Не так давно на культурной карте Новосибирска появилось новое место — подвал на Димитрова, где расположились мастерские молодых художников и галерея SOMA, уже успевшая заявить, что после ликвидации СЦСИ она осталась единственным местом, продвигающим современное искусство.

Предполагалось, что благодаря встречам, организованным здесь немецким художником Лисандром Рор-Рингером, будет запущен самостоятельный художественный процесс с экспозицией раз в неделю, причем все происходящее будет модерироваться самими художниками без участия кураторов, а арт-проекты будут создаваться на месте в процессе взаимодействия художников и специалистов из разных сфер.

Первым таким проектом стал перформанс «ЩИТ», в ходе которого несколько молодых художников прошлись римским боевым построением «черепаха», то ли прикрываясь от неясной угрозы картинами, то ли демонстрируя свое единство. Вторым проектом стала АРКА.

АРКА — это интерактивная свето-звуковая инсталляция из стеклоцемента, реагирующая на прикосновение рук синтезаторными трелями и всполохами света. На ее создание ушло около месяца, 7 марта состоялось открытие ее «бета-версии». В создании Арки участвовали: композитор Мария Красилова, архитектор Никита Овсюк, художник Алексей Грищенко, также помогали: Лисандр Рор-Рингер и Александрина Ефремова. Я встретилась с Алексеем и Никитой, чтобы они рассказали о том, как создавалась Арка.

То, что она такая, следует из процесса

— Была какая-то отправная точка, с которой вы начали думать?

Алексей Грищенко — Да, было такое предложение: Маша Красилова предложила сделать музыкально-световую пещеру, примерно так это было на уровне начальной идеи. У Никиты были предложения, связанные с конструктивом — бетонные блоки, стеклоцемент или пенопласт.

Никита Овсюк — Вообще мне очень давно было интересно поработать со стеклоцементом, с тех пор как я услышал впервые про эксперименты с ним уфимских ребят. Было очень интересно посмотреть, как стеклоцемент работает, получится ли с ним что-либо сделать. По сути я сделал эту часть и потом уже не участвовал. Были сложности, и самое большое переживание было, что высохнет цемент. Мы же сначала делали небольшие макеты, и они пересыхали — было довольно тепло, сухой воздух. Первый сразу засох, потому что просто был накрыт пленкой с двух сторон и воздух проходил — цемент засыхал, ломался, не мог набрать прочность. А потом Леша заплавил утюгом пленку, и получилось довольно герметично.

А.Г. — В процессе было очень много интересных вещей, например, как мы от пещеры отошли к арке: были разные варианты, потом Никита сделал на студии («Студия 109» на улице Военной, где уже несколько лет существуют мастерские художников под предводительством Алексея Грищенко— И.К.) модельку маленькую, и мы решили попробовать самое простое в большем формате. То есть как это делается: берется стеклосетка, наносится цементный раствор, и сетка подвешивается. Мы сделали эту полоску, подвесили, и полоска висит. На следующий день трогаю и понимаю, что непрочно, и надо продолжать…

Н.О. — Так появилась вторая арка, которая вокруг нее была подвешена.

А.Г. — Поэтому то, что она такая, не из скетча следует, а из процесса: попробовали одно, потом подумали — как продолжить, не выбрасывая первое, как продолжить и закончить. Был еще вариант с монтажной пеной: чтобы арка стояла, промежуток между арками заполнить монтажной пеной. И было прикольно, что когда мы подсчитывали, сколько нам нужно монтажной пены, мы считали-считали и забыли нолик. Ошиблись в десять раз. Потом пшик-пшик, пшикнули и поняли, что ее [монтажной пены] там чуть-чуть совсем. Вот так какие-то варианты были рабочими, а потом ушли. Это как в рисовании, когда ведешь одну линию, потом другую, от чего-то отказываешься.

Н.О. — Теория с экспериментом всегда друг другу не соответствуют: планируешь одно, а получается немного другое и это сильно влияет на процесс вообще.

Н.О. — Самое веселое было — это ее снимать и подвешивать, в этом участвовало куча народу. Все были увлечены этим процессом — рухнет она или не рухнет, на голову кому-нибудь упадет…

А.Г.— Но в действительности это несколько минут заняло.

Н.О. — Но это были очень яркие минуты.

За поверхностью стены есть что-то настоящее

— А кто занимался подбором музыки, программированием? Эта музыка специально написана или она просто подобрана?

А.Г. — Мы с Машей [Красиловой]. Это подобранная синтезаторная музыка. На самом деле, существует две версии Арки. К открытию не была сделана интерактивная часть, потому что сроки поджимали, а еще висела эта задача — экспозиционная… Чтобы к предыдущей пятнице что-то выставить, пришлось свои усилия направить на Арку, на то, чтобы она там стояла и хоть как-то светилась и работала. В этом мне очень сильно помог Лисандр, и, например, идея, что компьютеры и динамики — все подвешено, это его часть, он даже сам все это подвешивал. А идея, что Арка своими струнами не просто в случайных точках закреплена в комнате, а что есть какие-то вырезы, специально созданные в фальш-стене, куда Арка как бы тянется струной — к бетону… То есть эти отверстия обнажают, что за поверхностью этой фальш-стены есть какая-то своя настоящая стена, настоящее что-то. Бетонная арка своими струнами везде подвешена к настоящей стене.

— Ее нельзя было просто прикрепить к фальшивой стене, потому что не выдержала бы…?

А.Г. — Выдержала бы, выдержала. Для меня проект Арки важен, потому что здесь было взаимодействие людей из трех областей (из четырех, если брать еще Лисандра). И второе: что очень многое следует из процесса, и со струнами такая история — так арка не стоит, и ее нужно за что-то подвесить. И вот ты приходишь работать и понимаешь, что просто не можешь взять струну в случайном месте и поместить ее тоже в случайное место. Какой-то принцип должен быть, правильно?

То есть то, что я делаю, оно на чем основано? На что я опираюсь, чем руководствуюсь? Если я руководствуюсь случайностью, то нужно было брать генератор случайных чисел и на этом принципе остановиться.

Было две версии музыки, одна — которая была на открытии и была сделана очень-очень быстро, Маша написала музыку, и эта музыка просто играла в течение получаса, а Арка случайным образом вспыхивала светодиодиками и верхним светом. А то, что сейчас сделано — как подобраны звуки и инструменты, — это мы уже с Машей вместе делали. Мы с ней выбрали синтезаторы, потом она подрегулировала ноты и диапазоны, в которых они звучат.

Рефлексия

А.Г. — Для меня сейчас этот проект — Арка — выглядит до какой-то степени поверхностным, и хочется как-то поглубже в музыку въехать… Есть какое-то ощущение некой неудовлетворенности в том, как глубоко это сделано. То есть здесь синтезаторы выбраны по довольно простым принципам. Принцип того, как она подвешена в пространстве и почему все объекты тоже с ней подвешены — это довольно сложный принцип (что она обращается к чему-то за), а с музыкой было несколько проще, отчасти из–за того, что мое понимание в музыке — небольшое, я практически ноль. Поверхностный — это то, как я воспринимаю мое взаимодействие с музыкой. Может быть, с бетоном поглубже было [смеется]. С бетоном — его, наверное, невозможно было не понять.

— А какая судьба у Арки, что с ней будет дальше?

Н.О. — Распилят и выкинут.

А.Г. — Завтра мы ее распилим и куда-нибудь, может быть, …. положим [смеются].

Н.О. — Может, на свалку… А я бы себе сохранил фрагмент.

— Не жалко ее выкидывать?

Н.О. — Не жалко, если честно. Ее нельзя вынести отсюда. Даже в окно нельзя, наверное.

А.Г. — То, как она подвешена, это тоже об этом: объект связан с пространством.

Через неделю после открытия Арка была разобрана и теперь лежит в коридоре подвала на Димитрова. Однако, со слов Алексея, вряд ли ее получится собрать еще раз и вряд ли это в принципе нужно.