Create post
Music and Sound

Маленькая страна: заметки о вселенной "Агаты Кристи"

Бондарев Кирилл

Текст написан в 2018 году по следам выхода в издательстве АСТ книги Дмитрия Карасюка «Чёрные сказки белой зимы». Это издание — не первая по хронологии, но первая серьёзная попытка неавторизованной биографии одной из самых неоднозначных групп русского рока.

Отталкиваясь от содержания книги, «Постмузыка» разбирается в жизни братьев Самойловых — и обнаруживает там Россию в миниатюре.

«Агата Кристи» на гастролях в Копенгагене, 1991-й. Фото: Александр Кузнецов

«Агата Кристи» на гастролях в Копенгагене, 1991-й. Фото: Александр Кузнецов

Новейшая история России показывает, что беспросветных маргиналов не бывает; Лимонов, Летов и даже Угол из одиозной сибирской панк-группы «Оргазм Нострадамуса» — для каждого нашёлся способ выгодно перепридумать биографию, при жизни или посмертно. Удивительно, что подобную реинкарнацию не пережила «Агата Кристи»; возможно, причина как раз в том, что братья Самойловы живы, в их честь не назовёшь аэропорт, не перелопатишь их наследие — Вадима с Глебом и так разделяют судебные тяжбы, они не прочь переписать историю каждый в свою пользу, но подобные попытки заканчиваются ничем. Тому же Летову, сколько бы он ни пытался сам писать свою судьбу, в итоге приходилось оправдываться за каждый внутренне логичный шаг: всеобщий консенсус наступил лишь в тот момент, когда над интерпретацией летовских поступков потрудились другие, вроде усердного журналиста Семеляка. С другой стороны, в случае Самойловых сам положительный медицинский факт (оба пациента живы — и даже без всяких «скорее») мешает истории стать по-настоящему рок-н-ролльной.

В тексте 2015 года, посвящённом краткому реюниону «Агаты Кристи», Николай Редькин пытался свести модель поведения Самойловых к нелепым выходкам и приколам: да, эти люди были аляповаты, выходили на сцену «Славянского базара» в одежде, больше подходящей для выхода на кухню; появлялись на экране в откровенно невменяемом состоянии и затрагивали темы, бывшие до и после них на грани табу — но всё это были не нелепости, а вполне сознательные шутки в кулачок. Вывод, к которому подводит Редькин, имеет под собой основания — да и вообще отрадно, что хоть кто-то наконец обратил внимание на концептуальную подоплёку самойловских действий — но есть ещё один упускаемый нюанс: за дуракавалянием, за песней про нечисть на мотив из «Ивана Васильевича» стоят не конкретные и всем известные сонграйтеры — а самый большой (и самый страшный) концептуальный юморист всех времён, знакомый нам под именем Zeitgeist.

Развивать эту гипотезу можно даже без соблюдения исторической логики и уходя от темы: есть, скажем, злая ирония уже в самих условиях возникновения первой — не считая похожую на фотобук книгу Ильи Стогова — серьёзной биографии группы. Журналист Дмитрий Карасюк, несмотря на проблемы со здоровьем, много сделал для каталогизации свердловского рока: из последних достижений — книги о «Чайфе» и «Наутилусе»; в работе ему помогают близкие, стенографисты-волонтёры и собственная зрительная память, позволяющая подбирать нужные иллюстрации. С одной стороны, это огромная индульгенция проделанному труду — не отдать должное самоотверженности Карасюка просто цинично; с другой, перед нами биография, при восприятии которой приходится делать скидку на обстоятельства её создания.

Ограниченная трудоспособность автора снимает многие вопросы; к тому же любой, озадачивший себя написанием книги об «Агате Кристи», наверняка оказался бы в схожих затруднительных потёмках, которые сложно описать эпитетом «метафорические» — младший из Самойловых, Глеб, отказался давать комментарии автору; Вадим, ознакомившись с высказываниями экс-соратников, настаивал на громадных купюрах — но даже с объективными препятствиями и уважительными причинами остаётся, например, проблема выбора спикеров. В основном цитируются люди приближённые — почти нет каких-нибудь случайных, но ценных свидетелей, фоном идут даже «коллеги по цеху» (с которыми, как выясняется из книги, отношения весьма двоякие: переехав в Москву, братья жалуются в интервью, что «тусовка» родного Екатеринбурга их не любила — но ведь был же концерт в честь пятилетия группы, который почтили своим участием местные большие люди вроде Насти Полевой или —sic! — Максима Фадеева); с точки зрения фактчекинга отсутствие «лишних людей» — ход верный, учитывая, что пространство вокруг «Агаты» всегда было триггером для плохо проверяемых желтушных мифов, — но в итоге авторской картине не хватает полноты, объёма.

Совсем не кобейновская по своему финалу, история братьев Самойловых — или, по крайней мере, одного из них — начинается в духе агиографий депрессивных рокеров со сложным детством. Родители братьев разводятся; очевидной травмой это становится для младшего: Глебу двенадцать, самый пубертат — а он в маленьком уральском городке Асбесте, брошенный на произвол самого себя, слушает пинкфлойдовский Animals и бесконечно сочиняет тексты. Вадим (ему вполне сознательные восемнадцать) уезжает в областной центр получать высшее образование, идя проверенной дорогой к студенческому (и личному, памятуя о популярности типажа «парень с гитарой») благополучию. По завязке становится понятно, почему при распаде группы братья именно так распределили исторические роли: один депрессивный и творческий, временами ищущий вдохновение (и компенсацию) во всякого рода крайней литературе; другой — прагматичный карьерист, без проблем интегрируемый в официальные структуры.

Впрочем, «карьеризм» если и был, то вполне безвредный, подспудный: когда твою группу зовут с музыкальным номером в возрождённый КВН (не по сути, но по охвату аудитории почти «Вечерний Ургант» тех времён), отказываться от такой возможности крайне глупо. Историческое течение советской жизни вдруг вывело на перестройку, а ансамбль Вадима при политехе — на определённые надежды; нужно было только отбросить громоздкую аббревиатуру ВИА РТФ УПИ — что удалось провернуть благодаря клавишнику Александру Козлову, забросившему ради группы перспективную карьеру врача и придумавшему, собственно, название «Агата Кристи» (по одной из версий — в честь собственных инициалов). Новый вариант коллектива составили Козлов, старший Самойлов и басист Александр Кузнецов; в это же время Глеб не смог завязать (в отличие от старшего брата) роман с высшим образованием — и был реквизирован в группу в качестве соавтора.

На этом — то есть на самом деле чуть позже, когда группа активно входит в гастрольные (и, следовательно, товарно-денежные) отношения — весь романтизм заканчивается; его место занимает хроника типичных для времени бизнес-кейсов (как нехило заработать на серии концертов в южном городе, где тебя вообще не знают, не то что в лицо), а затем — тоже характерная — хроника постперестроечных неудач: альбом «Декаданс», записанный по следам европейских гастролей и с попытками нового звука, оборачивается провалом, барабанщик ударяется в бизнес, женившиеся братья сводят концы с концами. Быстрее выкручивается старший: сначала Вадим устроился звукоинженером на местную «Студию 8», затем был приглашён Бутусовым помочь «Наутилусу» — а потом и вовсе нашёл (в лице знакомого по институту) группе спонсора.

Самый головокружительный период «Агаты Кристи» — именно тот, меценатский: это тогда они получили в Монте-Карло приз за лучшие цифры продаж альбома в своей стране; альбомом, конечно же, был «Опиум» — если считать, что самые пагубные пристрастия пришли в жизнь авторов чуть позже, стоит признать, что создавали альбом люди расчётливые и наблюдательные — явно заходившие на рейвы не для галочки; явно с энергией, подслушанной у нью-вейва восьмидесятых и подсмотренной на MTV — в мейнстримовом, но всё же альтернативно-жестковатом постпанке вроде Killing Joke времён Love Like Blood; энергией, блуждавшей в русском воздухе уже лет десять, но нашедшей должный выход лишь теперь — когда появились технические возможности, да и гласность достигла необходимой стадии развязности. Пожалуй, «Опиум» — единственная от начала до конца «музыкальная» работа группы; даже насквозь прозаическая — ни музыковедения, ни философского анализа — канва книги Карасюка наводит на невесёлые размышления: почему не удалось закрепить тот успех — или хотя бы повторить?

В «Агате» были три центробежные силы: ипохондрический Глеб, превращающий в концептуальную необходимость своё примитивное на вид текстовое мышление (строчка «дворник, дво-о-орник, жопа с метлой» больше подошла бы Арсению Морозову или группе Kiskin' Zhar, чем русскому рокеру середины девяностых); прагматичный Вадим, как негласный продюсер пытающийся всю эту нелепость «причесать» — и Александр Козлов, поп-человек в компании выросших на батя-роке. Конечно, это было не полноценное авторское трио и даже не авторский тандем — заготовки песен приносились каждым участником отдельно и выносились на голосование «первичной композиторской ячейки», как называл свою троицу в шутливо-советских терминах Вадим. Грустно, что они не смогли освоиться в роли гострайтеров — из подобного тройственного союза могла бы родиться какая-нибудь «машина песен», вроде описанной в книге Джона Сибрука шведской модели; но это, конечно, только там, на родине Макса Мартина и было возможно — у нас же получилось по басне Крылова: лебедь, рак да щука, вроде бы и тянущие общую добычу к совместному котелку — но в итоге остающиеся ни с чем.

«Ни с чем» — это, конечно, метафора; хотя известная ранее в общих чертах — а теперь дотошно описанная Карасюком — история существования «Агаты Кристи» в девяностых показывает, что рассказы музыкантов не преувеличены. Из–за неграмотного менеджмента — как со стороны спонсоров, так и со стороны посредника между ними и группой в финансовых делах (Вадима) — участники лишились шанса почуять более-менее осязаемые доходы; песни о полётах во сне и наяву превратились в самосбывающиеся пророчества — и на это тоже спускались немереные деньги (в чуть ли не самой интересной цитате из всей книги Михаил Козырев рассказывает о нервной ночёвке в пансионате, где участники «Агаты» прожили пять лет — если верить экс-вождю «Нашего радио», он пережил там нечто среднее между трипами Кастанеды и фильмами Аристакисяна).

История «Агаты Кристи» — это, конечно, история не столько о музыке (хотя и о ней, вопреки сложившемуся мифу, тоже), сколько о контексте вокруг: о помноженной на общий хаос девяностых юридической и финансовой безграмотности; о чреватости открытого признания в грехах — по имеющей основания версии Вадима, клеймо dazed-группы они получили из–за того, что не стали, в отличие от прочих, скрывать своё положение (хотя, допустим, Дельфину связанную с прошлым предвзятую оценку своего творчества удалось победить без особых потерь — пусть и не сразу, со временем); в конце концов, это история о том, что даже «примитивная» по посылу группа может нести своим существованием профетический смысл — примеры обнаруживаются снова и снова. Кто-то даже в двадцатилетней давности песне «Два корабля» может найти эхо текущих новостных сводок — или, допустим, в том факте, что клип на песню «Выпить море» — нарочито трэшевый, с наложенными поверх хромакея облачками в 360p и пародийным скарфингом — не пошёл на телевидение только потому, что как назло утонула подводная лодка «Курск»: в придуманной задолго до трагедии фразе «мертвецы хотят обратно» жутковатой крамолы слышится не меньше, чем в посвящённой трагедии часовой дисс-передаче Сергея Доренко.

Ещё один прецедент, задним числом рифмующий в жизни братьев Самойловых личное и политическое, приключился уже после «Опиума». «Агату Кристи» часто сравнивали с The Cure; сравнение, конечно, очень условное — но в их дискографии, как и у Роберта Смита, можно вычислить ключевую «трилогию». Выпущенный в 1997-м «Ураган» — это их собственный Pornography, третий из трёх и самый надрывный. Уже одними названиями треков («Розовый бинт», «Звёздное гестапо») сейчас могли бы заинтересоваться бдящие силы — да и тогда поднялся шум, несильный, но достаточный, чтобы и спустя десятилетие провоцировать инциденты вокруг песен того периода.

Впрочем, «своими» Самойловы быть всегда умели: накануне записи «Урагана» поучаствовали в акции «Голосуй или проиграешь», поддерживая выдвижение Бориса Ельцина на второй срок. Для большинства участников это была, конечно, инерция (антизюгановский хэштег «#недайбог» был из тех, что слепо, по-сусанински, заманивал) — но в случае «Агаты Кристи» такое событие становится одним в длиннющем и утомительном ряду. Из разу в раз эти двое становятся орудием истории, первооткрывателями — точнее, со-открывателями — очередного ящика пандоры. Может быть, всё проще?

Когда-нибудь для «Агаты Кристи» найдётся не только свой Дмитрий Карасюк, но и свой Марк Фишер — который досконально исследует генезис «постъельцинской» депрессии в русском роке на самойловском примере — но, в принципе, даже необязательно ждать; не зря книга Карасюка фокусируется не на музыке, не на политике, а именно что на личном: обрушение браков, творческий кризис, проплывающие мимо — парой намёков — визиты в рехаб, превращение жизни в совсем уж «жёлтую» хронику. Глубоких выводов из описания пикирующих бомбардировщиков ждать не стоит, тем более что Карасюк больше сфокусирован на моменте пика группы в девяностых — никаких просветов насчёт причин разлада братьев в двухтысячных и безнадёжной ссоры в десятых, никаких пикантных подробностей сотрудничества Вадима с Владиславом Сурковым или дружбы Глеба с Прохановым и Кормильцевым — зато весьма подробно расписан ключевой в жизни группы эпизод: гибель клавишника Александра Козлова.

Снова злая ирония — единственным ушедшим в мир иной участником группы стал человек, менее всего склонный к саморазрушению. До книги Карасюка здесь стояла бы формулировка «вообще не склонный» — однако при подробном рассмотрении Самойловы пусть и оказываются людьми, рисково падающими на дно, но именно своим бесстрашием, видимо, уберегающимися от худшего; у Козлова же, который, напомним, сам дипломированный врач, были серьёзные проблемы со здоровьем, усугубляемые депрессией — официально не диагностированной, но даже сами братья были тогда ещё далеки от образа примерных селебритиз на пути к исцелению, что говорить о помощи коллеге. На последний совместный альбом композиторского трио, «Майн Кайф?», ни одна из заготовок Козлова не попала — во имя концепции, так что с решением тот согласился внешне спокойно; в итоге на альбоме впервые не оказалось ни одного хита — уж они-то бессменным клавишником поставлялись постоянно, даже на не самой выигрышной пластинке «Чудеса» оказался «Ковёр-вертолёт».

Неожиданная смерть Козлова от атеросклероза оказалась тем «чёрным лебедем», который спровоцировал дальнейшее крутое пике с участием выживших — но в то же время дал стимул группе вдруг прийти в себя, оправиться от творческого кризиса, а самим Самойловым — от собственного прошлого. Отряхнув ветхую пыль, они, впрочем, не обнаружили для себя ничего утешительного. Возможно, поэтому личное и срифмовалось вконец с политическим: у Самойловых есть невероятная энергия, способная, словно Ленин в трактовке Данилкина, связывать в созвездия какую угодно солнечную пыль, — и где-то, если не в творчестве, аккумулировать её было нужно. В музыке же от посткризисной «Агаты Кристи» за десять лет остались всего два ярких пятна — что показательно, связанных с поп-индустрией. В 2004-м, на «Неголубом огоньке», братья исполнили запомнившуюся многим саркастичную интерпретацию «Маленькой страны» Николаева и Королёвой — а пятью годами раньше мелодия из инструментального альбома Козлова стала песней «Отпетых мошенников» «Люби меня, люби». Да, той самой; вот вам и эхо поколений, и связь времён, и поп-континуум.

А ещё — но это уже полуапокриф — Глеб по просьбе вновь появившегося на горизонте Фадеева написал тексты для так и не вышедшего альбома группы Total; в общем, на примере «Агаты» есть возможность лишний раз убедиться, как может обходиться фатум, поворачиваться вспять история: что было бы, если бы Цой выжил, Курёхин выздоровел, а «Агата Кристи» осталась легендарной поп-группой с тремя авторами. Сплошные сослагательные наклонения — на месте которых даже грибы не растут; один двадцатилетний цикл за другим, но все по касательной: сейчас вроде бы самое время вспоминать, как Глеб Самойлов сочинял тексты на грани родительской паники — и был, получается, крёстным отцом нынешним несчастливцам, которым отменяют концерты; ещё спустя какое-то время, лет через пять, можно будет вспомнить, как тот же Глеб вдруг осунулся, повязал на руку напульсник и переоделся во всё чёрное, выдавая тексты вроде «сердце, садо-мазо, бьётся, садо-мазо» — и довыдавался до того, что угодил в саундтрек к Гай Германике, в острейший русский молодёжный сериал конца нулевых. Однако уже лет десять метафоры времени исходят преимущественно от старшего — того, из ВИА РТФ УПИ, крепкого государственника по убеждениям; младший успел поддержать протесты на Сахарова и Болотной — но в финале этой истории оказался растерянным, разочарованным зрителем. И если уж исчерпала себя дихотомия России айфона и России шансона, у России Глеба и России Вадима пока ещё есть повод выяснять отношения.


Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Бондарев Кирилл

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About