19 сентября мир празднует день рождения Джарвиса Кокера, лидера легендарной шеффилдской группы Pulp. Стартовав в восемнадцать, Кокер вкусил плоды долгожданной славы только к тридцати годам — чтобы затем пройти по новой дороге разочарований к культовому статусу.

До России Pulp за время своего существования так и не доехали, имея здесь немногочисленную слушательскую базу. Вопреки статистике, «Постмузыка» публикует несколько собранных два года назад эссе разных людей о любимых песнях Джарвиса в группе и сольно: рассказывают автор подкаста, известный молодой культуролог и редактор городского сайта.

Рассказчик №1: Сергей Денисов

основатель подкаста "Акулий мальчиш"

10 лет назад, в 2009-м, вышел второй сольник Джарвиса Кокера "Further Complications", на котором он переживал свой кризис среднего возраста. Не найдя утешения в семейном уюте, Джарвис решил выпустить сборник разнузданно-похотливых песен, чтобы перестать быть в разладе с собственной природой. Зато пропеть эти песни он решил не обычным мяукающим голосом, но невротичным рёвом слетевшего с катушек льва. Для этого Кокер пригласил в качестве продюсера Стива Альбини, ставившего звук на легендарных альбомах Nirvana, Pixies, The Stooges, Пи-Джей Харви и не только.

Союз утончённого Кокера и взрывного Альбини как минимум любопытен. Но при покупке альбома на CD я ничего этого не знал. Просто это было 5 лет назад, в 2014-м. Тогда, находясь в кризисном состоянии, закрывался знаменитый музыкальный магазин Москвы «Пурпурный легион», и многие диски (если не все) продавались со скидкой. Имея некоторую свободную сумму и не имея ничего на физических носителях от группы Pulp или Джарвиса Кокера, я приобрёл этот альбом, но послушать тогда мне его не пришлось. Теперь уже и не вспомнить почему.

Сегодня, в 2019-м, пребывая в личностном кризисе, вызванном лавиной непредсказуемых ситуаций и переосмыслением ценностей, я перебирал свою старую коллекцию, чтобы отсортировать всё на нужное и ненужное. Тут и попался мне CD с белой обложкой, на которой хорошо одетый интеллигентный очкарик находился в странной позе, будто изображал упавшего оловянного солдатика.

Открывающий титульный трек "Further Complications" отличает ершистый звук и не самый драйвовый напор, как и положено при переживании кризиса, но при этом всё сдобрено самоиронией, которая не только выравнивает песню, но и поднимает её на порядок выше всех остальных. В «Дальнейших осложнениях» Джарвис Кокер вновь признаётся, что никогда особенно не хотел присоединиться к остальному человечеству и уличает каждого в том, что люди превращают свою жизнь в сумку для покупок. Зато утешением служат слова, что эти самые дальнейшие осложнения ему не только не помеха, но даже нужны, чтобы состояться как личность.

Весь альбом тоже хорош, но сейчас “Further Complications” — мой боевой гимн, который Джарвис Кокер запустил из далёкого 2009-го, чтобы он попал ко мне в нужное время и сделал своё великое дело.

***

Рассказчик №2: Артём Абрамов

журналист, редактор издательства ШУМ, автор телеграм-канала ain’t your pleasure

Начинать писанину про Джарвиса Кокера обычно принято с каких-то фактов его биографии, постепенно переходя к «классовому сознанию» Pulp и прочему политиканскому утрированию. Несмотря на все громкие фразы типа "Blur vs Oasis is a false cultural dichotomy designed to suppress Pulp’s socialist ideals" покажите мне хоть одного человека, который слушал бы Кокера из–за совпадающих взглядов на соцустройство. И кого бы волновали эти взгляды у других членов группы, да у той же Дойл. Болезный сам по этому поводу отшучивался, если вспомнить песню Сocaine Socialism.

По сути, почти вся дискография Pulp — это несколько десятков песен о том, как если не бросить дрочить, то уж прекратить рыдать во время процесса. Обычно называемое повседневностью, убийственное сочетание пошлости и банальностей, на которое Джарвис упорно накручивал собственные жилы (пока они не лопнули на We Love Life) и служит тем средством против цепко кусающей, простите, рутины.

[Присущее его песням] очерчивание точных и уникальных происшествий становится видно даже не через текстовый нарратив, в котором Кокер всегда чётко расставляет улики если не места, но времени (и повторяет уже сказанное именно в качестве неких моментов отсчета тех или иных сюжетов и ситуаций), а тупо через его принципы работы. Тот же Different Class, считающийся неким металичностным произведением из–за чётко обозначенной современности повествования на дату выхода, состоит из дикой мешанины самоцитирования. Апогеем которой становится F.E.E.L.I.N.G.C.A.L.L.E.D.L.O.V.E., где перемешаны аудиопоползновения первых двух альбомов, фоновость Styloroc (Nites of Suburbia) и абстрактность повествования Death II.

Последнюю упомянутую, наверное, я и люблю у Pulp больше всего — потому что с нее вышеупомянутый творческий метод и сработал, и появилась та группа, которую все и любят.

На Separations, представляющем собой по сути звуковой постэффект эйсид-хауса и бэгги, Кокер берет и впихивает прямое подражание Скотту Уокеру (с которым поработает позже) и Марку Алмонду. Со всеми характерным драматическим приемом обоих — личной трагедией как прерыванием неопределенности за счет превращения в светопреставление в псевдобарочном оформлении. Абсолютно добивающий момент на альбоме, позиционировавшемся как усталость от рейва и бесконечной тусовки. Впрочем, а как ещё проиллюстрировать катастрофу взаимонепонимания, если не через интересный только самому себе водевиль в одно рыло.

***

Рассказчик №3: Антон Серенков

музыкальный обозреватель, редактор городского сайта "Как тут жить"

В девятом классе я провёл две недели в детской больнице. Я в палате был старшим и впервые в жизни мог расслабиться и просто смотреть на поведение людей, не думая, как воспринимают меня самого. Больше всего меня заинтересовал лохматый маткорщик, который из–за разницы в возрасте и по инерции своей школьной жизни, где наверняка тоже был аутсайдером, относился ко мне уважительно и по-дружески. Он абсолютно во всех ситуациях разговаривал одинаково: с ленцой, насмешливо, через губу — и абсолютно всегда этот способ разговора гарантировал ему сохранение лица и моральное превосходство над собеседником (медсестрой, пятиклассником с неработающими почками, девочкой из соседней палаты, которая свистнула мой диск c альбомами Genesis). Ну, все–таких видели, это типичный подростковый способ разговора. Я тоже, конечно, такое прежде видел, но в тот момент вдруг именно понял, как это делается и насколько упрощает нежелательную коммуникацию. Парень сэкономил мне десятки и сотни часов, когда я был бы вынужденно серьезно разговаривать с людьми, которые никакого серьезного разговора не стоят.

Умение выдавать слушателю в пользование готовый способ разговора — для меня высшая похвала рок-фронтменов. Pulp я стал хорошенько слушать уже после того, как полюбил то, из чего они взялись — Roxy Music, Моррисси — поэтому ни вкус к мелодраматической помпезности, ни психологическая точность текстов меня не потрясают как-то уж особенно. Больше всего я ценю бесстыдную злобу, которой у Кокера было очень много в лучшие годы группы, и которой до него (да и после, чего уж), ни у кого не было. "Razzamatazz" — это второй сингл взрослых Pulp, как и "Babies" — это, в общем, просто стилизация под глэм. Только в этот раз Кокер взял из глэма лишь бессмысленно пестрый взвинченный звук («разматаз», собственно), а вместо причудливой и, в конечном итоге успокоительно-мещанской (величайшая глэм-звезда — кумир всех бабушек Филипп Киркоров) эротической истории, вывалил на слушателя три с половиной минуты издевательств над девушкой, которая бросила его на том основании, что с ним скучно, а ей хочется гулять и веселиться («разматаз», опять же).

Издевательства эти как на подбор одно язвительнее другого и становятся тем ядовитее, чем более веселенькой становится музыка. Кокер отчётливо умнее адресата песни (просто по условиям жанра, в котором сын шахтёра Брайан Ферри — усталый аристократ-ловелас), и, однако, в песне нет никакого двойного дна, оправдывающего его глумление, равно нет там и указаний на то, что он врёт: реально разжирела через три недели, как они расстались; реально сидит теперь перед теликом и жрет конфеты.

Можно включить психолога и попытаться идти от травмы рассказчика, но, в отличие от Монеточки, Кокер версию с тем, что, раз поётся «если бы мне платили каждый раз», значит думает много, — не поддерживает, никакой даже затаённой нежности в песне нет.

Есть лишь обоснованное самолюбование, чувство полного интеллектуального превосходства над собеседником и желание нанести ему побольше унижения из чистого спортивного интереса — ну вот получается у Кокера унижать людей, почему он, собственно, должен себя останавливать. Иначе говоря, перед нами лучший в мере учебник по высокомерному поведению для людей интеллигентных профессий (Кокер не Ферри, и изображал в лучшие годы не человека из высшего общества, а что-то вроде скандального писателя — вплоть до твидовых пиджаков, очков и шарфиков). Хвастаться этим нечего, но я много почерпнул из него для своих бытовых нужд. Думаю, не я один. Надеюсь, не я один.

***

Рассказчик №4: Антон Абалихин

диванный критик, автор блога «Постмузыка»

Изначально я вообще не должен был здесь ничего рассказывать. Всё-таки есть люди, которых любовь к песням Джарво заводила в куда более заманчивые дали — вот, допустим, Вита Корнет вдохновилась на создание такого вот путеводителя по условным предложениям в английском языке на примере кокеровских текстов. Наверняка найдутся другие вдохновляющие случаи, но моей лени хватило самых подручных и прозаичных — хотя природе произведений Pulp такой трусливый подход очевидно противоречит.

Сила Джарвиса в том, что неловкости он никогда не чурался — а в ловушку неловкости, понятой как способ замаскировать либо гротескно выпятить свои проблемы (см. соответствующую реплику Хэзерли из эссе Uncommon), удачным образом не попал. Он лучше многих оказался готов к путешествию, от превратностей которого даже десять лет блужданий в терниях забвения не дают отвода. Наивный поход в цепкие лапы славы, непонимание и гонения (дважды по кругу), а за ними подъём в гору вопреки всему и окончательное признание — Джарвис прошёл всё это с достоинством героя волшебной сказки.

After You — последнюю на сегодняшний день песню Pulp — едва ли кто-нибудь сочтёт выдающейся главой, но мне нравится, что именно ею всё закончилось.

Pulp распадались и возвращались без надежды на что-то новое; After You в этом смысле не подводит — впервые группа принималась за песню году в 2000-м, вышла она по-тихому дюжину лет спустя и обедни не портит, а кого-то даже и порадует. Меня она до сих пор будоражит потому, что помогает взглянуть на Джарвиса с точки зрения шаблонного о нём понимания (секс, доля риска, флюиды и — впервые названные с точностью до бренда — супермаркеты), не теряя при этом глубины; проще говоря, After You можно показать человеку, не особо секущему ни в английском языке, ни в Джарвисе Кокере, ни, может быть, в музыке в целом — и иметь надежду, что его зацепит.

В этой песне Кокера, по традиции, не страшит неловкость разбросать улики и вещдоки — мы видим, что его в некоторой мере возбуждает музыка диско; что настойчивое обещание провести золотую ночь, как следует из предыдущих текстов Pulp, исходит из ненадёжного (но не безнадёжного!) источника. Эти понятные знающим нестыковки и недосказанность парадоксальным образом наполняют After You ещё большей силой и экспрессией; если банально, это очень красивый и заслуженно растянутый на пять минут уход в закат — без гарантии встретиться на рассвете.