Дэвид Уэнгроу. История настоящей цивилизации – это не история монументов
Цивилизация вернулась. Но она перестала быть исключительной прерогативой «человека Ренессанса» или «Запада», или даже грамотных обществ. Цивилизация — это способ говорить о человеческой истории в самом большом масштабе. От наскальных рисунков в пещерах Ласко до последней выставки в Музее современного искусства Нью-Йорка она связывает историю человечества вместе.
Но, по крайней мере, в одном существенном аспекте концепт цивилизации сохраняет фундаментальные ограничения. Цивилизация по-прежнему остается делом галерей, музеев и объектов всемирного наследия ЮНЕСКО; сюда относятся ценные изображения, предметы и сооружения, а не жизнь человечества. Доисторические каменные сооружения Гебекли-Тепе близ границы между Турцией и Сирией, где недавно открылся парк наследия, рассматривают как все, что только возможно — от Эдемского сада до колыбели цивилизации и первого в мире храма. Мы все хотим, чтобы цивилизация поднималась высоко над повседневными реалиями людей, которые ее создают и сохраняют. В конфликтных регионах, таких как
Важно то, что всегда существовали другие способы понимания «цивилизации». Французский антрополог 20-го века Марсель Мосс считал, что цивилизацию не следует сводить к перечню технических или эстетических достижений. Она также не должна представлять особый этап культурного развития («цивилизация» против «варварства» и т.п.). Цивилизацию можно найти в материальных вещах, но прежде всего она означает потенциал человеческих обществ. По мнению Мосса, цивилизация — это то, что происходит, когда отдельные общества выходят за свои пределы и делятся друг с другом моральными и материальными ценностями, устанавливая прочные отношения, которые преодолевают разногласия. Это может показаться абстрактной дискуссией, но это не так. Позвольте мне попытаться объяснить.
На момент написания статьи, прошло около четырех лет после военного подъема ДАИШ или ИГИЛ на Ближнем Востоке. ИГИЛ регулярно уничтожал или продавал античные памятники; кульминацией этого стало его нападение на древний караванный город Пальмира в Сирии, являющийся объектом всемирного наследия. Под оккупацией ИГИЛ Римский театр в Пальмире превратился в сцену для ужасных зверств, включая публичное обезглавливание Халида аль-Асада, уроженца современной Пальмиры и на то время ее директора по историческим памятникам. Весной 2016 года после (как оказалось, временного) освобождения при российской поддержке Пальмира принимала Симфонический оркестр Мариинского театра (Санкт-Петербург). На их выступление собрали аудиторию российских солдат, чтобы те послушали Баха, Прокофьева и Щедрина. Мероприятие организовали таким образом, чтобы представить своеобразную, и я думаю ложную, идею цивилизации. По словам Президента России Владимира Путина, что он произнес в своей речи из Москвы во время прямой связи, Пальмира является «достоянием всего человечества». На протяжении веков Пальмира открывала свои врата всяким богам. В своей статье «Караванные боги Пальмиры» (1932) в «Журнале римских исследований» российский историк античного мира Михаил Ростовцев писал: «Все удивляет в странном городе Пальмира». Однако, возможно, ничто так не удивляет, как эти события 2015-16 годов.
Можно ли назвать «цивилизованным» исполнение музыки Прокофьева на фоне прекрасных обломков одного древнего сирийского города, если в то же время живые обитатели другого, Алеппо, к северу от Пальмиры, находились под ударом? Античные храмы Пальмиры не строили как произведения искусства, чтобы их пассивно осматривать или любоваться ими; так же, как пещеры Ласко или Фон-де-Гом не задумывались как галереи, а комплекс Гебекли-Тепе не был доисторической версией Сикстинской капеллы. В древности их культовые статуи требовали живых даров и жертв, и теперь казалось, что они снова требуют их. Жертвоприношения такого рода, кажется, имеют определенную связь с нашим современным пониманием «наследия», «искусства» и «цивилизации», которую редко пытаются осмыслить или сформулировать. Несомненно, это говорит нам о том, что по своей сути они являются нашими собственными современными богами — богами глобального севера.
Когда люди используют термин «ранняя цивилизация», они в основном имеют в виду Египет фараонов, Перу инков, Мексику ацтеков, Китай династии Хань, Римскую империю, Древнюю Грецию или другие древние общества определенного масштаба и монументальности. Все они были глубоко стратифицированными обществами, которые вместе удерживало преимущественно авторитарное правительство, насилие и радикальное подчинение женщин. Жертвенность — это тень, что скрывается за этой концепцией цивилизации; принесение в жертву свобод, самой жизни ради чего-то, что всегда остается недостижимым — идеи мирового порядка, гарантии попадания в рай, благословения от этих ненасытных богов.
Что-то здесь не так. Слово «цивилизация» происходит от совершенно другого источника и идеала. Во времена античности прилагательное civilis означало те качества политической мудрости и взаимопомощи, которые позволяют обществам организовывать себя через добровольную коалицию. Современный Ближний Восток дает много вдохновляющих примеров. Летом 2014 года коалиция курдских подразделений прорвала осаду горы Синджар в Ираке, чтобы предоставить безопасный проход, пищу и убежище тысячам беженцев-езидов. Даже когда я пишу эти строки, население Мосула возвращает к жизни новый город из искореженных войной руин старого, улицу за улицей, при минимальной поддержке правительства.
Взаимная помощь, социальное сотрудничество, гражданская активность, гостеприимство или просто забота о других — это те вещи, которые действительно создают цивилизации. В таком случае настоящая история цивилизации только начинает писаться. Она может начинаться с того, что археологи называют «культурными регионами» или «сферами взаимодействия», — огромных пространств культурного обмена и инноваций, которые заслуживают более заметное место в нашей истории цивилизации. На Ближнем Востоке они имеют глубокие корни, которые можно увидеть в конце последнего ледникового периода, около 10000 г. до н.э. За несколько тысяч лет до возникновения городов (примерно 4000 г. до н.э.) сельские общины уже имели общее понимание основных понятий общественного порядка в регионе, известном как «плодородный полумесяц». Материальные свидетельства, что оставили совместные формы бытовой жизни, ритуалов и гостеприимства, показывают нам эту глубокую историю цивилизации. В определенном смысле они вдохновляют гораздо больше, чем монументы. На самом деле, важнейшими находками современной археологии могут быть эти динамичные и разветвленные сети, где другие ожидали обнаружить лишь отсталые и изолированные «племена».
Эти малые доисторические сообщества формировали цивилизации в истинном значении широких моральных сообществ. Без постоянных королей, бюрократов или армии они способствовали развитию математических и календарных знаний, металлургии, выращиванию оливок, винограда и финиковых пальм, изобретению квасного хлеба и пшеничного пива. Они разработали основные текстильные технологии, применяемые для создания тканей и плетения корзин, гончарный круг, каменную промышленность и бисероплетение, парус и морскую навигацию. Через связи родства и торговли они распространили эти бесценные и желанные качества настоящей цивилизации. С постоянно растущей точностью археологические данные позволяют нам отследить основные нити в этой ткани цивилизации, которая предстает перед нами, когда она пересекает равнины Месопотамской низменности, петляет туда-сюда между берегов Средиземного и Черного морей, через подножья Таврских и Загросских гор и вниз к болотистому верховью Персидского залива. В этом новом смысле цивилизация образует культурное полотно впечатляющей сложности и величия, без центра, начала или конца, сплетенное из миллиона малых социальных связей.
Если на минуту задуматься, то надо признать, что женщины, их труд, их заботы и инновации лежат в основе этого более точного понимания цивилизации. Исследование места женщин в обществах без письменности часто означает использование свидетельств, которые хранятся в буквальном смысле в ткани материальной культуры, таких как окрашенная керамика, имитирующая как текстильные узоры, так и формы женского тела и изысканные декоративные конструкции. Возьмем лишь один пример: трудно поверить, что сложные математические знания, которые содержатся в ранних клинописных документах или находят свое воплощение в структурах городских храмов, вышли полностью сформированными из воображения мужчины-писаря, словно Афина из головы Зевса. Гораздо более вероятно, что они представляют собой знания, накопленные в дописьменные времена через конкретные практики, такие как прикладное исчисление и стереометрия ткачества и бисероплетения. То, что до сих пор считали «цивилизацией», может на самом деле быть ничем иным, как гендерным присвоением мужчинами, запечатлевшими свои претензии в камне, определенной более ранней системы знаний, в центре которой находились женщины.
С этой отправной точки мы видим настоящую историю живой цивилизации. Она уходит в прошлое гораздо глубже первых монархий и империй, сопротивляясь даже жесточайшему вмешательству современного государства. Это цивилизация, которую мы действительно можем узнать, когда мы видим ее, пробуем ее на вкус, касаемся ее — даже в эти темные времена. Не может быть оправдания бессмысленному уничтожению древних монументов. Но давайте не путать их с живым пульсом цивилизации, который часто кроется в том, что на первый взгляд кажется мелким, бытовым и привычным. Здесь мы найдем ее пульс, терпеливо бьющийся в ожидании света.
Дэвид Уэнгроу, профессор сравнительной археологии Университетского колледжа Лондона.
Перевод с английского Павла Шопина.
Статья впервые была опубликована на английском языке под названием «A history of true civilisation is not one of monuments» в журнале Aeon 2 октября 2018 г.
