Один дом, две семьи, три поколения.

Официальный слоган фильма Яна Гржебейка «Уютные норки».

2018-й — год пятидесятилетия Вторжения в Чехословакию. Про это событие снято и написано немало. Говорить о трагической развязке «Пражской весны» без надрыва не так-то и легко. Но есть по крайней мере один фильм, заходящий на тяжелую тему без многозначительной патетики — «Уютные норки». По-чешски более лаконично и ёмко — Pelíšky. Фильм вышел на экраны девятнадцать лет назад — 8 апреля 1999. Для перешагнувшего порог тридцатилетия режиссера Яна Гржебейка это была дебютная работа, и он сумел подвести в своей первой картине итоги всего ХХ века, прожитого Чехией тяжело, но без потери главного — человеческого достоинства.

Интересно, что литературный источник, легший в основу сценария с таким нежным названием, носит фекальную номинацию в духе Ярослава Гашека «Дерьмо горит» (автор Петр Шабах). Классическая чешская амбивалентность, смесь цинизма и сентиментальности, абсурда и лирики. Частная жизнь человека для режиссера и сценариста важнее любых исторических передряг. Чем-то оптика Гржебейка-Шабаха напоминает менцелевскую. Для чешского классика Иржи Менцеля в «Поездах под пристальным наблюдением» влюбленность главного героя куда интереснее того, что творится на фронте. Но игнорировать грохот истории в конечном итоге все равно невозможно, она вламывается в жизнь человека и меняет того (кого-то уничтожает, но кого-то и преображает).

Казалось бы, в фильме не происходит ничего особенного. Просто две семьи (Краусы и Шебековы), живущие в одном доме в районе Коширже на западе Праги. Никакого пражского великолепия и стандартных панорам Градчан-Малой Страны. Действие разворачивается на небольшом клочке благополучного и зеленого района. Все возможные персонажи: в диапазоне от приспособленцев до бесстрашных борцов с режимом. Девять месяцев: от Рождества 1967 до августа 1968. Гржебейк снимает, конечно, не только про шестидесятые, но и про чешские девяностые, про рождение новой страны и социума. В «Норках» переплетаются главные лейтмотивы чешской истории, вечную аритмию которой так здорово уловил Гржебейк. От свободы к оккупации и в обратном направлении.

В «Норках» мы не встретим лихо закрученного сюжета, перед нами поток жизни с ее мелкими радостями, а подчас и большими трагедиями. «Уютные норки» фильм, в первую очередь, настроенческий. Узнаваемые детали социалистического быта, неброские интерьеры, бархатная чешская погода и т.д. Люди просто сидят за столом, спорят, выпивают, мирятся, дурачатся, влюбляются и только под конец в размеренную жизнь чешских обывателей врывается ветер истории, который разносит героев в разные стороны. Но чтобы ни происходило, спастись всегда можно в родном, пусть и бестолковом мирке своей семьи, где в самый сложный момент любые возрастные противоречия нивелируются.

В фильме очень много музыки и она, что бывает отнюдь не всегда, уместна. Поколенческий конфликт заявлен на звуковом уровне. Молодые предпочитают современные американские мелодии, пожилые веселятся под ритмы чешского джазмена тридцатых Ярослава Ежека, чьи песни напоминают им о золотых днях Первой республики. Без вечного Карела Готта тоже не обошлось. В кульминационной момент, когда оккупанты наступают (интересно, что у Гржебейка летят самолеты, а не ползут танки) старый Краус устало играет на фортепиано чешский гимн, начинающийся с риторического вопроса «Где дом мой?» (“Kde domov můj?”). Земля чешская, дом мой — единственный правильный ответ на неуместный вопрос. Этот момент сделан без натяжки и пошлости. Простая, скромная тема главной чешской мелодии льется нежно и спокойно. В вульгарную сентиментальность Гржебейк не скатывается благодаря исполнительскому ансамблю. В фильме можно увидеть многих чешских звезд, как начинающих, так и состоявшихся. Ян Гржебейк собрал в картине, возможно, сильнейший актерский состав Чехии на тот момент, национальный исполнительский дрим-тим в возрастном диапазоне от 15 до 70 лет. Эксцентричный холерик Иржи Кодет, главный чешский душка Ярослав Душек, острая Эмилия Вашариова, степенный Мирослав Донутил, обаятельная Кристина Новакова и т.д. Не очень опытный на тот момент режиссер добился идеального баланса, синтеза импровизационной легкости и дисциплины.

Среди плотного музыкальной среды фильма выделяется простенькая рождественская колядка “Narodil se Kristus Pán” (Родился Христос Господь). В одном из многочисленных куплетов этой трогательной песенки есть такие слова (в картине они не звучат, но подразумеваются): «Голиаф повержен, чему мы рады». Мотив победы Давида над более сильным соперником — один из центральных в чешской культуре, начиная со Средневековья. Говорить почему — излишне. Чехи справедливо считают, что Голиаф, конечно, всегда потерпит поражение, получит отложенный штраф, как в любимом чехами хоккее. Выигрывают, пусть и на длинной дистанции, не военная мощь, не экстатическая агрессия, а человечность и готовность любить. Бесхитростный урок истории, забывать о котором категорически нельзя. Более того — смертельно опасно.