Donate
Society and Politics

Жеральд Броннер: Демократия легковерных. Часть 4: Матрица зла. Подводные камни демократии

Парантеза13/07/24 06:41738

«Я имею право знать, я имею право говорить, я имею право решать», — безапелляционно заявляет современный гражданин демократической страны. О соответствующих обязанностях он, как правило, забывает. В итоге, под влиянием ошибок мышления вроде эффектов каскада, привязки и Эзопа; алармизма; искажённого восприятия вероятности; и склонности придавать больший вес потерям, чем приобретениям, он пилит сук, на которым сидит всё общество.

В зародыше

Жан Батист Клоотс, более известный под псевдонимом Анахарсис Клоотс, не был по достоинству вознаграждён за свою любовь к Франции. Человек, которого Мишле называл «чёрным ангелом Революции», родился в Германии, однако считал своей родиной Францию. Он принял французское гражданство в 1792 году, став одним из ведущих деятелей Великой французской революции. «Оратор рода человеческого» (как Клоотс называл самого себя) считал насущной необходимостью найти нового гаранта общественного порядка, дабы заполнить пустоту, образовавшуюся после устранения короля.

Этим гарантом должен был стать Народ (с заглавной буквы), в котором Клоотс видел Альфу и Омегу истории. Чтобы народ начал исповедовать культ Разума, Париж должен был стать новым Иерусалимом. Эта идея пришлась не по душе Робеспьеру, и вскоре бедному Анахарсису отрубили голову.

Клоотс был визионером. «Свободный народ — как Аргус; он всё видит, всё слышит и никогда не спит» — эти слова предвосхитили политический императив, который помогли воплотить в жизнь современные технологии. Однако Клоотс был не столько пророком, сколько внимательным наблюдателем. Контроль за политической властью со стороны народа был одной из идей, которые легли в основу Террора. Как отмечает Пьер Розанваллон, демократия с самого начала подразумевала контроль за властью и подозрение, что политики могут в любой момент предать народ. Со временем этот контроль принял форму того, что сегодня принято называть прозрачностью. В Швеции, начиная с 1766 года, благодаря Андерсу Чудениусу каждый гражданин имеет право требовать, чтобы его информировали о всех действиях властей — именно он первым законодательно зарепил принцип прозрачности в этой стране. В США Джеймс Мэдисон, один из авторов американской конституции, в XVIII веке отстаивал мнение о необходимости информировать общество.

На протяжении долгого времени прозрачность существовала лишь на бумаге. Идти куда-то, искать нужную информацию и анализировать её было непосильной задачей для рядового гражданина. Однако в наше время благодаря революции на когнитивном рынке потенциальное стало реальным. Достижимость прозрачности с технической точки зрения вкупе с соответствующими законами очень скоро принесла нежелательный эффект, который, к сожалению, представляется необратимым.

 

Самая большая ошибка Тони Блэра

Когда в бытность премьер-министром Тони Блэра, который занимал резиденцию на Даунинг-стрит, 10 на протяжении 10 лет, спросили, в чём была его самая большая ошибка, он дал неожиданный ответ. Он назвал не участие Британии во второй войне в Ираке и не историю с «оружием массового поражения», а Закон о свободе информации, который был принят в Британии в 2005 году. Однако Тони Блэр всего лишь исполнил данное Лейбористской партией в 1997 году обещание покончить с культурой секретности во власти и предоставить каждому гражданину доступ ко всем официальным документам.

Этот закон, несомненно, позволил разоблачить некоторые злоупотребления, однако, согласно исследованию Роберта Хэйзелла, Марта Уорти и Марка Гловера, около 70 процентов статей, написанных на основе информации, полученной благодаря Закону о свободе информации, привели к потере доверия к государственным институтам, поскольку наглядно демонстрировали неэффективность государственного аппарата и нерациональное использование бюджетных средств. То же самое произошло и по ту сторону Атлантики. Юрист Лоуренс Лессиг говорит, что в США прозрачность привела к возвращению представления о тотальной коррумпированности чиновников. Вот что Лессиг предсказывает в будущем:

«Можно будет с большой долей вероятности увязать каждое действие парламентария с получением денег … Как интерпретировать получение денег депутатом? Побуждает ли платёж депутата к тому, чтобы занять ту или иную позицию? Или же именно позиция, которую он занял, стала причиной платежа? … Прозрачность лишь усугубит склонность устанавливать подобные причинно-следственные связи».

Как мы видели, прозрачность поощряет склонность к подтверждению своей точки зрения. Предположим, что некий подозрительный гражданин задаёт себе вопросы о решениях определённого политика касательно определённой сферы промышленности. Его подозрения подразумевают, что он считает данного политика коррумпированным. Учитывая сегодняшние технические возможности, он может легко подтвердить свою теорию, найдя соответствующие связи. Так возникает ошибка Отелло.

 

Ошибка Отелло

Все знают, чем заканчивается одноимённая трагедия Шекспира: Отелло собственными руками душит свою возлюбленную. При этом поначалу он совершенно в ней не сомневается. Однако предатель Яго стремится посеять в уме Отелло сомнения в верности его жены, Дездемоны. Подобно тому, как Яго играет на подозрительности Отелло, некоторые акторы вслепую забрасывают свои гарпуны, пытаясь повлиять на общественное мнение. Поначалу общественность не верит надуманным выводам этих акторов, однако также признаёт, что «что-то из этого должно быть правдой»… так дверь приоткрывается.

Хорошо известно, что нарратив имеет свойство повышать доверие к сомнительным выводам.

Чтобы заставить кого-то прийти к выводам, с которыми он a priori не согласен, нужно рассказать ему историю, которая заканчивается этими выводами. Нужно также дополнить эту историю фактами, которые могут казаться не связанными друг с другом и лишёнными смысла, но которые история объединит в единое целое.

Вспоминается смятение, которое вызвал сюжет «Прощай, Бельгия», показанный под видом псевдодокументального фильма на канале RTBF 13 декабря 2006 года. Согласно ему, парламент Фландрии в одностороннем порядке принял декларацию о выходе из состава Бельгии. Интересно, что несколько лет спустя в Бельгии разразился беспрецедентный политический кризис, из-за которого страна на самом деле оказалась на пороге разделения.

Бельгийский телеканал сделал так, чтобы поначалу зрители поверили в то, что всё происходит на самом деле. В тот вечер на RTBF должно было выйти два репортажа, посвящённых натянутым отношениям между валлонцами и фламандцами. Однако в 20 часов программа новостей была прервана ошеломляющей новостью: Бельгии больше нет. Это была организованная попытка спровоцировать ошибку Отелло.

Правдоподобной данную историю сделало несколько аспектов: Альберт II предположительно собирался покинуть Европу и перебраться в Конго, границы между регионами были перекрыты, по телевидению показывали новую почтовую марку с изображением королевы Фландрии Астрид. В то же время, было несколько указаний на то, что вся эта история — утка. Сообщение началось словами: «Это, скорее всего, не выдумка». Журналист Франсуа де Бригод часто использовал слово «выдумка». Демонстрировались кадры собравшейся толпы, хотя об отделении было предположительно объявлено лишь 5 минутами ранее. Правительство Брюссельского столичного региона будто бы укрылось в десятой сфере Атомиума (хотя их всего 9). После этого сигнал пропал, и на экране появилась надпись «Это выдумка».

Несмотря на это, многие приняли историю за чистую монету. Программу посмотрело около 500 тысяч бельгийцев; 30 тысяч из них решили позвонить в RTBF, чтобы получить больше информации.

Пятнадцатого июня 2007 года, через несколько месяцев после сюжета «Прощай, Бельгия», прошли парламентские выборы, из-за которых страна погрузилась в кризис, и наихудший сценарий стал казаться вполне реальным. Бельгия пережила этот кризис, однако отныне над ней нависает тень Отелло.

 

Демократический триумвират

Каждый год журнал «Тайм» выбирает личность года — человека, который отличился в положительном или отрицательном смысле. В 2006 году на обложке знаменитого журнала было решено поместить лишь одно слово: «Вы». Подзаголовок гласил: «Да, ВЫ. ВЫ правите информационным веком. Добро пожаловать в ВАШ мир».

Многие эксперты рассматривают революцию на когнитивном рынке как возможность «демократизировать демократию». Наконец-то, предвкушают они, демократия достигнет стадии зрелости. Доминик Кардон пишет:

«Интернет — это инструмент борьбы с инфантилизацией граждан со стороны режима. В этом смысле, Всемирная паутина — это будущее демократии».

Данное ожидание очень хорошо резюмировал Бенжамен Лавлак:

«… перспектива равенства … и утопия свободы слова, без единого акта цензуры, идеал партиципативной демократии, основанной на постоянном обсуждении … демократия в своей самой чистой форме».

«Демократизация демократии» подразумевает три ключевых императива: я имею право знать, я имею право говорить, я имею право решать.

Что касается двух первых императивов, то они заключены в принципах прозрачности и свободы слова. Мы видели, как под влиянием современных технологий эти демократические принципы могут порождать предрассудки. Третий императив — право решать, или точнее, участвовать в принятии решений — поначалу считался утопической фантазией. На протяжении долгого времени идеологи демократии утверждали, что он состоит в делегировании власти представителям народа. Однако в 1960-х годах концепция партиципативной демократии поставила под сомнение данный взгляд. Кэрол Пейтмен и Бенджамин Барбер считали участие каждого гражданина в общественной жизни необходимым условием настоящей политической свободы. Данная идея вылилась в квартальные советы, публифорумы, гражданские конференции, общественные расследования, фокус-группы, гражданские жюри и партиципаторное бюджетирование.

Здесь есть двойной замысел: с одной стороны, сделать процесс принятия решений более прозрачным; с другой, заставить политиков, которых принято считать далёкими от народа, прислушиваться к гражданам в том числе и в промежутках между выборами.

Однако гарантия участия каждого в принятии решения ещё не гарантирует, что это решение будет разумным. Как можно быть уверенным в том, что совместное принятие решений, которое мы одобряем в принципе, не приведёт к катастрофическим последствиям?

 

«Vox populi, vox Diaboli?»

В ответ на опасения по поводу возможных негативных последствий партиципативной демократии была создана концепция делиберативной демократии. Данный термин был предложен политологом Джозефом Бессетом в 1980 году. Замысел состоит в том, что мудрые решения рождаются в ходе публичного обсуждения. Коллективная делиберация имеет очевидные преимущества: она поощряет людей мыслить и выдвигать продуманные аргументы. Она также способствует распространению информации и устранению заблуждений и предрассудков. Одним словом, публичное обсуждение позволяет принимать взвешенные решения, которые соответствуют общественным интересам.

Первые эксперименты под руководством Джеймса С. Фишкина прошли в Дании в форме «консенсус-конференций». С 1987 по 2002 год было проведено не менее 22 конференций, посвящённых таким разным темам, как «электронное наблюдение», «ГМО», «сельское хозяйство и экология». В 2001 году Германия провела конференцию на тему генеалогического тестирования, а в 1999 году Австралия — на тему ГМО. Проблема в том, что во многих случаях граждан-непрофессионалов просят выразить своё мнение по научным вопросам. К сожалению, учитывая хроническое недоверие к специалистам, дело часто оборачивается требованием объявить мораторий. Таким образом, вопреки революции на когнитивном рынке и партиципативной демократии, набирает обороты алармизм. Опросы во Франции и многих других странах показывают: граждане хотят моратория на биотехнологии. Причём за последнее время противников биотехнологий стало больше.

Во Франции в конце 1990-х годов проводились общественные консультации по поводу установки высоковольтных линий электропередач. Тогда как изначально дискуссия касалась исключительно эстетического аспекта, она очень скоро переключилась на тему общественного здоровья. Так было с линиями Котантен-Мэн, Лион-Шамбери и линией, соединяющей EPR и АЭС Фламанвиль. Так было и с линией Франция-Испания, которая вызвала у людей такие опасения, что Парижу и Мадриду пришлось провести 60 километров линии под землёй, что повысило стоимость проекта в 8 раз.

По многим вопросам существует явное расхождение между общественным мнением и научным консенсусом.

Все мы знаем аргументы, которые выдвигаются в таких случаях. Наука, говорят нам, не раз ошибалась в прошлом, и то, что ещё вчера было высечено в камне, сегодня опровергнуто. Так почему мы должны воспринимать как истину в последней инстанции слова экспертов, которые могут быть заинтересованы в том, чтобы ввести нас в заблуждение? Здесь можно выделить два отдельных аргумента: аргумент о погрешимости науки и аргумент о коррумпированности учёных.

Начнём со второго. Нет оснований считать, что учёные в нравственном отношении превосходят других людей, поэтому среди них тоже могут быть нечистые на руку личности. Вместе с тем, за научным консенсусом стоят исследования тысяч учёных со всего мира, большинство из которых не знакомы друг с другом. Поэтому думать, будто все эти люди находятся в сговоре и фальсифицируют результаты экспериментов с целью обмануть людей и навредить им — явный абсурд.

Что касается аргумента о погрешимости науки, нужно признать, что история мысли полна ложных идей, которые некогда считались верными. Однако некоторые делают из этого вывод, что можно ставить в один ряд доказанные научные факты и заявления «контр-экспертов». Проблему усугубляет ещё и то, что публичное пространство переполнено сомнительной информацией, тогда как результаты, полученные в лабораториях и опубликованные в научных журналах, часто остаются без внимания.

 

Странные ощущения в Сен-Клу

В марте 2009 года жители Сен-Клу пришли в негодование. Мобильный оператор Orange установил три антенны возле резиденции Букль-де-ла-Сен, не посоветовавшись с местным населением. У некоторых уже начали появляться первые тревожные симптомы: головная боль, носовое кровотечение и странные ощущения вроде металлического привкуса во рту… Чтобы защитить здоровье местных жителей было решено подать жалобу и добиться демонтажа антенн… И тогда оказалось, что антенны ещё даже не были подключены. Данная история наглядно демонстрирует, что в вопросах, связанных с опасностью для общественного здоровья, «независимые» опросы и демократические принципы могут иметь последствия, противоречащие общественным интересам.

 

Все против лучших из них

Философ Синтия Флёри считает, что демократическая система страдает от «патологий», и утверждает, что наше общество может преодолеть кризис взросления и достичь зрелости благодаря интернету, который, согласно ей, способствует демократизации. Однако данное мнение выдает её излишний оптимизм.

Продолжая аналогию с патологиями, я бы скорее сказал, что демократия страдает от врождённого недуга, который проявляется лишь при определённых технических условиях; недуга, который ждал, пока произойдёт революция на когнитивном рынке.

Я имею право знать, я имею право говорить, я имею право решать — эти императивы существовали лишь на бумаге до тех пор, пока наши технические решения не воплотили их в жизнь и не породили демократию легковерных.

Этот демократический триумвират наделён такой силой потому, что выражает идеи, которые распространяются на всех. Чем обосновать, что одни люди имеют право знать, а другие — нет? Что возразить тем, кто считает, что если технологии позволяют гражданам выражать своё мнение по вопросам, которые имеют к ним непосредственное отношение, демократические принципы обязывают предоставить им такую возможность?

 

Иногда толпа права…

В начале 1920-х годов психолог Кейт Гордон попросила своих студентов оценить на глаз вес предметов и расположить их от самого лёгкого к самому тяжёлому. Одни справились с заданием лучше, другие — хуже. Однако целью эксперимента было оценить не столько индивидуальные, сколько коллективные способности. Результаты показали, что оценка группы была верной в 94 процентах случаев. Этот показатель оказался выше, чем показатель любого из студентов по отдельности, за исключением пятерых.

В некоторым смысле, это удивительный результат. Ответ группы в среднем оказывается более верным, чем ответ любого из её членов. Кто-то может сказать, что это коллективная мудрость. Но можно взглянуть на эти результаты и с другой стороны. Важно понимать, что в случае неуверенности ошибаются все, однако завышенная оценка одних уравновешивается заниженной оценкой других. Так что не стоит спешить и объявлять толпу всеведущей.

Выражение «мудрость толпы» имеет намного больше смысла, когда оно подразумевает объединение ресурсов, так как это действительно позволяет превзойти результаты, которых мог бы достичь самостоятельно даже лучший представитель группы. Технический прогресс делает объединение ресурсов возможным. Например, искать послания от инопланетных цивилизаций в радиосигналах — это настолько трудоёмкая задача, что выполнить её можно лишь совместными усилиями. Именно поэтому был запущен проект SETI@home, в рамках которого добровольцы предоставляют вычислительные ресурсы своих компьютеров для анализа радиосигналов.

Объединение ресурсов также может использоваться в исследовательской работе. Онлайн-игра Foldit позволяет интернет-пользователям поупражняться в сворачивании структуры белков.

Однако самое впечатляющее достижение этого «коллективного разума» — это обнаружение редких явлений. Именно так удалось больше узнать об орфанных заболеваниях и их симптомах (например, миопатии).

 

… Но не всегда

Шестнадцатого февраля 2012 года, выступая в Университетском колледже Лондона, Франсуа Грэй начал свою речь следующими словами: «Наука слишком важна, чтобы быть отданной исключительно учёным».

По словам Грэя, наука подразумевает этические аспекты, высказывать своё мнение по которым имеет право каждый. Я имею право знать, я имею право говорить, я имею право решать. Данная идея особенно соблазнительна для тех, кто искреннее верит в мудрость толпы. «Неспециалисты могут и должны принимать участие в научных исследованиях, чтобы их голоса были слышны наравне с теми, кого принято называть специалистами», — заявляют Мишель Каллон, Пьер Ласкум и Янник Барт. Для сторонников демократизации демократии это дело принципа, а принципы обсуждению не подлежат. А жаль. Быть может, серьёзная дискуссия заставила бы их задуматься о том, что среди неспециалистов, которым они приписывают исключительно благодетели, тоже могут быть свои конфликты интересов и идеологические предрассудки.

Есть несколько хорошо изученных явлений, которые заставляют умерить оптимизм по поводу коллективного принятия решений. Взять, хотя бы, эффект каскада. Он бывает двух видов. Во-первых, есть каскад информации. Он возникает, когда люди, не обладая информацией, подражают тем, кто предположительно обладает ею. Такой когнитивный конформизм, как правило, эффективен и малозатратен, но в случае повторения чужих ошибок может иметь плачевные последствия. Во-вторых, есть каскад репутации, который побуждает человека принимать точку зрения большинства, чтобы избежать социальных издержек, с которыми сопряжено несогласие.

Проблема в том, что люди имеют неодинаковые возможности для публичного выражения своего мнения и неодинаковый набор аргументов. В любой группе есть люди, которые обладают репутацией, красноречием или социальным статусом, позволяющими им высказывать свою точку зрения первыми. Этот простой факт повышает вероятность эффекта каскада, особенно в отношении технических вопросов, которые сопряжены с очевидным неравенством.

 

Эффект якоря (привязки)

Как показывают эксперименты, проведённые Амосом Тверски и Даниэлем Канеманом, когда людей спрашивают их точку зрения, они часто «привязывают» свой ответ к произвольным данным. Например, участников спрашивают, какой процент членов ООН составляют африканские страны. Прежде, чем они дадут ответ, перед ними вращают колесо с номерами от 1 до 100. В случае с первой группой, колесо останавливается на числе 10; в случае со второй — на 60. После этого их спрашивают, как, по их мнению, соотносится процент африканских стран в ООН с этим случайным числом (выше он или ниже). Затем их просят назвать процент самим. Средний процент, который называется в первой группе (случайное число 10) — 25 процентов, во второй (случайное число 60) — 45 процентов. Несмотря на то, что выпавшие числа совершенно случайны, они явно оказывают влияние на ответы. То есть, когда люди не уверены, они ищут некий когнитивный «якорь», каким бы бессмысленным он ни был.

Те, кто первыми берут слово на собраниях, — особенно если их точка зрения аргументирована, а те, кто их слушают, не имеют собственного мнения по данному вопросу, — с высокой долей вероятности навяжут остальным эффект якоря.

Помимо эффекта каскада (которому можно противодействовать, предоставляя слово участникам собрания в произвольном порядке), существует ещё эффект поляризации. Он имеет место, когда после обсуждения группа занимает более радикальную позицию, чем средняя позиция отдельных её представителей. Предположим, людей спрашивают, как следует наказать того, кто сознательно повредил коммунальную собственность. Каждый по отдельности предлагает определённую сумму штрафа. Затем тех же людей просят совместно выбрать наказание. Как правило, группа выбирает более высокий штраф, чем средняя сумма, названная членами группы по отдельности.

Так что, вопреки мнению многих людей, обсуждение не всегда приводит к компромиссному решению.

 

Прицнип Кондорсе

Вспомним формулу Скотта Пейджа: «Разнообразие имеет приоритет над компетентностью». Данный императив представляет собой идею, на которой зиждится делиберативная демократия: принцип Кондорсе.

Кондорсе, вероятно, первым в истории мысли начал разрабатывать модели социальных явлений. И он первым указал на возможную нетранзитивность коллективного выбора избирателей. В своём знаменитом эссе «Рассуждения о применении анализа к оценке выборов большинством голосов» он предположил, что если вероятность того, что каждый избиратель примет правильное решение, составляет выше 50 процентов, то чем больше избирателей, тем выше вероятность, что принятое большинством голосов решение будет рациональным и оптимальным.

Этот принцип, лежащий в основе делиберативной демократии, Элен Ландемор формулирует следующим образом:

«Поскольку когнитивное разнообразие обуславливается количеством участников, обсуждение в большой группе предпочтительнее обсуждения в маленькой группе».

Поскольку ошибки одних компенсируются ошибками других, более высокое число участников повышает вероятность того, что группа примет мудрое решение. Кришна Ладха добавляет: «Вероятность того, что большинство придёт к правильному решению, обратно пропорциональна степени совпадения предрассудков внутри группы». Другими словами, чем меньше участники сходятся во мнениях, тем выше вероятность того, что проявится мудрость толпы. А как гарантировать разнообразие мнений, если не увеличением количества людей, вовлечённых в принятие решения?

Однако не стоит забывать: какой бы большой и разнообразной ни была группа, это не меняет того факта, что каждый член этой группы обладает мозгом, который при определённых обстоятельствах может функционировать так же, как мозг любого другого.

 

В центре мозга

Представьте, что вы собрались на пикник с друзьями. У вас не было времени, чтобы пойти купить пиццу, поэтому этим занялись Эрик и Бернар. Эрик принёс 5 пицц, а Бернар — 3. Вы же даёте свою часть деньгами — 8 евро. Как разделить эти деньги между Эриком и Бернаром, чтобы было справедливо?

Вероятно, первая идея, которая пришла вам в голову, это дать Эрику 5 евро, а Бернару 3 евро. Кажется, что это правильный ответ, но это совсем не так.

Решение выглядит верным, потому что наш мозг, желая сэкономить энергию, предлагает нам приемлемое исходя из закона пропорциональности решение (поскольку Эрик принёс 5/8 пицц, ему полагается 5/8 денег). Но это неверный ответ, и вот почему. Известно, что Эрик купил 5 пицц, а Бернар 3; известно также, что ваша часть составляет 8 евро. Это значит, что каждый потратил по 8 евро, не больше и не меньше. Следовательно, все пиццы вместе стоили 24 евро. А поскольку пицц 8, то каждая пицца стоит 3 евро. Соответственно, Эрик потратил 15 евро (5 пицц), а Бертран 9 евро (3 пиццы). Так как Эрик потратил 7 евро сверх положенных 8, ему нужно их вернуть; Бертрану же нужно отдать 1 евро (так как он потратил 9 евро вместо 8).

Если вы предложите эту простую задачку своим друзьям, то обнаружите, что многие из них ошибутся. Я провожу аналогичный эксперимент каждый год с моими студентами и каждый раз убеждаюсь, что даже если они обсуждают задачу друг с другом и даже если один из них (что бывает довольно редко) находит верное решение, группа в целом сходится на неверном.

Кто-то может возразить, что подобные задачки с пиццами не имеют ничего общего с реальной жизнью. Однако я склонен считать, что в реальной жизни всё намного хуже. Ошибки мышления в реальных ситуациях сильнее влияют на наши решения и имеют более серьёзные последствия. Эти ошибки мышления, которые психологи называют когнитивными искажениями, особенно часто имеют место в отношении того, что связано с опасностью, общественным здоровьем и окружающей средой.

 

Чему нас учат скачки

В конце 1940-х годов Ричард Гриффит проанализировал результаты 1386 заездов и обнаружил, что в целом ставки достаточно точно отражали вероятность победы той или иной лошади. Исключение составляли два случая: когда у лошади были очень низкие шансы на победу и, наоборот, когда лошадь была фаворитом. Низкая вероятность (1 из 10 тысяч или меньше) воспринимается человеком как в 10 — 15 раз более высокая. А очень высокая вероятность (0,98 — 0,99) воспринимается как значительно более низкая. Это субъективное восприятие вероятности можно представить следующим образом:

Ось абсцисс обозначает объективную вероятность, а ось ординат — воспринимаемую.

Эта странная особенность человеческого ума может иметь важные последствия. Каждый раз, когда вы просите группу оценить очень маловероятную опасность, вы рискуете получить заведомо неверное решение, особенно если низкая вероятность сопряжена с высокими потерями. Как говорила Жюли де Леспинас: «Я верю всему, чего я боюсь». Многочисленные исследования показывают, что желание, чтобы некое событие произошло или не произошло, влияет на субъективную оценку его вероятности. Реальная опасность высоковольтных линий электропередач, ретрансляторов, атомной энергетики и ГМО очень невысокая. Однако при обсуждении этих вопросов риски неизбежно преувеличиваются.

Когнитивный психолог Массимо Пьятелли-Пальмарини провёл следующий эксперимент. Он предложил участникам две ситуации:

Ситуация 1
Вы могли заразиться редким смертельным заболеванием. Вероятность того, что вы действительно заразились — 1 процент. Сколько вы готовы заплатить за вакцину, которая снизит риск до 0 процентов?

Ситуация 2
Вы могли заразиться редким смертельным заболеванием. Вероятность того, что вы действительно заразились — 4 процента. Сколько вы готовы заплатить за вакцину, которая снизит риск до 3 процентов?

В первом случае средняя сумма составила 12 177 евро; во втором — 3 805 евро, то есть в 3 раза меньше. Как мы видим, суммы сильно отличаются, хотя в обеих случаях вакцина снижает риск болезни всего на 1 процент. Но разница в том, что в первом случае она даёт людям уверенность, что они здоровы. Поскольку люди склонны верить тому, чего они боятся, они готовы заплатить неоправданно высокую цену, чтобы устранить очень низкий риск.

 

Неравный баланс

Хорошо известно, что намного легче побудить людей к действию, играя на страхе потерять уже приобретённое благо (работу, зарплату, права и т. д.), чем на возможности приобрести новые блага. Человеческий ум склонен придавать большее значение реальным или ожидаемым потерям, чем потенциальным преимуществам. По логике, ум должен рассматривать преимущества и недостатки ситуации в равной мере и выбирать лучший вариант. Однако в большинстве случаев происходит совсем не так.

Как продемонстрировали Амос Тверски и Даниэль Канеман, люди придают больший вес потере, чем равноценному приобретению. А другие исследования показывают, что потеря Х евро может быть психологически компенсирована лишь получением 2,5Х евро.

Это иллюстрирует следующий график:

Можно заметить, что ценность приобретений имеет тенденцию к снижению. Чем больше я приобретаю, тем меньше меня интересует любое следующее приобретение; если я выигрываю в лотерею миллион евро, я счастлив; но если я выигрываю 3 миллиона, то я не чувствую себя в 3 раза счастливее.

 

Слишком много чемпионов для одного чемпионата

Часто случается, что мы сталкиваемся с проблемой, решение которой требует больше энергии и времени, чем мы готовы ему посвятить. Тогда у нас возникает соблазн разделить проблему на несколько меньших и более легко решаемых проблем. Например, человек, который ищет ключи, вряд ли считает, что те с одинаковой степенью вероятности могут быть в каком угодно месте во Вселенной. В целях экономии времени и энергии он ищет ключи в тех местах, которые кажутся ему наиболее вероятными: в кармане куртки, в дверном замке, в сумке и т. д. Если ни один из этих вариантов не оказывается правильным, он расширяет круг поисков.

Данный метод может быть очень эффективным. Однако если его применять неизбирательно, он может привести к ошибкам. Чтобы продемонстрировать, о чём речь, я предложил 700 участникам следующую задачу.

 Вот 6 команд, которые будут участвовать в следующем чемпионате Франции по футболу (всего в лиге 20 команд): Марсель, Лион, ПСЖ, Лилль, Монпелье и Ренн. Для каждой из них выберите вероятность (в процентах) стать чемпионом (не в этом сезоне, так как это было бы слишком просто, а в следующем).

Анализируя ответы, я обратил внимание, что 82 процента участников существенно превысили порог в 100 процентов. Например, некоторые давали Марселю 60 процентов, а ПСЖ — 80.

Затем я попросил участников объяснить свои ответы. То, что они сказали, показывает, насколько метод разделения может искажать мышление. Они выбирали процент, рассматривая каждую команду по отдельности. Вместо того, чтобы оценивать вероятность исходя из конкуренции, которую могут составить другие команды (что подразумевает более сложные мыслительные операции), они оценивали шансы каждой команды отдельно, не замечая, что тем самым нарушают законы математики.

Данное когнитивное искажение имеет место каждый раз, когда кто-то выдвигает тезис, отдельные элементы которого несовместимы друг с другом. Например, на сайте Greenpeace можно найти следующее заявление:

«Никто не хочет слышать этого во Франции — стране с наиболее развитой атомной энергетикой в мире. Атомное лобби препятствует общественному обсуждению. Строятся новые реакторы. Высоковольтные линии электропередач угрожают здоровью граждан».

Хотелось бы узнать, как эти защитники окружающей среды собираются повысить производство возобновляемой энергии без увеличения количества высоковольтных линий электропередач. Более того, они беспокоятся об изменении климата, но ничего не говорят по поводу угольных электростанций в Германии. Какой логикой руководствуются люди, которые хотят конца нефтедобывающей промышленности, но не упоминают о том, откуда берётся энергия для массового производства электромобилей?

В некоторых случаях ошибка разделения и вовсе приводит к трагическим последствиям. Двадцать восьмого декабря 1978 года в 17:06 самолёт авиакомпании United Airlines заходил на посадку в аэропорту Портленда. Как обычно, пилот нажал кнопку выпуска шасси, как вдруг услышал странный звук. Более того, система безопасности не показала, что шасси выпущены. Пилоты решили отложить посадку и сделать круг на Портлендом. В 17:38, проверив всё, что только возможно, чтобы узнать, выпущены шасси или нет, они связались с авиадиспетчером и попросили стюардесс подготовить пассажиров к экстренной эвакуации. К этому моменту они кружили над городом уже около 40 минут, пытаясь выяснить, что же произошло с шасси, поломка которых могла обернуться катастрофой. Катастрофа таки произошла, но по другой причине. Поглощённые проблемой с шасси, пилоты совсем забыли о топливе. Эта ошибка, которая стоила жизни 10 людям, показывает, что когда ум занят только одним из аспектов проблемы, метод разделения может быть очень контрпродуктивным.

 

Эффект Эзопа

Мсье Дюпон не то чтобы ипохондрик, однако в том, что касается его здоровья, он всегда ожидает наихудшего. При малейшем ухудшении самочувствия он начинает бояться, что серьёзно болен. Как и многие из нас, мсье Дюпон постоянно думает, что у него рак; чтобы раздуть этот страх, достаточно лишь немного ему помочь.

К сожалению для его живого воображения, интернет создаёт идеальные условия для превращения безобидной склонности в сущий кошмар. Достаточно лишь посетить один из самых популярных во Франции сайтов — Doctissimo. Сайт очень хорошо сделан и не имеет цели вселить посетителям тревогу, но тот, кем движет тревога, не остановится пока не найдёт.

Так же, как все дороги ведут в Рим, все симптомы ведут к «раку» или «болезни Альцгеймера».

Читая материалы на сайте, мсье Дюпон обнаруживает по большей части обнадёживающую информацию, однако он не остановится пока не будет уверен на 100 процентов, и в итоге лишь подпитывает свои страхи. Читая сообщения на форуме, он с высокой долей вероятности натолкнётся на тревожную информацию, так как люди, имеющие серьёзные проблемы со здоровьем, намного чаще оставляют сообщения на подобных форумах.

Когнитивный рынок необъективен: как потому что потребитель ищет среди Х обнадёживающей информации ту, которая подтверждает его точку зрения, так и потому что предложение не отражает реального положения вещей (наиболее серьёзные заболевания представлены в непропорционально большом количестве).

Как персонаж басни Эзопа, наши современники либо сами преждевременно кричат: «Караул!», либо охотно слушают тех, кто это делает.

В этом им содействуют новые условия на информационном рынке, а также «демократическая» идеология, согласно которой кто угодно имеет право высказываться по каким угодно вопросам. Те, кто бьёт тревогу, часто удостаиваются похвалы со стороны приверженцев делиберативной демократии вопреки тому факту, что распространяют антинаучные идеи: например, они утверждают, будто электромагнетическое излучение вредно, а жить возле атомных электростанций опасно для здоровья, и не несут никакой ответственности за свои безосновательные заявления, ведь «бережёного Бог бережёт».

Точно так же, как ипохондрик лишь подпитывает свои страхи в процессе поиска информации, привычка бить тревогу, когда происходит нечто подозрительное, способствует когнитивным искажениям: иллюзии кластеризации, склонности переоценивать низкую вероятность и учитывать потери в ущерб приобретениям.

Проблема в том, что из-за привычки кричать: «Караул!» — по поводу ГМО, пальмового масла, молока в порошке, аспартама — некоторые опасения в итоге сбываются. Здесь действует тот же механизм, что и в случае с претензиями астрологов на способность предсказывать будущее. Следуя примеру астрологов, которые афишируют свои незначительные успехи и скрывают свои многочисленные неудачи, те, кто пытается вызвать эффект Эзопа, рассчитывают на то, что рано или поздно окажутся правы. Из этого они делают вывод, что их деятельность полезна для общества; на самом же деле, в большинстве случаев они оказывают обществу медвежью услугу. Они заражают людей вирусом тревоги, который может вызвать коллективную ипохондрию.

 

Когнитивная демагогия и популизм

В основе демократии легковерных, как и всякой демократии, лежит противоречие между общественным мнением и общественными интересами. Только в нашем случае общество желает знать всё. Политики могут быть уверены, что ни одно их решение (чего бы оно ни касалось) не останется незамеченным. Следовательно, соблазн апеллировать к общественному мнению вместо того, чтобы действовать в соответствии с общественными интересами, велик. Неудивительно, что народные избранники часто встают на сторону своих избирателей и требуют устранить любую опасность.

Демократия легковерных создаёт условия для возникновения нового вида популизма. Мало кто сегодня это замечает, поскольку этот популизм является выражением настолько распространённых заблуждений, что они воспринимаются как здравый смысл. Одни виды популизма питаются ксенофобией, другие — ненавистью к богатым и власть имущим, третьи — упрощенческим представлением о равенстве. А алармизм питается заблуждениями о риске и неопределённости; он апеллирует к той части ума, которая акцентирует наше внимание на потерях, а не на приобретениях, переоценивает низкую вероятность, предпочитает воздерживаться при сомнениях и т. д.

Политики должны умеривать склонность к ошибкам мышления, а не поощрять её.

Какова медицинская, экономическая и социальная цена этого популизма? Возьмём пример хорошо известного продукта — жавелевой воды, которая используется для дезинфекции поверхностей. Несмотря на то, что жавелевая вода помогла спасти миллионы жизней, она имеет плохую репутацию. Всему виной её неприятный запах, а ещё утверждения о том, будто из-за содержания метилкетона она может вызывать рак.

Как говорил Парацельс: «Всё есть яд и всё есть лекарство. Только доза делает лекарство ядом и яд лекарством». Но всегда найдётся несколько исследователей, которые проверяют все опасения. Оказалось, что при определённой концентрации (которую ни один разумный человек не стал был использовать) крысы заболевают. Так очень полезная жавелевая вода перестала использоваться в больницах. Трудно оценить ущерб от этого решения (никакой другой настолько же эффективный продукт не пришёл ей на смену), но можно предположить, что определённое количество внутрибольничных инфекций (и тысячи смертей) могли быть предотвращены.

На Гаити после землетрясения 2010 года по меньшей мере 5 тысяч человек умерло от холеры. Почему? Потому что среди сотрудников миссии ООН, которая пришла на помощь, были непальцы. На Гаити никогда не было холеры, а вот в Непале она есть до сих пор, и некоторые жители этой страны являются бессимптомными носителями. Очень скоро вода оказалась заражена, и были зарегистрированы первые смертельные случаи холеры. Было простое решение: дезинфицировать воду при помощи жавелевой воды. Стоило ли это делать, учитывая плохую репутацию жавелевой воды? Различные комитеты начали обсуждать этот вопрос и потенциальные риски. Лишь после 5 тысяч смертей и статьи в журнале «Science» вода была дезинфицирована, и эпидемия прекратилась.



©Gérald Bronner



Оригинал можно почитать тут.

Author

Muhammad Azzahaby
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About