Ира сидела в своём рабочем кресле и битый час воевала с таблицами Excel. В её шейных позвонках, жалобно похрустывая, назревал хондроз. Уже пора было идти обедать, но формулы скакали по клеткам, как бешеные макаки. Переделывать отчёт за отпускной коллегой — сущий ад. Какой тут обед.

— Там Абрикосова сладости турецкие привезла, иди сходи, пока не расхватали, — обронила юристка Люба и пошла себе дальше. Её припудренный сахаром рот ещё полнился этими самыми сладостями, так что Ира расслышала нечто вроде «Аа-иоо-ве-аа-и» на фоне довольного почавкивания. В обеих руках юристка Люба несла по блюдечку, от которых так пахло розами, жареным миндалём и гранатовым соком, что Ира не заставила себя долго упрашивать. К тому же, она понадеялась, что приобретённая глюкоза поможет ей добить строптивую ведомость. Ира всегда просчитывала на два шага вперёд.

Офисный закуток без окон и дверей, служивший попеременно то столовой, то переговоркой, превратился в малоазийский базар. Столы были составлены буквой «П» и накрыты невесть откуда взявшимися малиновыми скатертями с фестонами. Поверх малиновых скатертей возлежали золотые блюда с кондитерскими сокровищами. В центре композиции расторопно поворачивалась поджарая фигура Абрикосовой. Даже со спины было понятно, что это женщина-марафонец, не только в любительском спорте, но и по жизни. Из двухдневной командировки в Стамбул она вернулась с чемоданом липких картонных коробок с надписью Koska. Раздавала по чуть-чуть, на пробу, а особо заинтересованным предлагала купить по цене производителя. Заинтересованных была целая очередь.

— Не такие у нас, не такие! — грохотала ножом Абрикосова, подбавляя на тарелку ярко-жёлтых ломтей, прозрачных, как янтарь, с сердцевиной из грецких орехов. — Такое на экспорт не поставляют, только своим!

Ира протиснулась сквозь чавкающую толчею дегустаторов, выудила из подставки бамбуковую зубочистку и наколола пару кусочков рахат-лукума.

— Да рукой бери! — хохотнула Абрикосова. — Поздновато пришла, давай расскажу, что осталось. Этот, типа хвороста — кадаиф, барабанчики с сиропом — тулумба, рулетики с фисташкой — мебруме…

— Я всё равно не запомню, давай уже хоть чего-нибудь. Ассорти!

Ира протянула Абрикосовой зелёную бумажку с пейзажами Ярославля, а в ответ получила и барабанчиков, и пахлавы, и какой-то сахарной зелёной паутинки, рассыпавшейся в пыль от одного прикосновения. Вернувшись на свой пластиковый трон, Ира продолжила борьбу с таблицами и ведомостями. Работа и вправду пошла быстрее — глюкоза сделала своё алхимическое дело.

Праздничные лакомства заменили Ире обед и даже ужин. С одной стороны, это было удобно — можно не вставать из–за компьютера до победного. Но подслащённые мысли Иры теперь то и дело отвлекались на летние воспоминания. Ей приходилось собирать всю свою волю в бухгалтерский кулак и гнать вон мысленные картинки, нахально заслоняющие экран. Одна и та же никак не хотела уходить, всё крутилась перед глазами — как она плутала по дворцу Топкапы, и уже под конец, в душном павильоне, среди шикарно инкрустированного оружия, серебряных кубков и шёлковых облачений увидала гигантский бриллиант. Невозможно сказать, сколько в нём было карат, но по размеру он был как упитанный младенец. Ира посмотрела на свои опухшие за день пальцы — на левом безымянном в тесном кольце красного золота виновато торчал крошечный бриллиантик. Просто песчинка по сравнению с тем радужным светилом в бронированной витрине. Ира в зачарованной задумчивости несколько раз переводила взгляд со своего кольца на султанское сокровище и обратно. Стоявшая рядом итальянка заметила это, прыснула в голос и схватила Иру за локоть, чтобы не упасть от смеха. Она полностью разделяла её чувства. Они ещё долго стояли под экспонатом и спорили, не поддельный ли он. Если продать такой бриллиант, сколько рахат-лукума можно купить на выручку? Всяко больше, чем осталось в пакетике: к вечеру Ира подъела весь свой turkish delight.

***

Прыщи не заставили себя ждать. И не только они: уголки губ обметало, предплечья зашелушились розовыми разводами, как при диатезе. Скорее стыдно, чем больно — ну какой диатез в 30 лет? Ира и так была ниже всех в отделе, а стройна до такой степени, что хохмачи-программисты то и дело уточняли, не в Детском ли мире она одевается. Ещё ни разу со дня своего совершеннолетия ей не удавалось купить алкоголь без демонстрации паспорта. Теперь ещё и эта напасть. Ира дважды в день пила противоаллергенные, тональник накладывала чуть ли не шпателем, но ничего не помогало.

— Это всё шлаки, — написала в чате школьная подруга Надя. — Такое таблетками не выведешь. Нужно в баньку. Пропариться как следует, пропотеть, токсины выгнать.

Баньку Ира не любила. С тех самых лет, когда бабушки в самодельной дачной клетушке клали её на верхнюю полку — «чтоб крепла» — это было мучением. Плешивые веники царапают, листья липнут, обжигают; температура под сто, но взрослые сидят, терпят, и ты с ними сиди терпи. А потом на выходе как обдадут холодной водой из ржавого ковша — для закалки! Нет уж, лучше прыщи.

— У тебя какие-то невежественные представления о бане, — Надя прислала укоризненный смайлик. — Я же тебя не в общую парилку зову, где триста голых бабулек с грудями до колен. Отдельный номер снимем, Всеславу позовём. Она нам особую, женскую баньку сделает, по Луне.

Ира не поняла, при чём здесь Луна и подозрительный акцент на слове «женская». Тогда Надя прислала ей порцию избранных картинок из аккаунта Всеславы. Там всё было прекрасно, как в рекламе тайских спа-салонов. Никаких тебе потрескавшихся кафельных лавок, обляпанных раскисшим мылом, никаких эмалированных тазов. Подписи под картинками обещали «правильно подобранные эфирные букеты» для ароматизации воздуха, мягкий пилинг на природной основе и даже «согревающие полудрагоценные камни по знакам Зодиака». Правда, одна половина картинок содержала народные рецепты от праславянской травницы, а другая была отрисована в стиле пляжного отдыха на Гоа. Но в целом это было не важно. Ира уяснила главное: женская банька — это что-то вроде спа, только дороже, потому что мастер принимает процедуры одновременно с тобой. Также это благородное собрание следовало проводить по строго определённым лунным дням, ибо предполагалось не только физическое, но и ментальное очищение — разговоры по душам, снятие информационных блоков, иная психологическая помощь. Перспектива откровенничать с малознакомым человеком в полуголом и распаренном виде Иру не прельщала. Но Надя не привыкла так просто отступаться от своего:

— Да не хочешь — не откровенничай, кто тебя заставляет. Оставляй все ментальные блоки при себе. Но учти: завтра-послезавтра — последние лунные дни в этой декаде, когда можно обряд проводить. Жди потом целый месяц, чешись.

— Ладно, зови свою банщицу, — сдалась Ира. — Только я в купальнике буду.

— Зато у неё, что удобно, можно со своим прийти, — Надя возрадовалась и решила закончить беседу порцией полезных фактов. — У остальных ведуний такое не допускается. А тут чем привыкла в своей ванной пользоваться, то и неси. Она, конечно, будет предлагать скрабы всякие, пудры, масла — но это так, для ознакомления. No pressure, в общем, никакой обязаловки. Один раз сходишь, во вкус войдешь — сама потом спасибо скажешь!

Надя ещё что-то писала из разряда «себя надо баловать!», но Ире пора было бежать на встречу с коллегами. Она знала, что когда эта мадам чем-то сильно увлекается, её не остановить. А увлекалась Надя часто. Сейчас она была страстно увлечена ведической культурой — как индийской, так и праславянской — и старалась делать всё, чтобы вернуть себе «женские энергии». Она была уверена, что женственность отобрали у неё неблагие отношения с мужчинами и неблагая жизнь в суровых условиях мегаполиса. Возможно, похожие мысли порхали и в Ириной голове, но ей было некогда их отлавливать, пришпиливать медной булавкой и рассматривать под лупой.

***

Сауна, в которой Всеслава проводила свои сеансы, находилась на втором этаже одного из тех советских зданий, которые благополучно пережили реновацию 2010-х. Это был уже не безликий бизнес-центр, наспех обшитый серым сайдингом, а культурный кластер. Отреставрированный фасад из красного кирпича не скрывал своего пролетарского происхождения, напротив: каждый подъезд словно кричал о том, что он — бывшая заводская проходная. Рядом с сауной располагался популярный сетевой фитнес-центр, соляная пещера и комната для флоатинга. Такое соседство вроде бы предполагало толпы усталых офисных людей, желающих расслабить свои сколиозы. Однако почему-то кроме них троих и администратора в холле сауны никого не было. Возможно, сегодня был выходной, но Всеслава по каким-то своим каналам попросила открыть помещение на пару часиков. А может быть видимое отсутствие посторонних входило в стоимость магической услуги.

В раздевалку зашли за 20 минут до начала сеанса. Тёплый воздух пахнул многолетней сыростью, дешёвыми индийскими благовониями и кварцевой лампой. Всеслава оказалась ровно такой, какой Ира представляла её по профилю в Инстаграме. Величавая, статная, с толстой русой косой, дважды обвитой вокруг горделивой головы. Когда она стала распускать волосы, блестящие, чуть волнистые, это уже было похоже на колдовское действо. Затем, будто они вместе выросли, Всеслава запросто стянула с себя платье — длинное до пят, элегантное, но наглухо закрытое во всех спорных местах, — и облачилась в простыню. Подпрыгивая на одной ноге, рядом всё те же действия повторяла Надя. Её суетливые телодвижения как бы сообщали: «Видите? Я тоже не стесняюсь, совершенно не стесняюсь своего живота, своих бёдер! Да, я пухлая и с растяжками на попе, но это всё от того, что у меня отняли мою женственность!» Ира поискала глазами хоть какую-то ширмочку, за которой можно было притулиться, но таковой не нашлось. Скрепя сердце, Ира стала снимать верхнюю одежду, вся сгрудившись в сосредоточенный ком на дубовой лавке.

— Ты что, в этом останешься?

Всеслава лукаво прищурилась. Глаза у неё были совершенно лисьи, конечно. Ира одёрнула лямки цельного ярко-розового купальника с принтом в виде фламинго.

— Ну, да.

— А как ты собираешься проходить инициацию женской сути?

Ох, да: Надя что-то писала про это, но она не успела прочитать. Ведь просто прочитать было мало, нужно было совершить некоторые действия — например, купить свежие розы, непременно алые. Дома у Иры на обеденном столе имелся букет из аспарагуса и кремовых роз (немного, правда, подувядший). Она хотела срезать бутон оттуда, но Надя категорически запретила так делать. Эти цветы подарил начальник отдела, Андрей Валерьевич. То есть как, подарил — отдал. У него на днях был юбилей, и партнёры надарили столько букетов, что Андрей Валерьевич почувствовал себя супер-поп-звездой, вроде местного Леонтьева. По природной скромности, а также в целях освобождения рабочего пространства он раздал по букету всем сотрудницам, а жене притащил целых три.

— Вот видишь, он женат! — кричала капсом Надя. — Как можно для своей инициации использовать цветы от женатого мужика?

Однако свежих роз Ира купить не успела, и решила, что это всё не обязательно, главное же — настрой.

— Да мне как-то… Комфортно и так. Можно я потом дома сделаю инициацию, сама?

Всеслава удивлённо подняла свои натуральные, густые, благородного оттенка брови.

— Можно, конечно. Но там важна привязка к определённым лунным часам. И тело должно быть максимально расслабленно. Ты готова встать в 4 утра, чтобы до рассвета успеть всё сделать?

Ира застенчиво кивнула. Всеслава хмыкнула, но тут вспомнила, что у неё ещё масса важных микрообрядов перед заходом, и зарылась в свою походную суму.

Когда Ира узнала, что такое инициация, она решила, что это дичь. Семь раз потрогать свою вульву бутоном цветка, шепча аффирмации — хватило же у кого-то фантазии! Тем более, делать это после рабочего дня, в компании двух взрослых женщин… Ира не представляла, что после такого сможет сидеть с Надей в барчиках, как прежде. Впрочем, в барчики Надя уже целый квартал не ходила — она теперь считала, что это не женское занятие. Глядя на Всеславу, Ира подумала, что тому, кто хотя бы раз общался с ней лично дольше десяти минут, непозволительно появляться в столь маргинальных местах. В белоснежной простыне, с растрёпанными волосами Всеслава походила на босоногую валькирию, противницу всякого греха. При ней невозможно было бы заказать второй бокал Апероль Сприц со льдом или пошловато хихикать над симпатичным барменом. Пожалуй, через пару лет плотного общения с Всеславой можно было стать потомственной графиней, или ведической женой, или просто ведьмой. Носить такие вот целомудренные платья в пол, с юбкой-солнцем, расшитой символами плодородия, не пользоваться косметикой, родить троих детей и носить их везде с собой в эко-слингах. Но Ира пока не представляла, как совместить этот новый поведенческий паттерн со своей основной работой. И мужчины, который взялся бы её содержать на период переформатирования, у неё не было. Был дружок Петечка, с которым они время от времени спали, но такие псевдоотношения матроны вроде Всеславы считали недопустимыми, разрушительными для женщин. Надя, наслушавшись лекций, убеждала Иру бросить этого Петечку, отказать ему раз и навсегда, а потом семь лет держать целибат, чтобы найти себе нормального мужа. Ира уточнила, не достаточно ли будет для целибата месяцев так пять, на что Надя, делая ужасные глаза, отвечала, что ни в коем случае — только за семь лет ДНК бывшего мужчины полностью удалится из её матки.

— Так, какой у вас запрос был? — крикнула Всеслава, наконец выгрузив из сумки все свои дары волхвов.

— Я хочу избавиться от груза прошлого, — с энтузиазмом выдохнула Надя. Простыня на ней осела, узел сполз, обнажив одну грудь. Груди у неё были как у козы — заострённые, чуть вздёрнутые кверху и веснушчатые. Выглядели они гораздо веселее своей хозяйки, словно никакой груз прошлого был им нипочём. Но тёмные близорукие глаза Нади излучали беззащитность.

— Понятно, — сказала Всеслава, — сделаем.

— А мне бы вот это свести, — сказала Ира и погладила свои пунцовые плечи.

— «Это» — это что? — переспросила Всеслава.

— Шелушения…

— «Шелушения» — это следствие. Нам нужна причина. Если «шелушения», значит, какой-то орган работает неправильно. Орган работает неправильно от перегрузки — физической, ментальной, энергетической. Может, канал перекрыт — на это, значит, своя причина есть, кармическая.

— Да я просто сахара переела… — попыталась Ира, но Всеслава только руками замахала. Пальцы у неё были длинные, выразительные, такими бы воду заряжать. А может, и заряжает.

— Даю две минуты — прислушайся к ощущениям в теле! Где будет тянуть, там энергетический затык.

Пока Ира послушно прислушивалась к ощущениям в теле, начинавшем понемногу мёрзнуть от невесть откуда взявшегося сквозняка, Всеслава всё открывала и закрывала какие-то крышечки, отвинчивала колпачки, нюхала сама, затем намазывала на Надины руки. Надя тоже принюхивалась, понимающе кивала и что-то переспрашивала. Ира догадалась, что они подбирают очищающие средства по типу доши — кое-что в этих вопросах она понимала. В прошлом году Надя столь же успешно затащила её к одной астрологине. Та не только проследила далёкие от земных материй пути звёзд и планет, пролегающие через всю Ирину судьбу, но и предложила ей прикупить со скидкой набор специальных массажных масел. Стоили они как телевизор, зато их можно было добавлять в пищу (потому что в составе ничего минерального). Ире нравился запах, но употреблять внутрь ей было жалко, так что она понемногу растягивала удовольствие, смешивая по капле с обычным магазинным кремом для тела. Когда Надя сказала, что сюда можно со своим, она прихватила из дома эту изрядно замусоленную бутылочку со стёршейся этикеткой. Ире почему-то казалось, что Всеслава похвалит её за предусмотрительность ¬– ведь это было не просто массажное масло, а подобранное астрологом. Такой как бы пропуск в мир ведической женственности, доказательство, что она с ними заодно.

Ира удивилась, когда Всеслава проигнорировала фразу «у меня своё». Ей даже почему-то стало стыдно, как студенту, который не сбрасывался на общую пьянку. Наверное, надо было для начала что-нибудь взять у ведуньи — хотя, по идее, мероприятие уже оплачено по 70% предоплате. Это получается как чаевые, только вперёд. Или как если покупаешь тур в незнакомую страну без трансфера, на месте платишь первому попавшемуся таксисту втридорога — а потом узнаёшь, что общественный транспорт до твоего отеля стоил три копейки. В конце концов Ира согласилась на мыло ручной работы — фиолетовый брусочек в форме располовиненной ежевики. Всеслава отдала молча, но банок своих не убрала.

— Нам, кажется, уже пора, — сказала Ира.

— Ничего, без нас не начнут, — сказала Всеслава, и стала переставлять туда-сюда пузырьки, как бы демонстрируя недогадливой Ире этикетки.

— Я вот своё взяла, — повторила Ира. — Мне Надежда сказала…

Надя округлила глаза, будто впервые об этом слышала.

— И что у нас своё?

Всеслава повертела в руках Ирину бутылочку с таким видом, словно Ира только что вытащила её из–под заблёванной урны.

— Нуу, мы с этой маркой не работаем… У них лицензию отобрали год назад. К тому же, открыто — кто знает, какие бактерии там расплодились.

— Так я пользуюсь уже полгода, конечно, открыто.

— Аа, всё понятно тогда, откуда твои шелушения. Это не энергетический затык, это бактериальная природа!

— Но это же просто льняное масло с эфирными добавками, — расстроилась Ира.

— Ах, льняное! Конечно! Используют льняное масло почём зря, а потом удивляются, откуда у них аллергия!!!

— Что же такого? Мне астролог посоветовал.

Лисьи глаза Всеславы вспыхнули страшным заревом, словно она увидела перед собой беса.

— С каких это пор астрологи назначают масла для бани? Это что, особая профессия появилась? Астролог-банщик?

— Может, пойдём париться? — встряла Надя, чтобы ненароком не обнаружилась её причастность к той истории с астрологом.

— Я когда выбирала, ещё не думала в баню идти, — сказала Ира. — Просто запах понравился. Я в них особо не разбираюсь

— Так вот, надо разбираться! — ярилась Всеслава, словно вся её дальнейшая жизнь зависела от того, просветит она эту заблудшую душу или нет. — Единственное масло, которое можно использовать — кокосовое!

— Это почему? — искренне не поняла Ира.

Встретив такое твердолобое сопротивление, Всеслава вся побелела, но всё же совладала с гневом. Плавно загибая свои длинные пальцы она начала объяснять:

— Потому что. Кокосовое. Масло. Это масло. Тонких. Энергий. Оно подходит для любой кожи. Питает. Увлажняет. Защищает. Его рецепт проверен тысячелетиями. Все просвещённые женщины в древние времена пользовались только кокосовым маслом.

— Так чем же льняное хуже? Тоже в крем кладут везде.

Всеслава молча смотрела на Иру, пока её ресницы превратились в горящие стрелы, готовые в любой момент устремиться на свою жертву.

— Кокосовое масло рекомендуют просветлённые учители человечества. Оно лечит тело на всех уровнях. Оно способствует духовности, на тонком плане уменьшает невежество. Оно идеально.

— Да мне как-то пофиг, на самом деле, — не выдержала Ира. — Идеально, не идеально! Что за бред! Это просто масло! Им мажут кожу, потом оно испаряется, делов-то!

— Кокосовое масло — не испаряется, а впитывается.

— Окей, льняное тоже впитывается, просто отлично.

— Наше время идёт… — попыталась Надя. Ей очень хотелось уже просто лечь на полку в парной и чтобы все замолчали. Она знала характер Всеславы, но то, что Ира так взъерепенится, никак не могла предположить.

— Без нас не начнут! — прикрикнули на неё одновременно обе девушки. Надя обиженно встала, зашла в парную одна, хлопнув дверью. Провисла пауза, свистели только сквозняки.

— Так что, — сказала Всеслава, — Будем брать правильное масло — или так и будем стоять?

— Знаешь что, натирайся сама своим правильным маслом!

Ира выпотрошила одежду из сумки и стала демонстративно натягивать колготки. Всеслава, пожав своим богатырским плечом, прихватила пару пузырьков, на которых были нарисованы кокосовые пальмы, открыла дверь в парную — но на пороге остановилась и ехидно прошептала:

— Предоплата не возвращается.

***

Вернувшись домой, Ира сразу прошла на кухню, включила чайник и обогреватель одновременно. Её слегка знобило, будто ледяные микротоки раздражения ещё бегали под кожей. Достала вишнёвый ликёр, рюмку богемского стекла — и, не дождавшись, пока кипяток закипит, выпила. Затем ещё одну, но уже с крепким цейлонским чаем, в качестве как бы десерта. И подумалось тогда Ире, что она себе сможет устроить спа даже лучше, чем все эти ведические жёны вместе взятые.

Она включила воду, обложила ванную пробку ватным диском, чтобы не подтекала. Соль в непочатой пластиковой коробке с изображением подозрительно доброй бабушки так долго ждала своего часа, что спрессовалась в бурый ком. Иру это не остановило — она надрезала низ банки и несколько раз активно пропихнула содержимое лезвиями ножниц. Соль ухнула вниз вся разом; чтобы ванна не превратилась в Мёртвое море, Ира бросилась выгребать её горстями и швырять в раковину. Но соль таяла быстрее, и кожа стала зудеть — ничего не оставалось, кроме как выткнуть пробку, спустить всю воду и начать заново.

Во время второго захода Ира поступила мудрее: соли больше не было, поэтому она добавила один только колпачок пены и две небольшие бомбочки в форме сердец — подарок Петечки на прошлый 14 февраля. В довершение процесса Ира взяла широкий нож для мяса и обрубила им толстые, узловатые соцветия того самого начальственного букета. А потом, разлегшись по горячему, чуть шершавому дну ванны, крошила пальцами лепестки роз, и наблюдала, как они испуганно сворачиваются, а затем распрямляются по пенной поверхности воды.

***

— Словом, кайфанула я ничуть не хуже! — завершила Ира свой обеденный рассказ. Юристка Люба увлечённо слушала, не менее увлечённо жевала салат и кивала. Моменты, в которых Ира живописала спесивую наглость Всеславы, вызывали в ней участливые выкрики типа «Вот ведь!» или даже «Ничёсе жесть!» Но ближе к концу рассказа Люба заметно помрачнела, словно ожидала чего-то большего, какого-то иного разрешения событий. Ире подумалось, что коллега осуждает её за то, что она не вытребовала назад своих кровных.

— Конечно, семь тысяч это ощутимая сумма, — развела руками Ира. — Но не настолько, чтобы из–за них себе нервы трепать. Да и как бы я заставила их вернуть? У неё даже кассового аппарата нет.

— То есть ты дважды налила полную ванну горячей воды, — задумчиво сказала Люба, не слушая Ириных оправданий.

— Я же хотела искупаться, а не замариновать себя, как огурец в рассоле, — отшутилась та.

— Но ты же понимаешь, — пристальный взгляд, полный младенческого разочарования, — Что это непоправимый вред для природы?

«О мой бог», — только и подумала Ира.

— Какой ширины твоя ванна? Если 65 сантиметров, то это 140 литров расхода, а если 70 — то уже 160!

— Да не помню я! Обычная ванна, бабушкина.

— Чугунная? Это все 170 литров, плюс умножь на два.

Ира внимательно осмотрела пространство вокруг Любиной головы. Оно было лишено массивных полок, крючков для одежды и прочих тупых и тяжёлых предметов, об которые Люба могла бы удариться в процессе их совместного бизнес-ланча. Значит, она уже сюда пришла такая.

— Ну, да, наверно я вчера израсходовала литров триста. Многовато. Но я пока могу себе позволить оплатить такой расход…

— Ты не понимаешь! Ты — не понимаешь! — громким злым шепотом воскликнула Люба, чтобы не слишком привлекать внимание коллег за соседними столиками. — При чём тут могу, не могу? Это очень вредно для окружающей среды! Мыльная вода — это всё равно что щёлочь, кипяток с солью, коктейль из микрочастиц скраба, ватных палочек и ещё чёрте-чего! И куда это всё потом выливается? Ты когда-нибудь задумывалась, куда? В наши реки, в наши озёра, где мы летом отдыхаем с детьми!

Пока она продолжала свою проповедь, Ира вспомнила новостной сюжет. Семейная пара диггеров залезла в городскую канализацию и обнаружила там целые острова из ватных палочек. Палочки плыли по течению, сбивались в кучи, забивались в трубы — они были везде, их можно было ловить мелкой сетью, как креветок. Креветки, кстати, едят что ни попадя — это Ира вспомнила уже другую новость — и иногда заглатывают пластик. Однажды ей самой попалась такая неразборчивая креветка. Ира всё никак не могла прожевать кусочек и думала, что это панцирь, а оказалось — уголок от пакета. Очень несимпатичное ощущение, особенно если представить, что было бы, если бы она это проглотила. Но всё равно, Ира никак не могла взять в толк: неужели одна ванна в месяц — это преступление? Тогда Всеслава с её банями просто серийная маньячка!

— А, так ты не каждый день… — осеклась Люба. — Я просто подумала, что ты так ежедневно расслабляешься. Но всё равно, лучше душ принимать. И по-маленькому ходить тоже в душе, чтобы не смывать лишний раз.

— Не знала, что ты так ратуешь за экологию, — сказала Ира.

— Да ладно? Я же со всего отдела бумагу собираю на переработку. И со своим контейнером везде хожу, еду не заказываю, — Люба постучала вилкой по краю опустевшего лотка с белёсыми потёками соуса и зёрнышками бурого риса на стенках.

— Как это вообще происходит, — сказала Ира вслух, но самой себе. Она поднялась из–за стола и начала убирать за собой грязную посуду. — Почему я всегда остаюсь виноватой? Мне тридцать лет, я старший бухгалтер, но не разбираюсь ни в банях, ни в женственности, ни в экологии…

— Да хорош обижаться! Просто как ещё с вами говорить? Вы никто не хотите стать чуть более внимательными!

Ира составила на поднос тарелки и салфетки, причём не только свои, но зачем-то и с соседнего столика схватила, опередив изумлённую уборщицу. Ей было досадно, что салфеток на подносе больше, чем одна — это ведь, получается, лишний мусор. Вредно.

— Если бы вы все говорили чуть более спокойно, возможно, я бы к вам прислушалась, — парировала Ира. — А сейчас выходит, что я виновата в планетарной катастрофе. Как-то чересчур, нет?

Она нагрузилась подносами и ушла, моргая часто-часто, чтобы ненароком не споткнуться из–за этих дурацких слёз. Хорошо ещё, не рассказала про вишнёвый ликёр — иначе Люба наверняка посчитала бы её алкоголичкой.

***

— Ира, можно тебя на минуту?

Начальник подошёл так неожиданно, что Ира не успела очнуться от своих мрачных мыслей. Надо уже всё это прекращать, надо больше ценить себя, меньше обращать внимание на всяких там. Сходить к психотерапевту, научиться ограничивать общение с токсичными людьми. Совсем, конечно, не получится, они ведь как-никак её коллеги и школьные подруги, но хотя бы частично…

— Да, Антон Валерьевич?

— Иринка, — начальник присел на край стола и наклонился к ней с несвойственным ранее лукавым видом, — Пойдём, пошепчемся?

«Вот те на, — колотилось в голове, пока она шла за Антоном Валерьевичем в пустую полутёмную переговорку, — Как же это? Это бред, чистой воды бред! Не могло такого быть, чтобы он… И так сразу… Это же цветы, а не камеры слежения!»

Антон Валерьевич весело подпрыгивал при каждом шаге, словно к нему вернулись лучшие годы. Какая-то радость, казалось, переполняла все его суставы и придавала обычно строгой грушевидной фигуре нездоровый эротизм. Если он сейчас ещё и напевать начнёт, как делал Петенька всякий раз, когда хотел поскорее прыгнуть к ней в кровать, придётся спасаться бегством. Но, к счастью, до пения не дошло.

— Ира, дорогая, — сказал Антон Валерьевич, закрывая за собой дверь переговорной. — Ты у нас самая… Какое бы слово лучше подобрать … Самая эмоционально устойчивая, вот! Поэтому я решил рассказать тебе первой.

— Слушаю вас, — прошептала Ира ссохшимися губами.

— Мне предложили место в «Виктории и Альберте»! Нет, конечно, не сию минуту, через месяц, пока там все эти кадровые перестановки… Но в целом решено, я от вас ухожу.

Ира издала такой вздох, словно наконец сняла тесные туфли на десятисантиметровых каблуках.

— Ой, ладно тебе, чего ты так! Эх, не надо было говорить… Никуда твоя премия не денется, я вместо себя Александр Палыча оставлю. Он вам всем в отцы годится, то есть, будет за вами, как отец родной!

— Да нет-нет, всё в порядке, Антон Валерьевич! — неубедительно улыбнулась Ира. — Просто это как-то внезапно, я себе иначе представляла…

— А я себе вообще не представлял! Но оффер уже на руках, вот, вчера прислали!

Ликующий Антон Валерьевич протянул Ире смартфон с открытым письмом, где в муравейнике букв действительно можно было различить слово «offer». Кроме того, Ира с облегчением отметила, что золотое кольцо с узорным тиснением по-прежнему плотно сидит на его ухоженном пальце. Антон Валерьевич не брезговал аппаратным маникюром.

— Поздравляю, шеф, — сказала Ира. — Удачи на новом месте. А с нами, конечно, всё будет в порядке, как не быть. Погодите только, всё никак не соображу — такой вы, конечно, внезапный! — «Виктория и Альберт» это же сантехника?

— Да-да, производитель. Европейская элитная сантехника, — сверкнул винирами Антон Валерьевич.

— То есть вы, грубо говоря, ваннами будете торговать?

— Да чем скажут, тем и буду! Ваннами, писсуарами, ночными вазами… Эй-эй, ты чего? Ирка! А ну, прекрати пугать!

Ира медленно опустилась в кресло, откинулась на спинку, закрыла лицо руками и грузно, тяжело задышала. Казалось, что она вот-вот или заплачет, или засмеётся как безумная. Антон Валерьевич то ходил вокруг неё кругами, приговаривая «Светобоязнь, что ли? Не обедала, что ли?», то кидался открывать форточки, двери и звать на помощь. Прибежали девушки из кадрового отдела, стали махать на неё своими скоросшивателями. Прибежала медсестра, дала понюхать какой-то солоноватой гадости. Вместе с Антоном Валерьевичем она подняла Иру и под руки проводила в свой кабинет, предварительно выдворив из него возмущённых ОРВИшников.

Ире мерили давление и пульс, задавали вопросы интимного характера. Она отвечала недружелюбно, ей хотелось поскорее сбежать из этого кабинета, увешанного глянцевыми плакатами про миопию и искривление позвоночника. Сбежать куда-нибудь в пустыню, где нет людей и возможность навредить природе сведена к минимуму. Впрочем, везде скоро будет пустыня: Антон Валерьевич — отличный продажник, он сумеет продать сотни тысяч ванн, и миллионы кубометров пресной воды хлынут вниз по трубам, сметая на своём пути бобровые хатки из ватных палок. В голове водопроводным эхом отдавалось продолжение Любиной отповеди. Страшные картины мелькали перед глазами: реки и озёра иссушаются, земля трескается, как кожа, вовремя не смазанная кокосовым маслом; в океанах плавают дохлые рыбы, их жабры залеплены скрабом для тела; рядом трепещут черепахи, запутавшиеся в коконах из зубной нити… И всё потому, чёрт побери, всё потому, что одна упрямая одинокая бухгалтерша наладила недопустимую кармическую связь со своим начальником посредством принятия ванны с лепестками кремовых роз!

— Вы когда в последний раз отдыхали? — спросила медсестра, не глядя на Иру. С тех пор, как медики перестали заполнять бумажные талмуды и перешли на программное обеспечение, они всегда смотрели мимо пациента, что было не очень приятно. Зато, наверное, для экологии полезно, ведь столько бумаги экономится.

— Я не умею отдыхать, — призналась Ира. — Я вообще ничего не умею и всё постоянно порчу.

— Ну, зря вы так, — покачала головой медсестра, по-прежнему что-то наклацывая на клавиатуре. — Вы же старший бухгалтер отдела. Уважаемый в команде человек. Надо себя ценить, а то можно и нервный срыв заработать.

— Будешь тут ценить, — всхлипнула Ира, — когда со всех сторон… учат…

— Страна советов у нас закончилась в 91-м, — сказала медсестра, протягивая Ире распечатанный листок. — Не обращайте внимания. Пропейте курс, а для закрепления эффекта возьмите отпуск хотя бы дня на два.

— А это… — Ира всматривалась в строчки, но никак не могла прочитать название нового для неё успокоительного, — безопасно для экологии?

— Абсолютно, — сказала медсестра. — Идите уже.

***

Когда Ира вернулась из отпуска — подмосковный санаторий, сосны, душ Виши и Шарко, никаких ванн, — на офисной кухне опять царило веселье, праздник живота.

— Там Абрикосова сладости из Италии привезла, иди сходи, пока не расхватали, — сказала ей секретарша нового директора, Александра Павловича.

— Нет уж, спасибо, — ответила Ира, — До ужина потерплю.