Я помню, что тогда, 20 февраля, было очень холодно. Уже пятый час я тряслась в
автобусе по киевской трассе сонная, но спокойная.
В на половину пустом автобусе, я запомнила, со мной ехали еще два молодых человека.
Они смеялись заглядывая в свои лэптопы, и говорили, кажется, о девушках. Я считала минуты до остановки. Мне было скучно от слишком очевидного блокбастера и хотелось спать.
Это была уже вторая поездка в Киев в этом месяце.
Оценивая свои шансы как неплохие, взялась за это неблагодарное дело — найти работу юриста в Киеве. Ехала я на собеседование, и Киев встретил меня ветренной, обычной для февраля, сырой и хмурой погодой.
Мой потенциальный работодатель, судя по голосу в трубке, уже немного злился. Ему пришлось выйти ради меня на работу в субботу и он явно рассчитывал пораньше свалить, а я опаздывала. Мой организм дико требовал кофе.
Офис находился на Липках. На метро совсем близко от жд, поэтому я, решив, чточерт с ним, какая разница, десять минут меня не спасут, забежала за этим самым кофе, отхлебнув три глотка, шуганула в метро.
Хотелось поскорее расправиться с заведомо понятно чем закончившимся собеседованием и пойти гулять по городу: посмотреть что сегодня на Крещатике (годовщина как никак), успеть пробежаться по любимым местам. Тем временем, ветер начал усиливаться и на плотном вязаном хомуте, в котором я похожа на Аленку с одноименной шоколадке, заметила снежную крупу. Добежала до офиса.
Меня встретил неудобный замок и большой белый самоед.
Мне сразу вручили какието тесты и анкеты, которые я быстро заполнила, но еще
нужно было пообщаться с потенциальным работодателем.
За большим столом в маленькой комнатке сидел мужчина лет 35. Разговор был примерно о том, могу ли я работать почти бесплатно, к тому же без официального трудоустройства.
Извините, но это мне не подходит. А потом, мы обсудили новинки музыкальных
альбомов, оказалось, что чувак не знал о существовании супергруппы joy division, и, кажется, даже записал, чтобы не забыть.
Приятный разговор, но бесполезный практично. В работодателях, как и в людях
вообще, надо разбираться, и пока не набьешь шишек, делать это трудно.
Я почти не расстроилась, ведь мне нужна настоящая работа, а тут какой то развод для неимущих студентов. Самоед провел меня к двери.
С Липок я повернула на банковую, мимо меня промаршировал отряд людей в
камуфляже и с флагами, на палках были повязаны черные траурные ленты, которые развивались по ветру. Они шли вверх от Институтской. Хотелось пойти за ними, но времени катастрофически не хватало, а я еще нигде не была. Вечером из новостей узнала, что был движ возле отделения российского банка, кому-то что то разбили и вызвали нацполицию.
Институтская, на которой два года назад расстреливали людей, заполнена
митингующими и портретами погибших. Эти портреты смотрят на нас, идущих мимо, с каждого дерева или столба, с гостиницы Украина, с майдана, смотрят на свечи и лампадки, на туристов и патриотов, и политиков, и журналистов; на меня, все время что-то ищущую двадцатитрехлетнюю, влюбленную в этот город девушку.
Мне жаль этих людей, но чем дальше от тех событий, тем я больше понимаю, что наш народ умеет горевать, умеет собираться на площадях, но катастрофически не умеет строить свою страну, по настоящему, без мегафонов и майданов. Чтобы из наших жертв и революций на самом деле родилось что-то настоящее, чтобы все это не захлебнулась, так и не начавшись.
Чтобы общество перестало терпеть, перестало ругать власть и не ходить на выборы, перестало заискивать с власть имущими и давать взятки, одновременно распевая гимн и держа руку у левой груди.
Эта сложная картина мира, сложная картина выживания в нищей разворованной стране, разворованной теми же гражданами, которые клянутся в любви к ней.
В общем, в том митинге на майдане я увидела в основном фриков и маргиналов,изрядно выпивших сорокалетних мужчин и журналистов, отчаянно ищущих историю, чтобы не оказалось, что в свой субботний выходной они зря поднялись с постели и пошли мерзнуть на неуютный в этот день Крещатик.
Я шла мимо беррберичопов по Михайловской, спускалась по кукольному и банальному туристическому Андреевскому спуску и не выдержав театральности, свернула куда то в сторону, обнаружив церковь козацкого барокко 17 века. “Первая удачная находка этого дня”, — обрадовалась я. Впрочем, внутри там ничего особенного не оказалось.
Но вдохновленная такой находкой, я решила ходить только туда, где не встретишь туристов. Следующей моей остановкой был монастырь на подоле. Искала его минут 20, но он оказался закрыт. Побродив по чудесному старому подолу, скрылась в метро.
С того дня у меня почти нет фотографий, от холода телефон отказывался работать и я с трудом следила даже за гугл картами, проверяя правильность своего перемещения.
В модном кафе в центре людей почти не было. За столами кое-где сидели бородатые хорошо одетые личности представители креативного класса или творческой богемы.
Не смогла определить, да и какая разница. Спрятавшись в углу под полкой с книгами, поглощала суп под заинтересованные взгляды этих самых личностей. В этот вечер посетителей явно было меньше, чем обычно, официанты скучали за стойкой бара и болтали о своем. День подошел к вечеру. Меня ждала привокзальная площадь. От этой мысли становилось душно, как в распаренной ванной. Выдержав пятичасовую пытку автобусом, прибыла на родной провинциальный вокзальчик.
— А вы из киева? обратился ночной таксист
— Угу.
— В гости приехали?
— Угу.
А можно будет с вами в Киеве встретиться? спросил он, решив наверное,воспользоваться случаем подцепить киевскую девушку.
Грустная и уставшая, я ничего не ответила. В понедельник на работу.
