенденциями — например, ростом уровня половой активности среди детей. Согласно исследованию Мелвина Зелника и Джона Кантнера, половая активность среди никогда не состоявших замужем несовершеннолетних женщин всех рас возросла на 30% между 1971 и 1976 годами, и к 19 годам 55% имели сексуальный опыт. Аналогичная картина наблюдается и в отношении употребления алкоголя и наркотиков. Алкоголизм, который прежде считался исключительно взрослой проблемой, теперь распространён и среди нового поколения маленьких взрослых. Что касается таких наркотиков, как марихуана, кокаин и героин, то есть неоспоримые данные, что американская молодёжь употребляет их в таком же количестве, как и взрослые.

Все эти цифры говорят о возникновении «овзросленного» ребёнка, но есть также параллельные тенденции, указывающие на возникновение «инфантилизированного» взрослого. Например, повышение роли дома престарелых свидетельствует о нежелании молодых взрослых брать на себя ответственность за заботу о пожилых родителях. Не менее красноречив и тот факт, что новые поколения намного реже женятся и выходят замуж, а их браки оказываются менее продолжительными. Более того, большинство взрослых больше не считают аргументом против развода его негативное влияние на психику детей, ставя на первое место собственное психологическое благополучие.

Можно сказать, что американские взрослые больше хотят быть детьми, чем родителями. Дети, со своей стороны, реагируют на эту тенденцию, всё чаще убегая из дому.

В виду этой ситуации логично было бы ожидать появления некоей новой философии, объясняющей исчезновение детства. Такая философия действительно есть. Я имею в виду так называемое движение за права детей. Данное название вводит в заблуждение, так как за ним в действительности скрываются два противоположных представления о детстве. Согласно первому из них, дети нуждаются в опеке и защите от насилия и пренебрежения. Оно поддерживает вмешательство государственных органов, когда родители не справляются со своими обязанностями. Это представление уходит корнями в XIX век и представляет собой расширенный вариант того взгляда, который привёл к принятию законов о запрещении детского труда и уголовной ответственности несовершеннолетних.

Второе представление о «правах детей» выступает против надзора над детьми. Оно считает само существование категории «детей» дискриминацией и стремится освободить детей из–под налагаемых ей ограничений. Этот взгляд намного старше: его истоки стоит искать в Тёмных и Средних веках, когда ещё не существовало детей в современном смысле слова.

Как часто бывает в таких случаях, мы имеем реакционную позицию со стороны тех, кто называет себя радикалами. Одним из первых таких «освободителей детей» был социальный критик Иван Иллич, который в своей влиятельной книге «Освобождение от школ» (1971) выступал против обязательного школьного образования на том основании, что оно мешает детям полноценно участвовать в жизни общества, то есть быть взрослыми. Иллич обосновывал свою позицию тем, что поскольку любая информация сегодня широко доступна и зашифрована способами, которые не требуют высокого уровня грамотности, школа утратила свой статус важнейшего источника знаний.

Сегодня ситуация усугубляется тем, что педагоги всё меньше понимают, чему они должны учить детей.

Идеи о том, что учиться необходимо во имя Господа, Отечества или победы над русскими, сегодня кажутся смешными, поэтому большинство педагогов всё больше склоняются в сторону варианта, который отверг бы даже Маркс: образованию как подготовке к рынку труда.

Как следствие, знание истории и литературы, которое когда-то было признаком образованного взрослого, теряет важность. К тому же, нет доказательств, что образование имеет существенное влияние на будущий уровень дохода. Очевидно, что наша система образования трещит по швам, и те, кто хочет покончить с ней, во многом правы. Но, в определённом смысле, их старания бессмысленны. Если исчезает детство, неизбежно должны исчезнуть и школы. Илличу не обязательно было писать книгу — он мог просто подождать.

Ещё одна книга на данную тему — «Избавление от детства» Джона Холта. В этой и других своих книгах он выступает за освобождение ребёнка из трехсотлетнего рабства. Его аргументы доводит до их логического конца Ричард Фарсон в своей книге «Законные права» (1974). Фарсон требует немедленного восстановления права детей на получение информации, выбор образования, сексуальную свободу, экономическую и политическую власть, а также выбор семьи. Фарсон, который хорошо знаком с историей детства, очевидно считает XIV-XV века идеальной моделью интеграции молодых людей в общество. Помимо прочего, он заявляет, что людей неоправданно заставляют испытывать стыд за практику инцеста; он верит, что любые сексуальные связи должны быть декриминализированы, включая секс между взрослыми и детьми; что дети должны иметь возможность жить где и с кем они хотят, включая свои собственные «дома»; а также что дети должны иметь право голоса, «поскольку взрослые не руководствуются интересами детей, принимая решения, и поэтому не могут голосовать от их имени».

Такого рода движение за права детей — это именно тот случай, когда болезнь выдаётся за лекарство. Но, как уже говорилось, подобная философия — лишь попытка рационализировать необратимую культурную тенденцию. Настоящий враг детства — не Фарсон, а американская культура. Но американская культура вовсе не стремится покончить с детством. Просто мы достигли той точки, когда нам больше не нужны ни дети, ни (хотя мы боимся это признать) старики. Что делает предложения Фарсона такими пугающими так это то, что он без тени иронии и сожаления показывает нам будущее.

©Neil Postman

Оригинал можно почитать тут.