Полина Кардымон известна в Новосибирске прежде всего как молодой режиссëр, выпускница Новосибирского государственного театрального института, поставившая, к примеру, спектакль «Фрагменты любовной речи» по Ролану Барту или квест-променад «Индивидуальные переживания» с текстами поэтов Андрея Жданова и Ерога Зайцве (Егора Зайцева). Однако деятельность Полины не ограничивается только театральной сферой: она в том числе курировала несколько проектов в сфере современного искусства и сама выступала в качестве художника — как отдельно, так и в составе арт-группы «МЫК». В 2019-2020 гг. Мастерская Крикливого и Панькова (или lab4dram) заявила о себе как о междисциплинарном пространстве, которое занимается не только театром: здесь прошла персональная выставка арт-группы «МЫК», фотолаборатория, коллективная выставка коллажистов и иммерсивная выставка / я н и г д е/, и во всех случаях Полина выступала в качестве куратора и\или участницы события. Я поговорила с Полиной Кардымон о еë творчестве, о новой площадке на художественной карте Новосибирска и о том, сложно ли создать вокруг себя междисциплинарное сообщество творческих людей.

— Расскажите про арт-группу «МЫК». Когда и как она появилась? Кто в неë входит? Расскажите подробнее про каждого из участников. Что вас объединяет и в чëм особенности вашей художественной практики?

«МЫК» — это Евгений Лемешонок, Владимир Бочаров, Полина Кардымон и Денис Франк. Мы объединились весной 2019 года, когда решили создать выставку / Р А З О М К Н У Т О Е /, до выставки мы работали над спектаклем «Фрагменты любовной речи» в «Глобусе», но тогда я выступала в качестве режиссëра, а Денис, Женя и Вова — как саунд-арт группа presidiomodelo.

Иммерсивная выставка / Р А З О М К Н У Т О Е / была для нас пробой пера, в которой мы пытались сформулировать своë направление, нас привлекал формат лаборатории, и в течение всего двух недель мы практически жили в пространстве lab4dram.

В процессе подготовки мы выделили основной тезис: не игнорировать пространство, в которое мы помещаем наши работы и объекты. Идеальная выставка для нас — заехать без готовых работ и создавать, отталкиваясь от контекста, как мы и сделали.

Мы вчетвером занимаемся театром, но объединились мы в том числе и потому, что нас не устраивали в театральной институции очень многие позиции, начиная от простой коммуникации и заканчивая системой в целом. Мы хотим создать среду горизонтальных связей, в которой будем делать междисциплинарные проекты. Все наши уже созданные проекты нацелены именно на это, и, хоть они несут с собой свои коннотации вроде выставок и спектаклей, мы сами так не считаем. Внутри команды мы придерживаемся общего названия «художник», а вот профессии у нас разные, и это даëт большую вариативность для создания.

Не так давно, кстати, нас стало пятеро, к нам присоединился режиссëр Сергей Чехов, и уже таким составом мы выпустили самый, кажется, резонирующий в городе проект «Предел» на станции метро «Площадь Гарина-Михайловского».

— Ряд ваших проектов выстроены как лаборатории или кураторские проекты, в которые вы приглашаете множество других художников. Почему вы считаете важным создавать вокруг себя подобную среду из художников? Что вам как художнику дают эти проекты?

Проекты проектами, а «вдолгую» среду собрать не получается. У нас как у команды была сверхидея: собрать художников всех мастей, с которыми мы могли бы творить, но для этого требуются большие ресурсы и, главное, очень точная тема. Из–за отсутствия поддержки институций (любых, театральных или художественных) все разбредаются по своим делам, на одном вдохновении долго не протянешь, если тебе не из чего печатать, скажем, зин или создавать арт-объект. А если ты хочешь подтянуть ещë и достаточное количество людей к этому, то ты должен их каким-то образом обеспечивать. Я считаю не просто важным, а необходимым формировать среду, особенно в Новосибирске, для меня это каждый раз какой-то страшный сон: все большие события засасывает в какую-то яму, Министерство культуры поддерживает либо умирающие морально площадки, либо репутационно сформировавшиеся. В Новосибирске много художников, но это не решает вопрос нашей культурной самоидентификации вообще, нас нет на культурной карте, если сравнивать, скажем, с Омском. Мы все по отдельности, а вот вместе, я думаю, мы как раз могли бы это сделать. Самое интересное, что все между собой знакомы и поддерживают приятельские и даже дружеские отношения, а вот работает каждый сам! Для меня это угнетающе странно! Тут один музыку пишет, другой пишет коды, пятый рисует, десятый создает перформансы, и вот вам абсолютно уникальный продукт в соединении всех этих художников. И если мы не только все начнëм профессиональные коллаборации, но и будем работать «в длину», не от проекта к проекту, а вообще, то, конечно, есть все шансы на то, чтобы появились мы как точка на карте со своей идентификацией и месседжем. Пока что проекты, в которых участвуют разные художники, дают мне только знакомство с удивительными, талантливыми, «отбитыми» людьми, а хотелось бы не только так.

— Можно ли сказать, что вокруг lab4dram уже образовалось определëнное устойчивое сообщество художников? Если да, то как бы вы его описали и кто в него входит кроме арт-группы «МЫК»? Если нет, то почему нет и стремитесь ли вы к этому?

Ни да ни нет. Расскажу, почему. Пространство lab4dram позиционирует себя не как пространство, в котором все могут поделить территорию и спокойно заниматься своими делами (художники там, артисты тут играют спектакли, музыканты репетируют в другой комнате). Изначальный костяк lab4dram — это актëры и режиссëры, которые учились вместе в Театральном институте и не захотели расставаться, продолжая дальше развиваться и учиться. Цели создать театр не было, была ясная позиция: мы лаборатория, в которой мы учимся, где у нас есть время проработать свои слабые профессиональные точки и т. д. И все мы были в этом согласны. Соответственно, чего я хочу? Я хочу развиваться, что подразумевает всевозможные новые опыты, то есть это буквально место, в котором я могу быть художником, исследовать новые практики и территории, но на деле всë случилось просто более прозаично. Мы поделились на группы, как раз и получилось, что там рисуют, там поют — и все довольны, взаимопроникновения не случилось. Изначально, когда мы как «МЫК» пришли к резидентам с этой идеей объединения и сотворчества вне позиций режиссëра, актëра, художника, мы так и думали, что сейчас начнëм качать новые проекты, каждый будет исследовать что-то своë, создавать новые понятия и категории и, конечно же, объединять это с другими в одно целое. Но и нам в том числе как арт-группе не хватило запала, чтобы вдохновить ребят двигаться с нами. Мы понимали, что такое сотворчество предполагает очень активную отдачу, привнесение новых идей, совместную их переработку и т. д. Поэтому, когда «МЫКу» пришло предложение создать проект к фестивалю «48 часов. Новосибирск», мы решили зайти с другой стороны двора. На этот раз мы позвали новосибирских художников в надежде на то, что они останутся с нами, а там и резиденты подтянутся. Проект / я н и г д е / случился, несколько резидентов тоже участвовали как художники, и мы думали, что медленно, но верно идëм в этом направлении объединения и формирования среды. После большого успеха нашего проекта с нами остались несколько художников, кто тоже стал частью lab4dram: Ксения Марамзина, Аня Котова и Каринэ Булгач. В общем, ответ таков: да, в лаборатории часто появляются художники, но они фиксируются в мастерской по большей части только на время проектов. Соответственно, нельзя точно сказать: «Да, лаборатория пополнилась и сформировалась». Художники пользуются лабораторией как площадкой (здесь количество художников намного больше перечисленных трëх), а не как [постоянной] территорией для поиска, новых исследований. У всех нас есть свои большие задачи, а в мастерскую мы приходим, когда есть свободное время и вдохновение. Думаю, если бы все резиденты (включая меня) отказались от своей работы, то мастерская мало того что бесконечно бурлила бы активностью, но и решала бы более сложные вопросы. Междисциплинарность не проблема, если все готовы быть в непрерывной коммуникации.

— Как вы оцениваете влияние ваших кураторских проектов на художественную среду города? Можете ли вы выделить из них какие-то как самые значимые и почему? Есть ли у вас какие-либо определенные цели как у куратора?

Сначала, когда я начала этим заниматься, мне казалось, что всë это резонирует и шевелится, я увидела множество людей, которых не видела ни в театральной среде, ни в художественной, обрадовалась. «Значит, — говорю себе, — запрос есть». Самое важное, что даëт кураторская деятельность, — это возможность поделиться с другими теми вещами, которые, как тебе кажется, должны происходить в городе. Помимо кураторской деятельности (которой, кстати, не так много), по профессии я режиссëр, что тоже близко к понятию «куратор», но ни то ни то не кажется мне точным определением. Артëм Томилов дал достаточно точное слово «концептмейкер», оно шире и внятнее, не обременено никакими коннотациями. Так вот, названия у моих действий могут быть разными, а цель одна: объединить художественную среду в одно поле, показать зрителю, что искусство — это про сейчас, а не про пыльные кулисы. У Центра им. Мейерхольда была серия плакатов, и на одном из них было написано: «МНЕ ОТ ОДНОГО СЛОВА „ТЕАТР“ СКУЧНО». Я готова была сделать себе такую татуировку, потому что это правда и касается не только, к сожалению, театра (я сейчас только о Новосибирске, почти). Моë огромное желание — чтобы люди ходили на выставки, перформансы и всевозможные проекты без чувства, что они будут там неуместны или что всë это создается для кого-то другого. Я думаю, что для любого человека, если работа по смыслу верная, вообще неважно, в какую форму она будет облечена. Мало того, я начала ответ с того, что запрос есть, а значит, не нужно даже никого убеждать в правильности своей позиции, нужно просто непрерывно качать среду. Одним из значимых именно кураторских проектов (вернулись к делению) была фотолаборатория «10 актов». Мы вместе с Данилом Сучковым и Олей Обрезановой создали, казалось бы, какой-то междусобойчик, но то, куда мы в конце вырулили (и по смыслу, и по фактуре, и по коммуникации), для меня лично было большим открытием. Люди, которые пришли туда, были сами все как произведения искусства, а это значит, что мы правильно сформулировали запрос в среде.

— Какую роль в ваших работах играют тексты? Что вам дают коллаборации с поэтами?

Кажется, нужно начать с того, что я не слушаю музыку. Если я куда-то иду или еду, я всегда люблю пространство, в котором я нахожусь, улавливать: слои звука, там голос, там смех, там крик, проходишь мимо, человек сказал что-то. И ты существуешь в таком бесконечном массиве слов и звуков. Слово — очень сильный инструмент для работы с разумом, поэтому в спектакле «Фрагменты любовной речи» слово — это основное действующее лицо, препарирующее и отрезвляющее. Может, поэтому я люблю читки: там слово и верно выстроенная композиция создают миры. Меня лично не угнетает, когда в спектакле мало действия и много текста, мне как зрителю это даëт вести диалог с собой, а не направлять всë внимание на действие. Художники, кто безупречно работает с текстом, — это, конечно, Кабаковы. Когда я впервые увидела их работы, я подумала, что это самая точная работа с текстом в изобразительном искусстве.

У меня есть даже ощущение, что я только сейчас поняла, что все проекты, в которых я участвовала, очень держатся на тексте. Самый хороший пример — это наша работа с Егором Зайцевым на выставке / я н и г д е / под названием /СВАЛ СЛОВ/. Все стены были расписаны текстом Егора, пол был в горах бумаги с текстами, пропущенной через шредер, и т. д. Я думаю, что именно поэтому мы с Егором так крепко дружим и создаëм совместные проекты. Он как раз тот человек, который мало того что слово слышит, но ещë и может с ним талантливо работать и переосмыслять.

Если говорить о театре, то у «МЫКа» есть спектакль «Грибы», который так и называется: «спектакль-текст». А в «Первом театре» прошлым летом мы создали проект «Индивидуальные переживания» совместно с поэтами Андреем Ждановым и Егором Зайцевым, в котором ты бродил по городу и отыскивал тексты авторов. Этим летом мы, кстати, хотим возобновить проект, поэтому следите за новостями. Подобные коллаборации дают осмыслить себя в пространстве города, идентифицировать и художников Новосибирска, и себя внутри среды.

— Как вы оцениваете художественную среду Новосибирска? За чьим искусством вы следите и почему? Практика каких художников кажется вам близкой и интересной?

О среде я, кажется, ответила: художники есть, все по одному, а среды нет (или, что вполне может быть, я о ней не знаю). Единственные, кто формирует сейчас среду в Новосибирске, — это арт-резиденция «Лень» Филиппа Крикунова, в которой можно налаживать связи и обмениваться опытом.

Мой топ художников в Новосибирске долгое время возглавлял Андрей Уханев (может, вы видели гипсовые буковки «любовь» по всему городу, так вот это он). Он уехал несколько лет назад в Москву, но я до сих пор считаю его новосибирским художником. Ира Бутковская — тоже мой топ, я обожаю и уважаю еë работы, как она взаимодействует с текстом, и, главное, что она сама является объектом искусства, не только еë работы. Из Новосибирска ещë добавлю Артëма Лоскутова, Лëшу Грищенко, Олега Циплакова (не так давно он с Никитой Лопатиным снял фильм «Масса нетто» и сейчас готовит мини-сериал в жанре imovie о своëм родном селе в пик пандемии) и, конечно, то, как работает с видео Данил Сучков (на моем Youtube-канале есть несколько его работ).

А вот если не из среды города, то мне, безусловно, нравится практика «Перфобуфета» в Санкт-Петербурге, всë, что делает Витя Вилисов , я люблю и слежу за работами Алис Хуалис из Нижнего Тагила, [люблю] видеоарт Алины Тихоновой и вообще еë движения с проектом «Ибрагим» , «Дауншифтинг мозга». Их, кажется, правда много, всех не перечислить.

— Насколько художественная среда Новосибирска развита в институциональном плане? Получаете ли вы как художник какую-либо поддержку?

Нет и нет. В сентябре 2019 года состоялся фестиваль современного искусства «48 часов. Новосибирск», мы получили поддержку, наш проект был одним из самых массивных и заметных на фестивале, но как только фестиваль закончился, было впечатление, что этого всего не было. Связи не были налажены, мы как большая команда / я н и г д е / (15 художников) все разошлись по домам.

Гëте-Институт, кажется, были единственными, кто помогал в дальнейших проектах и интересовался нашими делами. Есть вообще ощущение, что институциям в Новосибирске намного интереснее заниматься современным искусством, которое было современным десять лет назад. Приходишь на выставку — дань старикам совриска, приходишь в театр — смотришь на умирающее и скучное заигрывание с понятием «постмодерн». Приносишь в театр проект, но как-то нет, нужны режиссеры 30+, про которых знает вся театральная рать, чтобы не убивать имидж какими-то там молоденькими девочками. Я, конечно, очень огрубляю, но по большей части так и происходит. Очень жду человека в Новосибирске, кто правда увидит всю эту тонну художников, а не будет заигрывать со своими представлениями о современном искусстве, не только убеждая себя в том, что он морально не устарел, но и заталкивая это в неумелых зрителей. В Новосибирске большое количество художников, кто получает признание в Москве, но здесь — кроме очень маленькой группы — никто [не получает признания]. Очень жаль.

— Расскажите о ваших дальнейших планах. Повлияла ли эпидемия коронавируса на дальнейшую судьбу пространства lab4dram? А на ваши личные планы?

Мы сейчас как арт-группа готовимся к многосерийному проекту «МЫК-театр», о котором мы объявим чуть позже, также в планах, если всë получится, выпустить проект в театре. Это что касается движений группы. Я готовлю выставочный проект /ОТЕЦ/, и тоже пока неизвестно, где он состоится.

Конечно, пандемия сильно оторвала нас от работы, у меня отменились гастроли перформанса и поездка в арт-резиденцию в Цюрихе, но зато наличие свободного времени дало привести все свои незавершëнные дела в порядок, даже случилось несколько больших проектов, которые без такого перерыва я не могла бы помыслить: /комнатная выставка/ и видеоработа «СТРОМА».