11 марта в московском барном объединении «Профсоюз» выступит Даниил Матов, известный под творческим псевдонимом Mazzltoff. В честь этого события — и в рамках работы над текстом-исследованием о двух поколениях тульских музыкантов — «Постмузыка» публикует выдержки из годичной давности интервью с артистом.

Если есть на свете смарт-поп, то почему бы не быть, допустим, жанру «смарт-бард»: за последние лет десять в России появилось достаточно музыки, которая перерастает, с одной стороны, обидные древние стереотипы об авторской песне, а с другой генеалогически принадлежащие русскому року попытки её электрифицировать (наподобие позднего «Сплина»). «Перерастать» здесь, конечно же, не синоним слова «отрекаться» — наш сегодняшний герой является подписантом питерского лейбла Polygon Records; на сайте «Полигона» его новый релиз соседствует с релизами «Зверей» и «Северного флота».

Тут появляется соблазн развить сюжетную линию дальше — придись двадцатилетие Даниила Матова на начало нулевых, его музыка могла бы прийтись ко двору аудитории козыревского «Нашего радио». Матовское сочетание заморского призвука с здешней сермяжной нежностью благоволит не нынешним, но каким-то поколение назад ушедшим временам — при этом интонационно и содержательно оно, конечно же, куда больше про сегодняшний день.

Даниил живёт в территориально близкой к Москве — и всё-таки провинциальной — Туле, здесь же в основном концертирует, а за минувший год выпустил альбом (записанный, к слову, на студии в Калуге, ещё одном важном для музыканта городе) и миньон: выход дебютной пластинки наложился на начало пандемии, а выход миньона ровнёхонько предварил вторую волну. Думается, неспроста: формально Mazzltoff (сам артист настаивает на разграничении музыки и личности, поэтому авторам и читателям будущих рецензий придётся продираться сквозь премудрости склонения) сложно назвать певцом катастроф — но апокалипсиса в его песнях хватает, даже если штука он там имплицитная. Если брать для определения ключевого мотива фразу из чужой, не собственно-маззлтофовской песни, ею была бы, разумеется, «убаюкай меня, моё горе»: это колыбельные, спетые голосом, одновременно волнующим и примиряющим с хрупкостью бытия.

Примечание: интервью было сделано по следам выхода дебютного альбома исполнителя, за несколько дней до начала пандемии коронавируса в марте 2020 года.

— Кому кидать благодарности за постпродакшн или ты скрываешь своих покровителей?

— Я же указал в посте, кто всё делал. Сводил Юра Маштаков, весьма известный в Калуге музыкант. Мастеринг — Олег Сотников. Он сделал, между прочим, мастеринг для дебютного альбома YOVTHLESS*. Собственно, через них я на Олега и вышел. Мне понравилось, как он сделал альбом YOVTHLESS.

— Что конкретно? Ощущение от звука или внимание к деталям?

— Мне понравилось, что это единое целое, понимаешь… А "Трип №9" — это достаточно концептуальная история. Мне важно было, чтобы это было единообразно. И, когда я вдруг прослушал YOVTHLESS на хороших динамиках, я подумал: «Этот чувак просёк их фишку! Этот чувак понял, в чём концепция!» Я подумал: может, этот чувак и мой альбом «прочитает»? И [у него получилось]. Я доволен мастерингом.

— Чем ты не доволен?

— В контексте чего?

— Вообще… на альбоме…

— Я всем доволен.

— Это ты сейчас в таком состоянии. Не боишься, что постфактум настигнет неудовлетворённость?

— Понимаешь, я так долго работаю внутри себя над альбомом и над каждой песней, что, когда я её выпускаю, у меня не остаётся внутренних противоречий, они все сняты. Поэтому любые противоречия, которые возникают извне, уже не играют для меня никакой роли.

— Ты выпустил альбом. Что сейчас в твоей голове происходит? Ты думаешь о следующем альбоме?

— Да только о нём я и думаю. Конечно! Он уже написан.

— Написан или записан?

— Написан, только написан… Ну, он записан на диктофон.

— А что это за материал, расскажи, пожалуйста. Как ты его записывал на диктофон, по частям или…

— Конечно, по частям. Я вообще подобные вещи промысливаю в мистических парадигмах — и, когда я думал над вторым альбомом, то пытался просто из своих набросков, черновиков собрать что-то. Есть идея альбома, я пытался под эту идею подогнать то, что у меня уже есть, не записывая что-то новое, и… неожиданно обнаружил, что второй альбом уже написан. Понятно, что это штука, которая сама себя пишет, понятно, что впереди ещё много работы и многое поменяется, но основной костяк песен уже есть.

— Вот я слушаю первый альбом. Там специфическая история, свой концепт… Процесс был таким же — был выброс энергии, ты что-то из него скомпилировал или эти песни сочинялись по одной? Как он собирался?

— Первые пять песен альбома — им всем больше пяти лет.

— А остальные как к ним дописались? Я же понимаю, что после пятого трека некая перемена наступает…

— После пятого трека — в прежних набросках — были совершенно другие песни, и это была другая история. Это как раз к разговору о том, что «оно само себя пишет». В процессе записи я понимал, что после пятого трека должно идти что-то другое. И как дальше происходил процесс, я не могу даже толком объяснить.

— А понимание концепции поменялось ввиду личных причин, за которыми стоит история этого альбома?

— Нет. Как ни странно, нет. Я не знаю, что поменяло.

Безусловно, слышно, что это дебютный альбом, я и хотел сделать его таким. С несколько юношеской лирикой. Но, помимо любовной лирики, там ещё есть просто образ пути, аллегория на жизнь… Лирический герой проходит свой жизненный путь, встречается с теми или иными перипетиями, отчаивается, потом [проходит стадию принятия]… понимаешь? Это необязательно воспринимать как личную историю.

— Кстати, а как это вообще воспринимается? Есть ли отзывы от людей из других городов, чтобы ты такой в ответ: аааа, чертёныш, как точно подметил-то!

— Ты знаешь, точнее всех подмечает Митя Горенский. Если хочешь узнать про мой альбом и про меня, спрашивай у Димы… Он формулирует лучше меня. Я люблю написать какую-нибудь ерунду, записать её на диктофон, отправить ему и спросить: Дим, ну что, как ты думаешь, о чём это? И он формулирует так, что я думаю: ах ты ж сука! Да, это о том и есть!

Дима Горенский, поэт из Калуги, друг Даниила Матова:

Если честно, задолго до официального релиза я уже знал его наизусть. У «Айсберга» совершенно удивительная апперцепция для моего чувствилища, он прошёл со мной через мои романтические отношения, тот случай, когда прикосновение голосом, текстом до известной степени сильнее, чем какое бы ни было.

Мы много разговаривали с Даней про запись альбома, я наблюдал этот процесс, слушал демки, мы говорили о концепции альбома. В общем, я снял у себя в голове целый документальный фильм.

Альбом обычно как рентген воровского взгляда в тюрьме: просвечивает, что из себя представляет творчество артиста — отоваривается ли оно, опредмечивается, развоплощается, обретает культ. В случае с Даней альбом не превратил его музыку в товар или продукт: там слишком яркая искренность, вязкая. Его музыка живёт вне его личности, но не держит дистанцию с его голосом.

Гениальность этого альбома в том, что Даня делает героем тебя.

Героем чувства, которое однажды охватывает тебя так, что от тебя ничего не остаётся. И он вдруг, как писал Маяковский в своей гениальной вещи: "- Воскреси. Своё дожить хочу".

— А как ты с Митей познакомился? Лично мне ты уже рассказывал, это было бы интересно.

— Я начал записывать песни на диктофон. У меня были друзья в Калуге, кто-то из них показал Диме мои песни, а Дима зафанател от «Айсберга». И он связался со мной. Так и познакомились. Потом начали общаться.

— То есть Калуга — это давняя история?

— Да, ещё до того, как я стал называться Mazzltoff. У меня была группа Unstable Equilibrium. Название, как ты понимаешь, придумал я (смеётся)

— А что это была за группа? Что вы играли? Ты был в ней диктатором?

— Нет, там была девушка, которая писала тексты. А я был основным мелодистом, назовём это так. Я придумывал именно мелодии лейтмотивные. Аранжировки мы создавали вместе, нас было довольно много человек. Пятеро.

— Почему это всё развалилось?

— Уже сложно сказать.

— Ага, бывает всякое. Насколько пригодился этот опыт? Сейчас в памяти всплывает что-то, и ты понимаешь: о, я придумал это в пятнадцать лет, офигенно.

— Ну, это потрясающий опыт, потрясающие люди. Это помогает в самоутверждении, наверное. Тогда я занимал скорее второстепенную роль, не мог брать всё под свои бразды и в определённой степени снимал с себя ответственность. Все в этой группе тянули одеяло на себя, все были [дофига] лидерами. К тому же тексты были не мои, я всего лишь придумывал какие-то основные риффы, основные мелодические фишки. Мне не всё в этой группе нравилось. После того, как мы распались, я вдруг подумал: Дань, если тебе всё не нравится, делай сам. Спустя какое-то время появился Mazzltoff.

— Процесс создания «диктофонов»** — это процесс интимный или о нём можно рассказать?

— Можно. Что ты хочешь знать?

— Всё по порядку. Когда ты сел записывать, у тебя была какая-то цель этих записей. Какая первая песня была записана на диктофон?

— Кажется, «Айсберг». А для чего мы делаем это интервью, напомни?

— Меня зовут Антон, и я собираю истории.

— Окей. Ну, я начал писать какие-то песни. Я был каким-то там музыкантом, которым я и сейчас являюсь. В какой-то момент…

— Поправляю установку. Я собираю истории для журнала***, и мы тебя прославим. Просто ты заробел немножко, по-моему. «Какие-то песни», «каким-то там музыкантом»…

— (оба смеются)

— Кстати, про образование. Музыкальное образование какое у тебя?

— Ну, нормальное. Я закончил музыкальную школу.

— По классу?

— Академический вокал.

— А инструментами почему не хотелось овладеть академически?

— Я не знаю, Антон. Я в принципе по жизни больше отдаюсь течению, чем проявляю инициативу или собственную волю. С вокалом вот проявил. А в музыкальной школе я играл на клавишах — ну так, достаточно херово. Сначала, в глубоком детстве, играл по нотам. Потом я много раз [из музшколы] уходил, много раз возвращался в неё, это долгая история. Когда я в последний раз вернулся, меня направили к чуваку, который преподавал синтезатор — и, чтобы сдать контрольные и экзамены, нужно было просто разучить какую-нибудь песенку. А «какая-нибудь песенка», как ты понимаешь, это четыре [грёбаных] аккорда! Так что я разучил 4 аккорда и пел. И со сцены это звучало неплохо, потому что никто не обращал внимание на то, как я играю, все обращали внимание на то, как я пою. А то, что он себе аккомпанирует — ну, круто, он умеет себе аккомпанировать, воу! Так и сдавал экзамены.

— Я услышал скепсис в словах про четыре аккорда. Какое вообще значение для тебя имеет сложность изначальной мелодии? Мы не берём аранжировку. То есть сами по себе два аккорда — это плохо, это хорошо, это по ситуации?

— Это, конечно, зависит от контекста. Всё всегда зависит от контекста. Сегодня пять аккордов, завтра один. Я стараюсь не думать об этом. Как оно идёт, так и идёт.

— Процесс создания песни. Сколько времени занимает?

— Всегда по-разному. Всё банально. Я не скажу ничего нового. «Сани»**** твои любимые были написаны минуты за три. А вот, например, «Песня песни», которую ты тоже, по-моему, котируешь, была написана за несколько месяцев.

Понимаешь, если песня пишется мгновенно — то она написана мгновенно. Когда ты пишешь песню долго, то не понимаешь, что пишешь именно её. Есть наброски, какие-то обрывки, они складываются и в один момент ты понимаешь: вот оно. С «Песней песни» было так. У меня были какие-то наброски, я писал её весной, в самом начале весны. У неё была совсем другая мелодическая линия, по мелодии это было что-то такое церковное. Я любил выходить в подъезд, сидеть на лестнице и завывать её, именно завывать. Постепенно сложилось так, как сложилось.

— Не вопрос, а признание. Завывание собаки в «Нескончаемой весне»***** очень удачное, до сих пор мой любимый момент.

— А, собака? Это круто. Правда здорово, да?

— Да. Мне кажется, песню надо подмастерить и так и выпускать, в таком звуке, потому что это законченная вещь в таком виде.

— Да. Да. Потрясающе. Это всё к разговорам о мистическом промысливании действительности. Во дворе залаяла собака, именно в том месте, где она должна была залаять. Я ничего, разумеется, не делал, только открыл окно и включил диктофон, я не ждал этого. Это здорово. И знаешь, что здорово? Если продолжать мистическую линию — я как раз в то время много слушал Летова, мне было интересно изучить его… А если я берусь изучить что-то, то делаю это хронологически, от первого альбома до последнего. Так вот, на втором или третьем альбоме «Гражданской обороны» есть песня "Я видел собаку". И вот я много слушаю эту песню, пишу «Нескончаемой весне», и тут мне в окно лает собака. Да. Забавно.

Концерт Mazzltoff’а в Москве состоится 11 марта в клубе «Профсоюз». Начало в 20:00. Вход свободный.

Послушать песни исполнителя можно на его странице Вконтакте, а также на стриминговых площадках.

___________________

*YOVTHLESS — тульский поп-дуэт. Состоит из Вадима Лукьянова и Тима Зорга. На данный момент проект находится в состоянии творческой паузы.

** «Диктофоны» — самоназвание плейлиста демозаписей, «висевшего» на странице исполнителя до выхода дебютного альбома.

*** Разговор вёлся в дни, когда интервьюер имел замысел выпускать собственный журнал. Замысел был прикончен ленью и пандемией.

**** «Еду на санях, еду» — неизданная песня из «диктофонного плейлиста».

***** см. сноску выше.