Donate
Evgeny Konoplev

Концепция «СССР — капиталистическая страна»

Prorivists Gazette26/11/18 08:412.6K🔥

Левые спорят, когда в СССР была «отменена» диктатура пролетариата.

Попов утверждает, что с 1936 года (Сталинская конституция) Советы были превращены из органов власти рабочего класса в органы парламентского типа, вполне пригодные для осуществления диктатуры пролетариата, но при условии, что правящая партия будет партией рабочего класса (см., напр., стр. 212 лекций «Философия истории»). С этим согласна РКРП.

Далее Попов считает точно так же, как и Балаев, что после XXII съезда, поскольку партия и государство были объявлены общенародными, т. е. неклассовыми, то диктатура рабочего класса была заменена на диктатуру буржуазии. В программе РПР сказано об этом опосредованно:

«Вскоре после XXVII съезда под давлением мелкобуржуазных и буржуазных элементов и их представителей в КПСС коммунистическая стратегия руководством партии была вообще отброшена и заменена курсом на „перестройку“ как переход к иному общественному строю — капитализму. Буржуазное перерождение руководства КПСС, взращивание им под лозунгом политического плюрализма буржуазных и мелкобуржуазных партий позволили довершить противоречащее сути Советов становление парламентской системы как формы диктатуры буржуазии. Одновременно партийно-государственная верхушка саботировала инициативу трудящихся по возрождению Советской власти, ограничив выборы депутатов через трудовые коллективы единичными экспериментами на районном уровне. Ничего не было сделано и для того, чтобы представительные органы трудовых коллективов стали первичными звеньями Советской власти».

Однако сам Попов говорит прямо.

Вполне официальная позиция выражена в данной публикации:

«В 1961 году на XXII Съезде КПСС была принята новая, третья Программа партии, из которой исключено главное положение марксизма — о диктатуре пролетариата. Государство было объявлено общенародным, принято постановление о выносе тела Сталина из Мавзолея и его захоронении у Кремлевской стены. Уже не только Хрущев, но и делегаты Съезда, проявив соглашательскую с ним позицию, стали могильщиками коммунизма в прямом и переносном смысле. Начался переход от диктатуры пролетариата к диктатуре буржуазии. Таким образом, в 1961 году в СССР был совершен контрреволюционный переворот. Государственная форма общественной собственности перешла под контроль представителей буржуазии, проникших в партийно-советские органы, и стала государственной формой коллективной капиталистической собственности».

Брежневскую эпоху Попов и поповцы оценивают как диктатуру буржуазии периода перехода от социализма к капитализму.

РКРП же считает несколько иначе. Из логики данного раздела программы следует, что и после XXII съезда в СССР сохранялась диктатура рабочего класса, но при антикоммунистическом руководстве партийных верхов.

В совместной статье Попова и Тюлькина это противоречие обойдёно, вопрос свёрнут в общую формулировку:

«Отказ от диктатуры пролетариата и цели социализма изменил классовую сущность государства. Оно стало неспособным осуществлять интересы рабочего класса, которые в эпоху диктатуры пролетариата являются общественными интересами… Отказ КПСС на ХХII съезде от главного в марксизме — диктатуры пролетариата, от цели социалистического производства и цели социализма не мог не привести и в конце концов, несмотря на активное сопротивление со стороны коммунистического меньшинства, привел к разрушению партии, государства и страны».

По статье неясно, какой конкретно класс находился у власти с 1960-х по 1990-е в СССР.

Но поводом для написания данного разбора стало то, что на Попова обрушился Балаев. Так, он пишет:

«Но философ-марксист Попов Горбачева стал обвинять в намерении произвести контрреволюционный переворот, при этом признавая, что отказ от диктатуры пролетариата произошел в 1961 году.

Я вам, товарищи рабочие, прямо заявляю: Попов — лжец. Он вам нагло врет. Потому что он марксизм знает, именно поэтому я его называю лжецом. Он знает, что ни одно государство не может существовать без диктатуры правящего класса. Это азбука марксизма. Если в государстве ликвидирована диктатура пролетариата, правящего класса в государстве диктатуры пролетариата, то должна была наступить либо анархия, либо диктатура другого класса. Другой класс — только буржуазия. Отмена диктатуры пролетариата автоматически ведет к установлению диктатуры антагониста пролетариата — буржуазии. Если диктатуру пролетариата отменила КПСС, то КПСС стала партией буржуазной, авангардом буржуазии. Партия называла себя марксистско-ленинской? Да не проблема, масса буржуазных партий себя называют социалистическими — и что? Они социалистические?».

Очевидно, что Балаев подменил позицию Попова, ибо Попов совершенно солидарен с Балаевым в том, что КПСС после XXII съезда заделалась партией буржуазии и осуществляла диктатуру буржуазии. Балаев толком не разобрался, и точно также, как в критике нашей позиции, дал реплику мимо кассы. За этим персонажем, к сожалению, наблюдается скоропалительность выводов, вызванная болезненным зудом обличительства.

Давайте разберёмся в позициях теоретиков по этому вопросу.

В чём неправ Попов

Попов, как сказано выше, утверждает, что «отказ от организационной формы диктатуры пролетариата», то есть переход от выборов по производственным округам к выборам по территориальным округам, утверждённый Сталинской конституцией — является угрозой существованию диктатуры рабочего класса. Эта позиция выработана не только самим Поповым, она была господствующей в левой среде более-менее ортодоксальных марксистов 1990-х годов (Сергеев, Попов, Долгих, Тюлькин; разоблачали прорывцы и Н. Андреева). Сегодня же таким образом в качестве отголоска этого троцкизма в левой среде происходит мазурочная болтовня о том, что предпосылкой реставрации капитализма в СССР послужила… Сталинская Конституция, ошибки Сталина.

Изложение позиции Попова, Тюлькина, РПР и РКРП выглядит следующим образом:

«В связи с принятием новой, якобы более „демократической“ Конституции состоялся переход к характерной для буржуазной демократии системе выборов по территориальным округам, отрывающей органы власти от трудовых коллективов и делающей практически невозможным отзыв оторвавшихся от народа депутатов. Высказывания Сталина того периода о произошедшем будто бы в связи с принятием Конституции 1936 года расширением демократии следует поэтому признать ошибочными. Правильнее будет сказать, что фактически был сделан шаг в сторону перехода от советской, пролетарской демократии к демократии парламентской, буржуазной, предполагающей формальное равенство и игнорирующей имеющееся неравенство. Никакого действительного расширения демократии от разового формального распространения права голоса на представителей бывших эксплуататорских классов произойти не могло. А вот с постепенным уходом их с исторической сцены на основе изживания всякой эксплуатации Советская демократия как демократия для трудящихся постепенно приходит и к всеобщему голосованию естественным путем. Отказ же от характерного для Советов принципа выборов депутатов через трудовые коллективы по фабрикам и заводам и переход к выборам по территориальным округам равносилен откату назад — от Советов к парламентаризму и, соответственно, ослаблению действительного демократизма.

…начался процесс все более интенсивного заражения государственной машины бюрократизмом и карьеризмом, засорения ее бюрократами и карьеристами, ставящими свои личные интересы выше общественных, процесс вызревания в лоне партийно-государственной системы хрущевых и горбачевых. От Советов оставались названия, но сущность их стала размываться. Диктатура пролетариата, лишившись внутренне присущей ей организационной формы, была поставлена под угрозу. Пролетарский характер органов власти, по-прежнему еще называвшихся Советами, теперь обеспечивался лишь сохранявшимися элементами их связи с классом через выдвижение кандидатов от трудовых коллективов, через периодические отчеты их перед трудящимися, через регулирование их социального состава партийными органами, а также накопленной инерцией пролетарского характера самой партии. Но уже при Сталине, который у гроба В.И. Ленина поклялся укреплять диктатуру пролетариата и в течение всей своей жизни боролся за это, в Центральном Комитете постепенно стало накапливаться антирабочее большинство, которое своим оппортунизмом, перераставшим в ревизионизм, шло к тому, чтобы после смерти Сталина изменить классовую природу государства».

А вот позиция… Троцкого по этому же вопросу:

«В области политической отличием новой конституции от старой является возвращение от советской системы выборов, по классовым и производственным группировкам, к системе буржуазной демократии, базирующейся на так называемом „всеобщем, равном и прямом“ голосовании атомизированного населения. Дело идет, короче говоря, о юридической ликвидации диктатуры пролетариата. Где нет капиталистов, там нет и пролетариата, разъясняют творцы новой конституции, а следовательно и самое государство из пролетарского становится народным.

… Советский пролетариат все еще существует, как класс, глубоко отличный от крестьянства, технической интеллигенции и бюрократии; более того, как единственный класс, до конца заинтересованный в победе социализма. Между тем новая конституция хочет растворить его политически в „нации“, задолго до того, как он растворился анатомически в обществе.

… Демократически выбранные органы местного самоуправления суть муниципалитеты, думы, земства, все, что угодно, но не советы. Общегосударственное законодательное учреждение на основе демократической формулы есть запоздалый парламент (вернее, — его карикатура), но ни в каком случае не верховный орган советов».

Наконец-то сошлись позиции троцкистов и сталинистов по такому сложному вопросу, как сущность и организационная форма диктатуры рабочего класса. Шутка. Читатель просто проверил домотканый «сталинизм» РКРП и РПР. Шапинисты должны быть довольны результатом.

Проблема непонимания сущности Сталинской Конституции коренится в теории власти, конституционного права и диктатуры рабочего класса. Краткий разбор этих понятий вскроет позицию Тюлькина — Попова — Троцкого как глубоко оппортунистическую.

Суть власти сводится к процессу навязывания воли. В громадном большинстве случаев навязывание воли, в конечном счёте, обеспечивается насилием. В громадном большинстве случаев навязываемая воля противоречит интересам подчиняемых. Это два признака, которые отражают сущностную черту всякой власти — она возникает как продукт конфликта, немедленное обострение которого до степени взаимоистребления невозможно прекратить иными средствами.

Короче: власть — это форма отношений между людьми, которая сводится к силовому принуждению действовать в ущерб собственным интересам. Государственная власть, стало быть, — это инструмент господства одного класса над другими классами, эксплуататоров над эксплуатируемыми, посредством профессионально организованного насилия, специального общественного учреждения, ставшего над обществом. Государство возникает вместе с расколом общества на классы как продукт непримиримости их антагонизма и исчезнет вместе с уничтожением этого конфликтного деления общества. Никакая власть не может стать государственной, если она не опирается на интересы реально существующего экономически и достаточно развитого политически класса.

Источником власти является не право, не полномочия, не «общественный договор», не воля героев, не насилие, а отношения частной собственности. Конкретнее: разделение труда в ходе завершения неолитической революции на преимущественно физический и преимущественно умственный противопоставило друг другу две группы людей, что, в силу неразвитости сознания и господства животных инстинктов, привело к превращению этой противоположности в антагонизм, к утверждению эксплуатации посредством отчуждения управляющими всех факторов производства от управляемых. Это отчуждение коренится в самом способе производства. Поэтому одни страны исчезают, другие появляются, одни средства труда исчезают, другие появляются, а принципы отчуждения большинства в ходе производства материальных и духовных благ от условий этой деятельности остаются неизменными на протяжении всего исторического этапа классового деления общества. Эти отношения отчуждения и называются «частная собственность». Государство же есть своего рода условие сохранения установившегося порядка отчуждения, порядка господства эксплуататорского класса над эксплуатируемыми посредством организованного насилия. Так понимает власть марксизм.

Филистер возразит, что, дескать, главное, что он знает про власть — это то, что власть управляет обществом, издаёт законы, учреждает специальные регулирующие организации и тому подобное, а насилие необходимо, главным образом, чтобы создать атмосферу безопасности от посягательств на жизнь и имущество добропорядочных граждан. Так, конечно, и выглядит наружная отделка фасада государства.

Реальная власть в обществе находится не в руках чиновничества, властных распорядителей, управленцев. Фактическая власть находится в руках олигархического класса, которую ей даёт частная собственность, в нашем случае — капитал. Государственный аппарат играет роль гаранта сохранения этой фактической власти, но не является её источником. Именно капиталистическая форма собственности создаёт те условия, которые заставляют большинство людей действовать вопреки их интересам, подчиняет всех людей.

Основное предназначение государства состоит из двух взаимосвязанных вещей — обеспечение права частной собственности как публичного выражения общественных отношений частной собственности и поддержание всеми силами вытекающего из этого экономического и политического порядка. А «управление обществом», как это понимают филистеры, всякие многочисленные функции регулирования, от социальной политики до «управления» финансами, совершенно вторичны, вызваны сложностью общественного организма, уже давно назревшим требованием перехода от идиотизма классовой борьбы к научной организации общественного бытия.

Органы управления государства, как чиновничьи, так и хозяйственные, объективно могут действовать только в рамках оптимизации способов решения поставленных перед ними господствующим классом задач. Иное карается отставкой, тюрьмой или заказным убийством.

Между эпохами эксплуататорских обществ имеется непринципиальная разница в том, что при рабстве и феодализме рабовладельцам и аристократам, чтобы заставить работать большинство народа, требовались оковы, плети и казачья шашка, а теперь наёмные рабы истязают себя добровольно, ради денег и, как водится, в сверхурочном режиме из–за кредитной иномарки.

Общественно-историческая практика доказала, что господствующий класс способен создать своё государство потому, что смог реализовать разницу классовых потенциалов, прежде всего интеллектуального — способности управлять производством, высокой организованности и морально-психологического преимущества над остальными социальными группами. Таким образом, сущность власти заключается в тождестве антагонистических классов. А тождество это, говоря по-простому, есть насилие одного класса над остальными классами. Сохранение и укоренение господства одного класса над другими находится в прямой зависимости от степени организации класса в отношении подчинённого класса-антагониста.

Оппортунисты же придерживаются не марксисткой теории власти и государства, а либеральной. Не может быть другого объяснения позиции Тюлькина — Попова по поводу Сталинской Конституции, кроме того, что по их мнению порядок формирования органов власти предопределяет силу и потенциал рабочего класса. Не его воля и сознание, а норма права.

Разумеется, Попов утверждает, что парламентская форма лишь угрожает осуществлению диктатуры рабочего класса, что если правящая партия вполне марксистская, то и диктатура спорится. Однако, само придание способу формирования органов публичной власти значимости, достаточной для того, чтобы утверждать, что Сталин совершил ошибку, а Советы утратили своё качество органов диктатуры рабочего класса, говорит лишь в пользу либеральной теории права.

По заметкам Ленина о выборах в Учредительное собрание и в Советы видно, что он отводит представительным учреждениям вообще второстепенную роль, уж тем более не обращает внимание на принципы их формирования. Публичные органы власти нужны, не чтобы пролетариат сам собою управлял, как это понимают сторонники демократии, а в силу привычек, социальной инерции. Кроме того, по причине объективной необходимости сохранить принуждение, а в глазах пролетарской и особенно крестьянской «толщи» представительные учреждения власти выглядят гораздо более логично.

В реальности понятно, что классом руководит авангард — партия, что успешность этого руководства зависит от интеллектуальных, волевых и прочих личностных качеств кадрового состава этого авангарда, от эффективности его организационного построения и прочности связей со своим классом. Ленин указывал:

«[Большевиков обвиняют, что] мы понимаем под диктатурой пролетариата в сущности диктатуру его организованного и сознательного меньшинства. И действительно, в эпоху капитализма, когда рабочие массы подвергаются беспрерывной эксплуатации и не могут развивать своих человеческих способностей, наиболее характерным для рабочих политических партий является именно то, что они могут охватывать лишь меньшинство своего класса. Политическая партия может объединить лишь меньшинство класса так же, как действительно сознательные рабочие во всяком капиталистическом обществе составляют лишь меньшинство всех рабочих. Поэтому мы вынуждены признать, что лишь это сознательное меньшинство может руководить широкими рабочими массами и вести их за собой… Если это меньшинство действительно сознательно, если оно умеет вести за собой массы, если оно способно ответить на каждый вопрос, становящийся в порядок дня, — тогда оно, в сущности, является партией».

Марксисты в качестве штаба и направляющей силы организуют рабочий класс и ведут его к завоеванию государственной власти. Ленин учил, что

«большевики победили, прежде всего, потому, что имели за собой громадное большинство пролетариата, а в нем самую сознательную, энергичную, революционную часть, настоящий авангард этого передового класса».

Более того, в письме руководству НКЮста Ленин утверждал, что государство диктатуры рабочего класса —

«это — мы, мы, сознательные рабочие, мы, коммунисты».

Организационные формы учреждённой рабочим классом власти берутся из опыта эксплуататорских государств, из опыта революционной борьбы, из того сознания, которым обладают миллионные массы. Было бы вздорно предполагать, что органы публичной власти по своей форме должны быть навязаны массам извне, ведь для этого пришлось бы убедить почти каждого второго, поэтому революции всюду происходят в тех организационно-властных формах, которые свойственны тем или иным странам, хорошо понятны тем или иным классам, наиболее удобны народным массам и их революционерам. Всякое навязывание таких форм происходит со скрипом и, как правило, терпит неудачу.

Классовая природа власти определяется не классовым составом правительства или представительных органов, а целями, которые реализует государство. Сталин пояснял:

«Классовая природа нашего государства и нашего правительства ясна сама собой, — она пролетарская. Цели нашего государства и нашего правительства тоже ясны, — они сводятся к подавлению сопротивления эксплуататоров, к организации социалистического хозяйства, к уничтожению классов и т.д.».

И здесь:

«Диктатура пролетариата и революционного крестьянства означает диктатуру трудящегося большинства над эксплуатирующим меньшинством, над помещиками и капиталистами, над спекулянтами и банкирами, во имя демократического мира, во имя рабочего контроля над производством и распределением, во имя земли для крестьян, во имя хлеба для народа.

Диктатура пролетариата и революционного крестьянства означает диктатуру открытую, массовую, осуществляемую на глазах у всех, без заговора и закулисной работы. Ибо такой диктатуре нечего скрывать, что локаутчикам-капиталистам, обостряющим безработицу путем разных „разгрузок“, и банкирам-спекулянтам, взвинчивающим цены на продукты и создающим голод, — пощады не будет.

Диктатура пролетариата и крестьянства означает диктатуру без насилий над массами, диктатуру волей масс, диктатуру для обуздания воли врагов этих масс.

Такова классовая сущность лозунга „Вся власть Советам!“».

Видно, что классовая сущность определяется не формалистикой, а объективным содержанием политики. Разве не бывало, что диктатура рабочего класса осуществлялась, например, в форме военной диктатуры? Сколько политических решений в СССР провели снизу выбранные по производственному принципу рабочие от станка депутаты до 1936 года? Какая вообще разница, как формируется депутатский корпус Советов, если все решения в стране фактически принимает руководство партии в центре и на местах?

Ленин говорил, что с объективной точки зрения народ не голосует за отдельное лицо, народ голосует только за партию. Было бы странно надеяться в таком случае на способы проведения выборов и способы демократического формирования органов власти.

Не было и не может быть ситуации, в которой народные массы или массы рабочего класса поправили бы партию за счёт демократии. Всякие массы могут выражать доверие или выражать недоверие, служить индикатором того, не выходит ли за рамки воли класса или воли народа политика государства и партии. И это одобрение или неодобрение является скорее не следствием понимания целей, социального движения и так далее, а улучшением или ухудшением их материального положения и духовного состояния. Но в массовом сознании не содержится информации, как строить коммунизм, поэтому Хрущёв с относительной простотой проводил свои реформы, поэтому Горбачёв разрушил СССР, а массы, увы, так ничего толком и не поняли.

Людям, которые внимательно прочитали «Экономические проблемы социализма в СССР», было прекрасно известно, что курс Хрущёва, мягко говоря, не укладывался в выработанный Сталиным план строительства коммунизма. И даже не понимая научную обоснованность сталинского плана, по одному тому факту, что Хрущёв вообще никакой обоснованности не предлагал для своих реформ, одно пустословие, любой более-менее грамотный человек увидел бы, почувствовал бы, что Хрущёв — антикоммунист, глупец, оппортунист. И такие люди были, и их было немало, но этого не понимали и не могли понять массы. Поэтому вера в демократию, хоть в военно-племенную, хоть в рабовладельческую, хоть в феодальную, хоть в буржуазную, хоть в пролетарскую, хоть в электронную, хоть в партийную есть всего лишь продукт невежества. Никакой «коллективный разум», «массовое сознание» не способны выработать коммунистический курс, хоть какая там полная, глубокая, прямая, пролетарская демократия.

Смысл коммунистического строительства состоит, кроме всего прочего, и в том, чтобы превратить всякие массы в сообщество, товарищество компетентных, высокообразованных коммунистов. В том числе путём втягивания людей в управление государством, а затем обществом. Но это делается не чтобы «провести интересы», «выразить чаяния», а в качестве реализации абсолютного закона коммунизма — всестороннего развития каждой личности. Именно он и является условием достижения зрелого коммунизма. Обществу нужны все люди, каждая личность, как гарантия расширенного воспроизводства с максимальными темпами. Любой невежественный человек — это потеря из совокупного потенциала общества.

Сталинская Конституция является не источником диктатуры пролетариата, но юридическим (= насильственным) закреплением её завоеваний. У каких бы то ни было конституций нет никакой реальной силы, если за ними не стоят социальные силы. Сталинская Конституция существовала до тех пор, пока существовала её поддержка со стороны масс. А массы шли за партией. Как только партия решила принять новую конституцию, то сталинская утратила всю свою силу. Не конституции определяют общественную жизнь, а содержание классовой борьбы, что, в свою очередь, лишь отражается в нормах права.

Что такое конституция диктатуры пролетариата? Это возведённая в закон, то есть в публично оглашённое общественное правило, опирающееся на принуждение, воля рабочего класса по поводу достигнутой степени ослабления эксплуататорских классов при недостаточной развитости производительных сил для полного отказа от права в пользу научной основы общественной жизни. Грубо говоря, большевистские конституции содержали в себе перечень марксистских положений механизма уничтожения объективных основ классового деления общества. Марксизм таким образом превращался в норму права, в правила, за нарушение которых диктатура рабочего класса карала. Ясно, что в таком случае эта возведённая в закон воля рабочего класса вырабатывается, выковывается сознательно его авангардом, иначе было бы невозможно удержать государственную власть.

Если же воля рабочего класса вырабатывалась не марксистами, а оппортунистическими руководителями КПСС, то Конституция СССР и содержала всякий оппортунистический хлам. Юридически закрепляла то фактическое политическое сознание, которое определялось качеством авангарда рабочего класса. Но никакая конституция не способна отменить классовую борьбу, изменить классовую природу власти или построить коммунизм.

Можно сказать про первые советские конституции, что партия и все сознательные рабочие шли навстречу крестьянским массам и мечущейся интеллигенции в приобщении к строительству неэксплуататорской формации более привычными для них, юридически закрепленными, нормами поведения. Кроме того, большевистские конституции оказывали мощный пропагандистский эффект в буржуазных странах.

Ровно в той мере, в какой партия, как авангард рабочего класса, определяет своей пропагандой и убеждением волю этого класса, осуществляется его диктатура как форма организации самого класса, и вырабатываются цели, пути и средства общественного развития как основное содержание его власти.

Более того, фактическое навязывание воли класса не сводится к деятельности формальных институтов вообще.

В буржуазной стране нужно видеть разницу между установлением, а затем применением права в интересах предпринимательского класса и фактическим правом буржуазии. Предприниматель имеет власть над пролетариями не только и не столько юридическую, но фактическую, которая намного обширней юридической, хоть и охватывает её. Такую власть ему дают деньги и частная собственность, что позволяет господствовать над наёмными работниками. Стало быть, наряду с публичной, институциональной властью в буржуазном обществе у класса предпринимателей еще имеется непубличная власть, гораздо более изощренная и подлая. Кроме того, власть буржуазии дает духовное господство над пролетариатом, обеспеченное известными обстоятельствами и не менее знаменитыми средствами: образование, искусство, СМИ, научная кафедра, индустрия развлечений.

Так же и у рабочего класса СССР, наряду с формальными институтами власти — советскими органами, существовала власть непубличная. Эта власть проявляла себя как результат овладевания марксизма массами, результат партийной пропаганды. Такая фактическая власть базировалась не на насилии, а на компетентности и убеждении. Например, политические и хозяйственные резолюции предприятий, которые принимались широкими массами рабочих — это акты реального влияния на управление народным хозяйством. Рабочий класс в том числе осуществлял свою власть тем, что пронизывал армию, управленческий аппарат народного хозяйства, вел крупнейшие индустриальные стройки и, в особенности, участвовал в социалистической трансформации деревни: в освоении целины, раскулачивании, коллективизации, укреплении колхозов и других мероприятиях советской власти, направленных на обеспечение смычки рабочего класса с широкими массами крестьянства.

Рабочий класс был связан с государственным аппаратом в первую очередь партией, комсомолом, профсоюзами и другими общественными организациями. Рабочий класс, как осознанная общность с уясненными общими целями коммунистического созидания, господствовал в неформальных отношениях в силу государственного обеспечения идеологического примата азов марксизма в общественном сознании.

Партия использовала массы рабочего класса для дополнительного контроля управленческого аппарата производства и советских учреждений. Именно за эти отдельные элементы диктатуры рабочего класса ухватываются хвостисты Тюлькины — Поповы и разворачивают свою теорию демократии. Но они здесь забывают, что без партийного влияния, без укоренения именно марксистской пропаганды, рабочие массы самостоятельно не способны выработать ни задачи своего влияния, ни цели своих действий, кроме чисто экономистских. Практика отстранения КПСС от власти и разрушения СССР с активным использованием забастовок рабочих это наглядно доказала.

Стало быть, порядок формирования Советов, порядок проведения выборов в Советы никакого отношения к реставрации капитализма в СССР не имеет. Тот исторический факт, что выборы в Советы длительное время происходили по производственному принципу, объясняется не тем, что таким образом обеспечивается «настоящая» диктатура пролетариата и «доступ» рабочих к власти, а наибольшим распространением большевизма в среде именно рабочих крупных промышленных предприятий, как наиболее передового отряда трудящихся.

Классовость власти, партии, пропаганды, науки, литературы, искусства и так далее определяется не субъективными представлениями людей, осуществляющих данную деятельность, в том числе не целями, которые они могут декларировать; не субъективными представлениями людей, оценивающих эту деятельность со стороны; не происхождением самих участников или их местом в системе общественного производства, а всей совокупностью объективных фактов, в пользу какого класса оказываются результаты этой деятельности в условиях классовой борьбы, которая не терпит нейтралитета, которая затягивает в водоворот своего движения всё многообразие человеческой практики.

Вероятно, Попов, Сергеев, Долгих и другие много размышляли над причиной краха КПСС. Они видели, как партия обюрократилась, её руководство стабильно наполнялось карьеристами и даже идиотами, но не разглядели проблем в законах партийной жизни. Может быть, излишний стыд своей интеллигентности, может быть, догматизм сыграли свою роль, но в противовес оппортунизму КПСС они почему-то крепко впали в экономизм. Они нашли разрешение всех проблем в пролетарской демократии, в стихии пролетарского движения.

Сам Попов неоднократно утверждал, что рабочий не способен самостоятельно выработать свою идеологию, то есть марксизм или хотя бы марксистскую политическую линию, но при этом он же говорит, что Советы, избранные по производственному принципу, — это принципиально важнои могло даже спасти от постсталинского ревизионизма. Как промышленные рабочие на основании своего узко-цехового и буржуазного мышления смогли бы предотвратить оппортунистическое перерождение и ревизионизм?

Из теории Попова — Тюлькина следует, что пока ВКП (б) была партией рабочего класса, парламентаризм Советов после 1936 года допускался как форма осуществления диктатуры рабочего класса, но как только КПСС впала в ревизионистские и оппортунистические колебания, диктатура либо была отменена (Попов и РПР), либо деградировала (Тюлькин и РКРП). Таким образом, как будто бы если Советы продолжили формироваться по производственному принципу, работал бы отзыв депутатов (почему он не работал после 1936 года доказывается данными деятелями чисто логически), то это сохранило бы власть рабочего класса. Видимо, рабочий класс СССР осуществлял бы свою диктатуру помимо партии.

В чём неправы Попов и Балаев вместе взятые

Как было сказано выше, и по Балаеву и по Попову с начала 1960-х годов в СССР установилась диктатура буржуазии, то есть буржуазный класс взял власть.

В недавно принятой программе балаевского движения записано:

«В 1953 году, начавшись с убийства И.В. Сталина, в стране произошел внутрипартийный переворот, который в реалиях политической системы СССР того времени сразу становился государственным.

Прорвавшаяся к власти троцкистская группировка, выставившая своим лидером Н.С. Хрущева, в течение нескольких лет выдавила из органов власти и руководства партии всех большевиков, объявила отказ от диктатуры пролетариата и ликвидировала Советскую власть, заявив о статусе органов Советской власти, как об общественной организации. Лишившийся своей политической организации рабочий класс СССР мог реагировать на это лишь отдельными возмущениями.

… Сразу восстановить частнособственнический капитализм троцкисты не имели возможности, как ввиду опасности стихийных народных восстаний, наподобие Новочеркасского, так и по причине продолжающегося противостояния с мировым империализмом в лице США, которые не желали появления нового мощного империалистического конкурента и были готовы допустить СССР на мировой рынок лишь на условиях полной внешнеполитической капитуляции.

Поэтому в 1953-1991 гг. происходило постепенное экономическое банкротство СССР путем диспропорционального развития экономики, вывода из страны средств под предлогом помощи „братским народам“, демпинговой внешней торговли товарами, которых не хватало самим советским людям. При этом сохранялись отдельные передовые социальные гарантии, как-то отсутствие безработицы и всеобщее социальное обеспечение, чтобы не вызвать немедленного обрушения режима. В то же время, постепенная деградация хозяйства, кратное замедление темпов экономического роста и дефицит в системе торговли затормозили рост уровня жизни советских граждан и вызвали недовольство экономической ситуацией в народе, который постепенно стал склоняться к отказу от сложившегося государственного строя.

Прямое потакание властным амбициям правящих в союзных республиках троцкистов, начавшееся с предоставления Республикам хозяйственной самостоятельности (совнархозы), привело к возникновению в СССР самого оголтелого национализма, охватившего все Республики, не исключая и РСФСР.

Таким образом, захватившая в стране власть троцкистская группировка в лице высшей партийно-хозяйственной номенклатуры, ликвидировав диктатуру пролетариата, социализм, установив диктатуру партии, т.е. власть совокупного капиталиста в лице этой номенклатуры, государственный капитализм, подготовила условия для окончательной реставрации в СССР капитализма в его частнособственнической форме».

Итак, «новаторство» Балаева и его группы состоит в том, что они объявили партию совокупным капиталистом, установившим свою диктатуру.

Схожую концепцию выдвигал В. Дикхут, писавший об СССР:

«Бюрократия преобразовалась из мелкобуржуазной прослойки в новый буржуазный класс, экономическая основа которого — реставрированный капиталистический способ производства. Это означает не простое восстановление частного капитала, а установление бюрократического монополистического капитализма. Основное противоречие в этом новом капиталистическом общественном строе — между общественным производством, с одной стороны, и совокупным присвоением бюрократически-капиталистическим классом, с другой. Отдельный бюрократ — это не частный капиталист в старом смысле, но бюрократия в целом — это совокупный капиталист, новая государственно-монополистическая буржуазия. Как новый буржуазный господствующий класс она проводит буржуазную классовую политику, защищая совокупные интересы бюрократического капитализма. Развитие было постепенным, достижения социализма продолжали сосуществовать с новыми капиталистическими явлениями. Было, конечно, невозможно отменить их сразу, не вызвав протеста трудящихся масс».

Балаев уважает Дикхута, но заменил бюрократию, которая явно смахивает на троцкизм (хотя сам Троцкий выступал за иную схему, «советского бонапартизма»), партией в виде «совокупного капиталиста» и запустил концепцию в тираж.

Но это не новаторство. Совершенно аналогичная позиция по поводу СССР была у КПК и АПТ в 1960-х — 1970-х годах.

Цитат непосредственно Мао Дзэдуна найти не удалось, но в отчётном докладе на IX Всекитайском съезде Коммунистической партии Китая (1969 год) Л. Бяо говорил:

«Клика советских ревизионистов-ренегатов целиком и полностью изменила этим блестящим указаниям Ленина. Все они, начиная с Хрущёва и кончая Брежневым и К°, представляют собой облечённых властью и идущих по капиталистическому пути, которые давно засели в Коммунистической партии Советского Союза… Они узурпировали руководство партией Ленина-Сталина и путём „мирной эволюции“ превратили первое в мире государство диктатуры пролетариата в мрачное фашистское государство диктатуры буржуазии».

Группа из пекинского университета в 1974 году:

«Председатель Мао Цзэдун отметил: „Иностранные реакционеры, поносящие нас за `диктаторство` или `тоталитаризм`, как раз и являются теми, кто осуществляет диктаторство или тоталитаризм. Они осуществляют диктаторство, тоталитаризм одного класса, буржуазии, по отношению к пролетариату и другим слоям населения“. Такова и есть клика советских ревизионистов-ренегатов. После узурпации власти и реставрации капитализма она превратила достойную социалистическую страну в рай для бюрократической буржуазии нового типа, ад для многомиллионных трудящихся».

И, наконец, «Жэньминь жибао» в 1977 году писала:

«Группировка Хрущёва-Брежнева полностью изменила делу коммунизма и реставрировала капитализм в СССР, превратив его в социал-империалистическую страну».

Так что, сомнений нет, Балаев повторил китайских товарищей.

Как известно, аналогично полагал и Ходжа:

«Хрущев и его группа полностью ликвидировали пролетарскую, марксистско-ленинскую партию, превратив ее в орудие ревизионистской контрреволюции, ленинские нормы партийного строительства подменили ревизионистскими нормами и, наконец, объявили партию „общенародной партией“. Была ликвидирована также диктатура пролетариата, которая была объявлена уже пройденным этапом под предлогом превращения советского государства в „общенародное государство“, что является ничем иным, как „демократической“ маской, за которой скрывается контрреволюционная диктатура нового буржуазного класса в лице ревизионистских ренегатов».

Попутно следует отметить, что КПК пересмотрела свои взгляды. Сегодня, например, в книге «История международного коммунистического движения», написанной в рамках проекта ЦК КПК и изданной в 2016 году на русском языке, СССР расценивается в качестве социалистической страны до своего «распада».

В центральной партийной школе КПК считают, что главными причинами «распада СССР» стали следующие явления:

«Профессор Института по изучению международной стратегии Центральной партийной школы Цзо Фэнжун считает, что жесткая политическая система, коррупция и утрата народного доверия, на самом деле, стали главными причинами позднесоветского кризиса».

Итак, расхождения Балаева и Попова в действительности состоят лишь в том, что Балаев признаёт СССР после XXII съезда страной капиталистической, а Попов — страной переходного от социализма к капитализму периода. И тот и другой считают при этом, что власть в СССР перешла в руки буржуазии.

Какие в реальности отношения возможны между правящей партией и господствующим классом?

Сталин:

«Нельзя противопоставлять диктатуру пролетариата руководству („диктатуре“) партии. Нельзя, так как руководство партии есть главное в диктатуре пролетариата, если иметь в виду сколько-нибудь прочную и полную диктатуру, а не такую, какой была, например, Парижская коммуна, представлявшая диктатуру не полную и не прочную. Нельзя, так как диктатура пролетариата и руководство партии лежат, так сказать, на одной линии работы, действуют в одном направлении. „Одна уже постановка вопроса, — говорит Ленин, — `диктатура партии или диктатура класса? диктатура (партия) вождей или диктатура (партия) масс?` свидетельствует о самой невероятной и безысходной путанице мысли… Всем известно, что массы делятся на классы. , что классами руководят обычно и в большинстве случаев, по крайней мере в современных цивилизованных странах, политические партии; — что политические партии в виде общего правила управляются более или менее устойчивыми группами наиболее авторитетных, влиятельных, опытных, выбираемых на самые ответственные должности лиц, называемых вождями… Договориться… до противоположения вообще диктатуры масс диктатуре вождей есть смехотворная нелепость и глупость“.

Это совершенно правильно. Но это правильное положение исходит из той предпосылки, что имеются налицо правильные взаимоотношения между авангардом и рабочими массами, между партией и классом. Оно исходит из того предположения, что взаимоотношения между авангардом и классом остаются, так сказать, нормальными, остаются в пределах „взаимодоверия“.

Ну, а как быть, если правильные взаимоотношения между авангардом и классом, если отношения „взаимодоверия“ между партией и классом нарушены?

Как быть, если партия сама начинает так или иначе противопоставлять себя классу, нарушая основы правильных взаимоотношений с классом, нарушая основы „взаимодоверия“?

Возможны ли вообще такие случаи?

Да, возможны.

Они возможны:

1) если партия начинает строить свой авторитет в массах не на своей работе и доверии масс, а на своих „неограниченных“ правах;

2) если политика партии явно неправильна, а она не хочет пересмотреть и исправить свою ошибку;

3) если политика партии правильна, в общем, но массы еще не готовы к её усвоению, а партия не хочет или не умеет выждать, чтобы дать массам возможность убедиться на своём собственном опыте в правильности политики партии и пытается навязать её массам.

История нашей партии даёт целый ряд таких случаев. Различные группировки и фракции в нашей партии падали и рассеивались потому, что они нарушали одно из этих трех условий, а иногда и все эти условия, взятые вместе.

Но из этого следует, что противопоставление диктатуры пролетариата „диктатуре“ (руководству) партии не может быть признано правильным лишь в том случае:

1) если под диктатурой партии в отношении рабочего класса понимать не диктатуру в собственном смысле этого слова („власть, опирающаяся на насилие“), а руководство партии, исключающее насилие над рабочим классом в целом, над его большинством, как это именно и понимает Ленин;

2) если партия имеет данные быть действительным руководителем класса, т. е. если политика партии правильна, если эта политика соответствует интересам класса;

3) если класс, если большинство класса принимает эту политику, усваивает её, убеждается, благодаря работе партии, в правильности этой политики, доверяет партии и поддерживает ее.

Нарушение этих условий неминуемо вызывает конфликт между партией и классом, раскол между ними, их противопоставление друг другу. Можно ли навязать классу силой руководство партии? Нет, нельзя. Во всяком случае, такое руководство не может быть сколько-нибудь длительным». [Кстати, данная цитата присутствует на сайте антипартийщиков].

Итак, видно, что неправильное руководство, а сомнений в том, что, например, Хрущёв осуществлял неправильное руководство, не имеется, вызывает конфликт между партией и классом. Предположим, что такой конфликт действительно имелся. К чему данный конфликт может привести? На этот вопрос у Сталина также имеются ценные уроки:

«Нельзя смешивать, а значит, и отождествлять наше государство с нашим правительством. Наше государство есть организация класса пролетариев в государственную власть, призванную подавлять сопротивление эксплуататоров, организовать социалистическое хозяйство, ликвидировать классы и т.д. Наше же правительство есть верхушка этой государственной организации, ее руководящая верхушка. Правительство может ошибаться, оно может допустить ошибки, угрожающие временным провалом диктатуре пролетариата, но это еще не будет означать, что пролетарская диктатура является неправильной или ошибочной, как принцип построения государства в переходный период. Это будет означать лишь то, что руководящая верхушка плоха, что политика руководящей верхушки, политика правительства не соответствует диктатуре пролетариата, что эта политика должна быть изменена в соответствии с требованиями диктатуры пролетариата.

Государство и правительство однородны по своей классовой природе, но правительство уже по объему и оно не покрывает государства. Они связаны между собой органически и зависят друг от друга, но это еще не значит, что их можно валить в одну кучу.

Вы видите, что нельзя смешивать вопрос о нашем государстве с вопросом о нашем правительстве, так же как нельзя смешивать вопрос о классе пролетариев с вопросом о руководящей верхушке класса пролетариев.

Но еще больше недопустимо смешение вопроса о классовой природе нашего государства и нашего правительства с вопросом о повседневной политике нашего правительства. Классовая природа нашего государства и нашего правительства ясна сама собой, — она пролетарская. Цели нашего государства и нашего правительства тоже ясны, — они сводятся к подавлению сопротивления эксплуататоров, к организации социалистического хозяйства, к уничтожению классов и т.д. Все это ясно.

К чему сводится, в таком случае, вопрос о повседневной политике нашего правительства? Он сводится к вопросу о тех путях и средствах, при помощи которых могут быть осуществлены классовые цели пролетарской диктатуры в нашей крестьянской стране. Пролетарское государство необходимо для того, чтобы подавлять сопротивление эксплуататоров, организовать социалистическое хозяйство, уничтожить классы и т.д. Наше же правительство необходимо, кроме всего этого, еще для того, чтобы наметить те пути и средства (повседневная политика), без которых немыслимо осуществление этих задач в нашей стране, где пролетариат составляет меньшинство, где крестьянство является огромным большинством.

Что это за пути и средства, к чему они сводятся? Они сводятся в основном к мероприятиям, направленным к сохранению и укреплению союза рабочих и основной массы крестьян, к сохранению и укреплению руководящей роли стоящего у власти пролетариата в этом союзе. Едва ли нужно доказывать, что вне такого союза и помимо такого союза наше правительство было бы бессильно, и мы не имели бы возможности прийти к осуществлению тех задач диктатуры пролетариата, о которых я только что говорил. Как долго будет существовать этот союз, эта смычка, и до какого времени будет продолжаться политика Советского правительства по укреплению такого союза, по укреплению такой смычки? Ясно, что до того времени, пока есть классы и пока будет существовать правительство, как выражение классового общества, как выражение диктатуры пролетариата.

При этом надо иметь в виду, что:

а) союз рабочих и крестьян нужен нам не для сохранения крестьянства как класса, а для его преобразования и переделки в направлении, соответствующем интересам победы социалистического строительства;

 б) политика Советского правительства по укреплению этого союза рассчитана не на закрепление, а на уничтожение классов, на ускорение темпа уничтожения классов.

Ленин был поэтому совершенно прав, когда он писал:

„Высший принцип диктатуры — это поддержание союза пролетариата с крестьянством, чтобы он мог удержать руководящую роль и государственную власть”.

Нет нужды доказывать, что именно это положение Ленина, а не что-либо другое, является руководящей линией Советского правительства в его повседневной политике, что политика Советского правительства на данной стадии развития есть, по сути дела, политика сохранения и укрепления такого именно союза рабочих и основной массы крестьян. В этом смысле, — но только в этом смысле, а не в смысле своей классовой природы, — Советское правительство является правительством рабоче-крестьянским.

Не признавать этого — значит сойти с пути ленинизма, стать на путь отрицания идеи смычки, идеи союза пролетариата и трудящихся масс крестьянства.

Не признавать этого — значит считать, что смычка есть махинация, а не реальное революционное дело, что мы ввели нэп для „агитации“, а не для социалистического строительства совместно с основными массами крестьянства.

Не признавать этого, значит считать, что коренные интересы основных масс крестьянства не могут быть удовлетворены нашей революцией, что эти интересы находятся в непримиримом противоречии с интересами пролетариата, что мы не можем и не должны строить социализм совместно с основными массами крестьянства, что кооперативный план Ленина несостоятелен, что меньшевики и их подголоски правы и т.д.

… Короче: одно дело — вопрос о классовой природе государства и правительства, определяющей основные цели развития нашей революции, и другое дело — вопрос о повседневной политике правительства, о путях и средствах этой политики, необходимых для осуществления этих целей. Оба эти вопроса безусловно связаны между собой. Но это еще не значит, что они тождественны, что их можно валить в одну кучу.

Вы видите, что нельзя смешивать вопрос о классовой природе государства и правительства с вопросом о повседневной политике правительства.

Могут сказать, что тут есть противоречие: как можно называть пролетарское по своей классовой природе правительство правительством рабоче-крестьянским? Но противоречие тут мнимое. Собственно говоря, тут такое же „противоречие“, какое стараются усмотреть некоторые наши любомудры между двумя формулами Ленина о диктатуре пролетариата, из которых первая формула говорит, что „диктатура пролетариата есть власть одного класса“, а вторая формула говорит, что „диктатура пролетариата есть особая форма классового союза между пролетариатом, авангардом трудящихся, и многочисленными непролетарскими слоями трудящихся (мелкая буржуазия, мелкие хозяйчики, крестьянство, интеллигенция и т. д.)“.

Есть ли противоречие между этими двумя формулами? Конечно, нет. Как же достигается, в таком случае, власть одного класса (пролетариата) при классовом союзе, скажем, с основной массой крестьянства? Путем осуществления руководящей роли стоящего у власти пролетариата („авангард трудящихся“) в этом союзе. Власть одного класса, класса пролетариев, осуществляемая при помощи союза этого класса с основной массой крестьянства в порядке государственного руководства этим последним, — вот основная мысль этих двух формул. Где же тут противоречие?

(…)

То же самое нужно сказать по вопросу о рабоче-крестьянском правительстве. Какое может быть противоречие в том, что пролетарская природа нашего правительства и вытекающие отсюда социалистические задачи не только не мешают ему, но, наоборот, толкают его, необходимо толкают на проведение политики сохранения и укрепления рабоче-крестьянского союза, как важнейшего средства достижения социалистических классовых задач пролетарской диктатуры в нашей крестьянской стране, что это правительство называется ввиду этого рабоче-крестьянским правительством?

Не ясно ли, что Ленин был прав, проводя лозунг рабоче-крестьянского правительства и квалифицируя наше правительство, как правительство рабоче-крестьянское?

Вообще нужно сказать, что „система диктатуры пролетариата“, при помощи которой проводится в нашей стране власть одного класса, власть пролетариата, — вещь довольно сложная. Я знаю, что некоторым товарищам не нравится, не по вкусу эта сложность. Я знаю, что многие из них предпочли бы, с точки зрения „принципа наименьшей траты сил“, иметь дело с более простой и более легкой системой. Но что поделаешь: во-первых, ленинизм надо брать таким каков он есть на самом деле (нельзя упрощать и вульгаризировать ленинизм), во-вторых, история говорит, что самые простые и самые легкие „теории“ далеко не всегда являются самыми правильными».

В итоге. 1) Правительство есть верхушка государства, государство есть классовая организация власти; 2) классовая природа правительства и классовая природа государства по общему правилу однородна и определяется целями политики; 3) правящая партия есть руководящая верхушка класса; 4) повседневная политика правительства есть пути и средства достижения цели. Здесь можно лишь добавить: 5) повседневная политика правительства в известной мере может не совпадать с повседневной политикой государства, в случае если отсутствует нормальная государственная дисциплина или навыки управления (см. речь Ленина на X съезде).

Пусть читатель обратит внимание на прозорливость Сталина, из письма которого можно логически предположить, что классовая природа правительства и классовая природа государства теоретически могут различаться. Мы сегодня можем подобное наблюдать на примере политического режима Венесуэлы, где часть государственных органов контролируют пролетарские силы, а часть — буржуазные. Очень неудобное и неустойчивое положение, которое впрочем оказалось возможным и продолжает существовать при известной опоре на мелкобуржуазные массы.

Теперь, с точки зрения марксизма-ленинизма, разъяснённого Сталиным, рассмотрим исторические факты ренегатства Хрущёва, которые вполне признаются всеми левыми.

Хрущёв и его группа представляли собой верхушку партии, которая всецело или почти всецело определяла верхушку государства, то есть правительство. Хрущёвцы — предатели коммунизма и рабочего класса, захватившие руководящие посты в КПСС, таким образом захватив руководящие посты в государстве. Вне зависимости от их мотивации, по объективному значению сущность их политики состояла в подрыве коммунистического строительства в идеологии, экономике и политике. Кратко формула хрущёвцев и вообще всех антикоммунистов выглядит так: антисталинизм. Это бесспорно. Ключевой вопрос в том, изменилась ли от этого классовая природа партии, правительства и государства или эти антикоммунисты действовали в пределах негодных путей и средств осуществления целей рабочего класса? Некоторые наши левые, как мы видели, отвечают в пользу первого варианта. И Попов и Балаев ссылаются не только на оценку политики периода Хрущёва, но и на отдельные факты, такие как расстрел рабочих в Новочеркасске, ухудшение материального положения трудящихся и другие.

Однако мы можем точно сказать, во-первых, что хрущёвцы выбрали специфичный путь расшатывания хозяйства и политической системы, который не выходил за… границы воли и осознания не только рабочего класса СССР, но и партийных масс. Партия, в массе своей, по существу не поняла антикоммунизма Хрущёва, точно так же как и не поняли этого массы рабочего класса. Поэтому, как бы нам ни хотелось, но по сути конфликта между хрущёвской КПСС и рабочим классом не произошло. Хрущёвцы точно определили те слабые зоны диктатуры рабочего класса, диверсия и развал в которых приводили не просто к некоему торможению процесса утверждения коммунистических производственных отношений, но и к объективным шагам назад к капитализму. Ленин говорил, что диктатура рабочего класса есть борьба с традициями и силами старого общества. Хрущёвцы сделали ставку не только на дискредитацию сталинизма как научно обоснованной стратегии и тактики коммунизма, но и на те самые традиции и силы старого общества. Причём сделали это весьма аккуратно, завуалированно, даже сдержанно, что получило в буржуазной историографии нежное, почти любовное название «оттепель». Таким образом, наблюдается некое ограничение той пробуржуазной тенденции на разрушение коммунизма, которую хрущёвцы воплощали в жизнь.

Балаев, например, объясняет непереход Хрущёва к обыкновенному в марксистском понимании капитализму тем, что хрущёвцы боялись стихийных народных бунтов и… конкуренции с империализмом. Этот момент в теории капиталистического СССР вскрывает её умозрительность.

Всякая устойчиво существующая власть эксплуататоров принадлежит определённому классу и выражает полноту его материальных интересов, в том числе путём сохранения или улучшения системы общественных отношений, гарантирующих эксплуатацию и угнетение. Ельцин, например, не боялся никаких народных бунтов, смело применял насилие уже буржуазного государства в интересах капиталистов. А Горбачёв и его команда, так же как и хрущёвцы, маскировали свои истинные цели реставрации капитализма в СССР под пути и средства коммунистического строительства. Решительность горбачёвцев в экономической и особенно политической диверсии была вызвана не их личной храбростью, а расширением границ воли и сознания рабочего класса СССР, он был поголовно поражён мелкобуржуазным сознанием — советским мещанством, а в период проведения «перестройки» окончательно интеллектуально и организационно разгромлен со стороны руководства КПСС.

Во-вторых, что единственным более менее вменяемым объяснением классовой эксплуататорской сущности КПСС являются так называемые привилегии партийной и хозяйственной «номенклатуры». Но так ли это?

Источником власти любого эксплуататорского класса, как нами заявлено в первой части статьи, является та или иная форма отношений частной собственности. Теория капиталистического СССР по Балаеву (и по Ходжи и по КПК 1960-х — 1970-х годов) полагает, что КПСС посредством государства эксплуатировала трудящихся СССР, назначая таким образом хозпартноменклатурные привилегии формой присвоения прибавочного продукта. Такой смелостью антимарксистских суждений не обладал даже Троцкий, одёргивая своих сторонников от подобных оценок. Это либеральная демагогия в чистом виде — «при капитализме труд эксплуатируют капиталисты, при коммунизме труд эксплуатируют коммунисты».

Партийные привилегии по своей природе являются разновидностью сознательного нерационального хозяйствования, ведущегося в групповых интересах управленцев. Вопрос о величине действительно необходимых «привилегий» и привилегий в качестве необоснованного роста социального неравенства относится не к разным формам собственности, а к установлению научно обоснованной необходимости такого неравенства, либо к неустановлению. И здесь не совсем даже правильно говорить о реализации закона стоимости (каждому по труду), потому что на этом «рынке труда» от лица работодателя действует диктатура рабочего класса, которая стремится установить наиболее рациональную систему распределения с точки зрения общих целей развития хозяйства на благо всего общества. Но так или иначе, все привилегии в постсталинском СССР не были ни по количеству, ни по качеству продуктом какой бы то ни было эксплуатации. Более того, они не образовывали права наследования и частного капитала, без чего относить их к форме эксплуатации немыслимо.

Однако гигантская роль партийной и хозяйственной номенклатуры в жизни общества, погрязшей в привилегиях и достатке, разумеется, создаёт естественную тенденцию данных людей к тому, чтобы выступить за ликвидацию диктатуры рабочего класса и установлению таким образом диктатуры буржуазии, которая бы позволила реализовать им своё стремление к приватизации общественного богатства в частные руки. Причём даже более важную роль в подготовке рекрутинга буржуазии из директорского корпуса сыграли не привилегии, а хозрасчёт.

Позиция Попова относительно постсталинского периода автором в достаточной степени ясности выявлена не была, если читатели приведут в комментариях ссылки на работы или заявления красного профессора по данной теме, то в этом отношении статью можно будет доработать.

В-третьих, СССР ни при Хрущёве, ни при Горбачёве, ни тем более при Брежневе не осуществлял империалистической политики. Балаев в этом плане отошёл от Ходжи и Мао Дзэдуна с их теорией «социал-империализма», но выдал сверхнатянутый аргумент — помощь братским народам была способом вывода средств за рубеж, политикой, направленной на сознательное банкротство страны, чтобы народ согласился изменить государственный строй (см. программу движения). Получается странная концепция: государственный строй СССР по Балаеву — буржуазный, ведь партия есть «совокупный капиталист»и она определяет деятельность правительства и государства, но при этом КПСС желает вопреки мнению масс изменить его на другой, но тоже буржуазный. Либо ещё большая солянка: государственный строй был диктатурой рабочего класса, но партия внутри неё установила свою диктатуру буржуазии-КПСС с целью его изменения. Зачем городить эти невменяемые огороды? Не проще ли признать то, что СССР был и после Сталина диктатурой рабочего класса, которой управляли оппортунисты и враги коммунизма с целью довести рабочий класс до краха его власти и таким образом реставрировать капитализм?

Очевидным пробелом теории капиталистического СССР является то, что по мнению её авторов буржуазия установила свою политическую диктатуру без изменения государственного строя, нормативно-правовой базы и введения права частной собственности на средства производства. Воистину странная «буржуазия», которая тридцать лет мирилась с социалистическими основами государственного устройства. «Капиталист» Брежнев умер, так и не дождавшись своих баснословных капиталов.

Очевидным недостатком теории капиталистического СССР является нелепое утверждение о том, что удаление из программы партии положения о диктатуре пролетариата доказывает наличие диктатуры буржуазии. Программа партии, являясь теоретическим выражением целей борьбы, разумеется, относится к субъективному фактору надстройки, тогда как классовая сущность власти к объективному содержанию главного учреждения надстройки — государства. Сколько ни отказывайся на словах и в программах от классовой борьбы, она от этого никуда не исчезнет. Сколько ни пиши и ни говори об общенародном государстве, такое государство не появится, потому что оно невозможно. Классовая борьба будет существовать пока существуют классы и классовые отношения, а государство будет оставаться орудием классового господства.

Из сказанного видно, Попов и Балаев определяют классовую природу партии и государства по той повседневной политике, которая ими осуществлялась. Об этой ошибке предупреждал Сталин в процитированной заметке. По такой «методе» диктатура рабочего класса была бы только при научно обоснованных решениях, а в случае оппортунизма или ошибок отменялась бы автоматически. Парижская коммуна никакого коммунизма не строила, состав её правительства был насквозь мелкобуржуазным без единого марксиста, но она бесспорно являлась диктатурой пролетариата. Хрущёв и Горбачёв — ревизионисты и предатели, но правили они социалистической страной, а не капиталистической.

Теории «деформированного» социализма, «социал-фашизма», «социал-империализма», «партократии», «государственного капитализма» и прочие — умозрительны, несостоятельны и призваны извратить вопрос, в руках какого класса находилась власть. Причём они проверяются элементарным мысленным экспериментом. Перенесём Балаева в СССР 1960-х годов — какую он, как революционер, будет осуществлять коммунистическую борьбу? Исходя из его теории, он должен будет создавать новую коммунистическую партию из антисоветского подполья. Правильная ли это оценка ситуации?

Вместе с тем, у левых в ходу также и промежуточные концепции о том, что СССР был «полусоциалистическим», «полукапиталистическим» и тому подобное. Политическая власть не может быть как-то «немножко» пролетарской или «весьма» буржуазной, она «или — или». Или один класс, или другой устанавливает свою диктатуру.

Верхушка руководства может быть оппортунистами, предателями, кем угодно, но пока сохраняется объективное содержание политики в пользу того или иного класса, власть находится в его руках. А это объективное содержание, оно «или — или».

Нельзя смешивать вопрос о повседневной политике правительства с вопросом о классовой природе государства. Хотя, разумеется, немарксистская политика может привести к крушению государства рабочего класса, хотя бы потому, что коммунизм строить не по марксизму невозможно в принципе. Можно говорить о том, что рабочий класс посредством ренегатов в руководстве партии неправильно, ненаучно распоряжается своей властью, движет ситуацию, например, к краху государства и взятию власти буржуазией.

Маркс в некоторых случаях предполагал лавирующей между классами государственную власть, но такой исторический промежуток очень краток и крайне неустойчив, потому что объективные экономические противоречия диктуют «или — или». Или основные доходы направляются в пользу работников, либо принадлежат эксплуататорам. И это зависит, главным образом, от господствующей формы собственности. Или работники имеют инструменты и возможность изменять насильственные институты и образовывать политическую и экономическую реальность по своей воле, или не имеют. И это зависит, главным образом, от твёрдости политической гегемонии правящей партии.

В этой связи интересно разобраться в оценке Тито и Югославии, которую давала партия и Сталин. Так, в резолюции Коминформбюро от 1948 года сообщалось:

«Информбюро отмечает, что руководство Югославской компартии за последнее время проводит в основных вопросах внешней и внутренней политики неправильную линию, представляющую отход от марксизма-ленинизма.

Информбюро констатирует, что руководство Югославской компартии проводит недружелюбную по отношению к Советскому Союзу и к ВКП (б) политику.

(…)

В своей политике внутри страны руководители КПЮ отходят от позиций рабочего класса и порывают с марксистской теорией классов и классовой борьбы. Они отрицают факт роста капиталистических элементов в своей стране и связанного с этим обострения классовой борьбы в югославской деревне. Это отрицание исходит из оппортунистической установки, будто бы в переходный период от капитализма к социализму классовая борьба не обостряется, как учит этому марксизм-ленинизм, а затухает, как утверждали оппортунисты типа Бухарина, проповедовавшего теорию мирного врастания капитализма в социализм. Югославские руководители проводят неправильную политику в деревне, игнорируя классовую дифференциацию в деревне и рассматривая индивидуальное крестьянство как единое целое, вопреки марксистско-ленинскому учению о классах и классовой борьбе, вопреки известному положению Ленина о том, что мелкое индивидуальное хозяйство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе. Между тем, политическая обстановка в югославской деревне не дает никаких оснований для самоуспокоения и благодушия. В условиях, когда в Югославии преобладает индивидуальное крестьянское хозяйство, нет национализации земли и купля-продажа земли, в руках кулаков сосредоточены значительные земельные участки, применяется наемный труд и т. п., нельзя воспитывать партию в духе затушевывания классовой борьбы и примирения классовых противоречий, на разоружая тем самым партию перед лицом трудностей строительства социализма. Руководители Югославской компартии сбиваются с марксистско-ленинского пути на путь народнической кулацкой партии в вопросе о руководящей роли рабочего класса, утверждая, что крестьяне являются „самой прочной основой югославского государства“. Ленин учит, что пролетариат, „как единственный до конца революционный класс современного общества… должен быть руководителем, гегемоном в борьбе всего народа за полный демократический переворот, в борьбе всех трудящихся и эксплуатируемых против угнетателей и эксплуататоров“. Югославские руководители нарушают это положение марксизма-ленинизма. Что касается крестьянства, то его большинство, т. е. беднота и середняки — может состоять или уже состоит в союзе с рабочим классом, причем руководящая роль в этом союзе остается за рабочим классом. Указанная выше установка югославских руководителей нарушает эти положения марксизма-ленинизма. Как видно, эта установка выражает такие взгляды, которые уместны для мелкобуржуазных националистов, но не для марксистов-ленинцев.

Информбюро считает, что руководство КПЮ ревизует марксистско-ленинское учение о партии. Согласно теории марксизма-ленинизма партия является основной руководящей и направляющей силой в стране, имеющей свою особую программу, не растворяющейся в беспартийной массе. Партия есть высшая форма организации и наиболее важное оружие рабочего класса. Между тем, в Югославии основной руководящей силой в стране считают не коммунистическую партию, а Народный фронт. Югославские руководители принижают роль коммунистической партии, фактически растворяют партию в беспартийном Народном фронте, который включает в себя весьма различные в классовом отношении элементы (рабочих, трудовое крестьянство, ведущее индивидуальное хозяйство, кулаков, торговцев, мелких фабрикантов, буржуазную интеллигенцию и. т. п.), а также разношерстные политические группировки, включая и некоторые буржуазные партии. Югославские руководители упорно не желают признать ошибочность своей установки о том, что Компартия Югославии не может и не должна якобы иметь своей особой программы, а должна довольствоваться программой Народного фронта. Тот факт, что в Югославии на политической арене выступает только Народный фронт, а партия и ее организация не выступают открыто от своего имени перед народом, не только принижает роль партии в политической жизни страны, но и подрывает партию, как самостоятельную политическую силу, призванную завоевывать все большее доверие народа и охватывать своим влиянием все более широкие массы трудящихся путем открытой политической деятельности, открытой пропаганды своих взглядов и своей программы. Руководители Югославской компартии повторяют ошибки русских меньшевиков насчет растворения марксистской партии в беспартийной массовой организации. Все это свидетельствуют о наличии ликвидаторских тенденций в отношении компартии Югославии. Информбюро считает, что такая политика ЦК КПЮ угрожает самому существованию коммунистической партии и, в конечном счете, таит в себе опасность перерождения Югославской народной республики.

(…)

Руководители КПЮ в последнее время с большим апломбом декларируют политику ликвидации капиталистических элементов в Югославии. В письме ЦК ВКП (б) от 13 апреля тт. Тито и Кардель писали, что „пленум“ ЦК одобрил меры, предложенные Политбюро ЦК, для ликвидации остатков капитализма в стране». В соответствии с этой установкой Кардель в своей речи в Народной Скупщине ФНРЮ 25 апреля заявил: „В нашей стране остаются считанные дни всем остаткам эксплуатации человека человеком“. Подобную установку руководителей КПЮ на ликвидацию капиталистических элементов в теперешних условиях Югославии, а следовательно, и кулачества как класса, нельзя квалифицировать иначе как авантюристическую, немарксистскую. Ибо нельзя решить эту задачу, пока преобладает в стране индивидуальное крестьянское хозяйство, которое неизбежно порождает капитализм, пока не подготовлены условия для массовой коллективизации сельского хозяйства и пока большинство трудового крестьянства не убедится в преимуществах коллективного способа ведения хозяйства. Опыт ВКП (б) свидетельствует о том, что только на основе массовой коллективизации сельского хозяйства возможна ликвидация последнего и самого многочисленного эксплуататорского класса — класса кулачества, что ликвидация кулачества как класса представляет органическую составную часть коллективизации сельского хозяйства. Для того, чтобы успешно провести ликвидацию кулачества как класса, а следовательно, ликвидацию капиталистических элементов в деревне, от партии требуется проведение предварительной и длительной подготовительной работы по ограничению капиталистических элементов в деревне, укреплению союза рабочего класса и крестьянства под руководством рабочего класса, развитию социалистической индустрии, способной организовать производство машин для коллективного ведения сельского хозяйства. Торопливость в этом деле может принести лишь непоправимый вред. Только на основе этих мер, тщательно подготовляемых и последовательно проводимых, возможен переход от ограничения капиталистических элементов в деревне к их ликвидации. Всякие попытки югославских руководителей решить эту задачу в порядке торопливости и путем канцелярского декретирования означают либо авантюру, заранее обреченную на провал, либо хвастливую и пустую демагогическую декларацию. Информбюро считает, что подобного рода фальшивой и демагогической тактикой югославские руководители хотят показать, что они не только стоят на почве классовой борьбы, но идут дальше тех требований, которые можно было бы предъявить Югославской компартии в области ограничения капиталистических элементов с точки зрения реальных возможностей. Информбюро считает, что поскольку эти левацкие декреты и декларации югославского руководства являются демагогическими и неосуществимыми в данный момент, они могут лишь компрометировать знамя социалистического строительства в Югославии. Поэтому Информбюро расценивает подобного рода авантюристическую тактику, как недостойный маневр и непозволительную политическую игру. Как видно, указанные выше левацкие демагогические мероприятия и декларации югославских руководителей рассчитаны на то, чтобы замаскировать ими свой отказ от признания своих ошибок и честного их исправления.

(…)

Информбюро считает, что в основе всех этих ошибок руководства КПЮ лежит тот несомненный факт, что в руководстве КПЮ за последние 5 — 6 месяцев открыто возобладали националистические элементы, имевшиеся и раньше в скрытом виде, что руководство КПЮ порвало с интернационалистическими традициями Югославской компартии и стало на путь национализма.

Югославские руководители, сильно переоценивая внутренние национальные силы и возможности Югославии, думают, что они могут сохранить независимость Югославии и построить социализм без поддержки коммунистических партий других стран, без поддержки стран народной демократии, без поддержки СССР. Они думают, что новая Югославия может обойтись без помощи этих революционных сил.

Плохо разбираясь в международной обстановке и запуганные шантажистскими угрозами империалистов, югославские руководители полагают, что путем ряда уступок империалистическим государствам они могут приобрести расположение этих государств, договориться с ними о независимости Югославии и постепенно привить югославским народам ориентацию на эти государства, то есть — на капитализм. При этом они молчаливо исходят из известного буржуазно-националистического тезиса, в силу которого „капиталистические государства представляют меньшую опасность для независимости Югославии, чем СССР“.

Югославские руководители, видимо, не понимают, или, возможно, делают вид, что не понимают, что подобная националистическая установка может привести лишь к перерождению Югославии в обычную буржуазную республику, к потере независимости Югославии и к превращению Югославии в колонию империалистических стран.

Информбюро не сомневается, что в недрах Компартии Югославии имеется достаточно здоровых элементов, верных марксизму-ленинизму, верных интернационалистическим традициям Югославской компартии, верных единому социалистическому фронту.

Задача этих здоровых сил КПЮ состоит в том, чтобы заставить своих нынешних руководителей открыто и честно признать свои ошибки и исправить их, порвать с национализмом, вернуться к интернационализму и всемерно укреплять единый социалистический фронт против империализма, или, если нынешние руководители КПЮ окажутся неспособными на это — сменить их и выдвинуть новое интернационалистическое руководство КПЮ».

Иными словами, в тот момент не отрицалась диктатура рабочего класса (т. н. народная демократия) в Югославии и нахождение её общества в переходном периоде. Речь шла именно об оппортунистической верхушке партии и государства. Аналогичная критическая позиция представлена в сообщении ЦК ВКП (б).

После дела Райка стало очевидно, что руководители Югославии — банальные шпионы по типу троцкистов. После их разоблачения ликвидация «народно-демократического строя» не заставила себя ждать.

Из доклада Георгию-Дежа на совещании Коминформа в 1949 году:

«В области внутренней политики основным итогом деятельности предательской клики Тито — Ранковича является фактическая ликвидация народно-демократического строя в Югославии.

В результате контрреволюционной политики клики Тито — Ранковича, узурпировавшей власть в партии и государстве, в Югославии утвердился антикоммунистический, полицейский государственный режим фашистского типа. Социальной основой этого режима являются кулачество в деревне и капиталистические элементы в городе. Власть в Югославии фактически находится в руках антинародных, реакционных элементов. В центральных и местных органах подвизаются активные деятели старых буржуазных партий, кулацкие и другие враждебные народной демократии элементы. Правящая фашистская верхушка держится на непомерно раздутом военно-полицейском аппарате, с помощью которого она угнетает народы Югославии, превратила страну в военный лагерь, уничтожила демократические права трудящихся и попирает всякое свободное выражение мысли.

Югославские правители демагогически и нагло обманывают народ, будто они строят социализм в Югославии. На самом деле каждому марксисту ясно, что ни о каком строительстве социализма в Югославии не может быть и речи в условиях, когда клика Тито порвала с Советским Союзом, со всем лагерем социализма и демократии, лишив тем самым Югославию главной опоры построения социализма, когда она подчинила страну в экономическом и политическом отношениях англо-американским империалистам.

События последнего времени показали, что югославское правительство находится в полной зависимости от иностранных империалистических кругов и превратилось в орудие их агрессивной политики, что привело к ликвидации самостоятельности и независимости Югославской республики.

ЦК компартии и правительство Югославии полностью сомкнулись с империалистическими кругами против всего лагеря социализма и демократии, против коммунистических партий всего мира, против стран народной демократии и СССР.

Тито и Ранкович осуществляют бешеный террор в стране. Всякое свободное выражение прогрессивных, демократических мыслей ставит под угрозу свободу и жизнь, все человеческие права жестоко попираются. Тюрьмы полны коммунистов, бастующих рабочих, крестьян, отказывающихся от принудительного, так называемого „добровольного“ труда. Камеры пыток, побои и избиения, ослепление и голодный режим в тюрьмах наводят ужас по всей стране. Убийствам и расстрелам нет конца. Югославия сегодня — это страна кровавого истребления и тюрьма народов.

(…)

Экономическое положение Югославии становится всё более и более тяжёлым для трудящихся. Государственный сектор не является достоянием народа; это сектор государственного капитализма, поставленного на службу иностранного капитала.

Югославский рабочий не работает на себя, для своего народа. Производимая им прибавочная стоимость присваивается во всё большем размере иностранными банками и трестами. Возникшие на различных предприятиях забастовки, как, например, на литейном заводе Стура, в вагоноремонтных мастерских вблизи Марибора, на шахтах Трбовле, были потоплены в крови янычарами Ранковича.

Фашистская террористическая диктатура клики Тито против трудящихся масс проводится в пользу иностранного капитала и собственной буржуазии — сельской и городской. Одновременно с укреплением кулачества происходит процесс роста городской буржуазии. Белградские фашистские демагоги пытаются скрыть мероприятия под реставрации капитализма болтовнёй о „ликвидации эксплоатации“ или о „триумфальном марше социализма“. Полтора года тому назад предатель Кардель заявил: „В нашей стране остаются считанные дни всем остаткам эксплоатации человека человеком“. В действительности же в Югославии капиталистическая эксплоатация в городе и деревне усилилась; кулаки и прочие эксплоататоры благословляют своего благодетеля — иуду-Тито».

Переход от диктатуры рабочего класса к диктатуре буржуазии в Югославии произошёл в краткий период после разрыва отношений с СССР и втягивания страны в экономическую и политическую зависимость от США. В политической области данный контрреволюционный переворот произошёл относительно незаметно, потому что Югославия не находилась на первой фазе коммунизма, а её государственный аппарат был по сути старым буржуазным. Из того же доклада:

«В странах народной демократии особое значение приобретает государственная бдительность — бдительность государства диктатуры пролетариата.

Известно, что в странах народной демократии старый государственный аппарат был разбит не сразу, как это произошло в результате Великой Октябрьской социалистической революции. Это означает, что бдительность коммунистов в этих странах должна быть особенно заострённой. Коммунистические и рабочие партии обязаны сделать все выводы, вытекающие из судебного процесса в Будапеште над шпионами Райком и Бранковым».

И из реплики П.А. Юдина на том же совещании:

«Политические измены в пролетарских, марксистских партиях — явление сравнительно редкое, и, как правило, они сводятся к измене отдельных лиц или небольших групп. Измена клики Тито, Карделя, Джиласа, Ранковича представляет особый случай ввиду того, что эта клика возглавляла руководство компартии Югославии и от имени коммунистической партии входило в правительство федеративной народной республики Югославии. Всем известно, что Тито и К° от имени КПЮ пришли к власти под маской друзей ВКП (б) и Советского Союза. Иначе югославский народ не пустил бы их на порог демократической Югославии. Будапештский процесс показал, почему клика Тито с такой поспешностью перешла от демократии и социализма к фашизму и дезертировала в лагерь империализма. Эта клика является давнишним шпионом и наймитом английских и американских империалистов. Переход к фашизму клика Тито совершила по прямому приказу своих хозяев. В недрах государственного департамента США был составлен дьявольский план использования „коммунистического“ правительства Югославии, как основного орудия для свержения строя народной демократии в странах Центральной и Юго-Восточной Европы, отрыва этих стран от СССР и подготовки войны против Советского Союза.

(…)

По заданиям иностранных империалистов клика Тито-Ранковича взяла курс на разгром компартии Югославии и осуществила этот разгром. Исключая из рядов партии коммунистов, верных пролетарскому интернационализму, истребляя их, югославские фашисты широко открыли двери партии для буржуазных и кулацких элементов. Какими принципами они руководствуются при приеме в партию, об этом говорил Нешкович: „Чтобы мы могли успешно вести все слои общества, мы должны иметь в партии людей из всех слоев соразмерно одинаково. Например, между средними и богатыми крестьянами и в такой же соразмерности между бедными крестьянами и рабочими, ремесленниками, адвокатами и врачами, а также среди духовенства и пенсионеров“.

Руководство компартии Югославии оказалось безраздельно в руках шпионов и убийц, наймитов англо-американского империализма. Англо-американские шпионы в Белграде, разгромив основное коммунистическое ядро КПЮ и узурпировав власть в партии, осуществили контрреволюционный переворот в стране. Совершив беспримерный в истории акт измены и предательства, югославские буржуазные националисты ускоренными темпами провели ликвидацию народно-демократического строя в Югославии и установили антидемократический, антикоммунистический режим фашистского типа.

Главной опорой югославских фашистов является военно-полицейский и антинародный бюрократический аппарат. В югославской армии в настоящее время находится более 600 тыс. чел., в полиции Ранковича, пограничных войсках и специальных воинских частях имеется не менее 300 тысяч человек. Таким образом, в Югославии под ружьем имеется более 900 тыс. чел., т.е. в три раза больше, чем во время войны против фашистских захватчиков. Страна превращена фактически в военный лагерь.

… Реставрация капитализма в промышленности Югославии выражается прежде всего в том, что государственный сектор, находясь в руках антинародного правительства, перестал быть народным достоянием. Клика Тито-Ранковича, узурпировав власть, всемерно усиливает в промышленности государственный капитализм, который все более и более зависит от иностранных капиталистических монополий, и использует его в целях эксплуатации рабочего класса и развития капитализма в стране. Клика Тито открыла широкие возможности для проникновения иностранного капитала в экономику Югославии.

Контрреволюционная, антинародная внутренняя политика и зависимость Югославии от англо-американского империализма привели к разрушению финансовой и материальной базы существовавшего ранее строя на родной демократии. Красноречивым показателем этого является инфляция, которая достигла катастрофических размеров. Сумма находящихся в обращении бумажных денег возросла с 17.811 млн динар в 1945 г. до 39.230 млн в 1948 году».

Итак, с Югославией ясно: шпионы захватили руководство партией, разгромили здоровые силы в партии. Затем, используя старый буржуазный государственный аппарат и низкую сознательность рабочего класса, ввергли страну в экономическую зависимость от империализма, реставрировав таким образом капитализм. На пути реставрации капитализма в Югославии не стояла ни более менее крепкая партия, ни сознательность рабочего класса, ни его организованность в государство, ни система социалистического права, ни социалистическая экономика. Однако, в обсуждаемом аспекте, следует отменить, что ВКП (б) считала, а) что в Югославии была установлена диктатура рабочего класса в форме «народной демократии», б) что Югославия находилась в переходном от капитализма к первой фазе коммунизма состоянии, в) что в Югославии переродилась верхушка партии, г) что клика Тито разгромила партию, д) что в Югославии произошла реставрация капитализма в прямом смысле слова с господством кулаков и иностранного капитала.

Как видим, никакой концепцией партия = буржуазный класс даже не пахнет. Позиция партии и Сталина по ситуации с изменой Тито не похожа на формулу Попова — Балаева: ренегатство руководства партии = диктатура буржуазии. В данном случае ренегатство руководства партии привело сначала к разгрому партии, затем к реставрации полноценного капитализма за счёт США. Само по себе ренегатство Тито расценивалось Коминформом именно как неправильное руководство, а не реставрация капитализма.

Одним из значительных упущений теории капиталистического СССР является забвение того факта, что Брежнев пришёл к власти не путём внутрипартийной демократии и выборов, то есть естественного развития линии хрущёвцев (хотя сам примыкал к ним в 1950-е), а путём классовой борьбы, свергнув оппортуниста Хрущёва. Брежнев, не будучи крепким марксистом, но приостановил, заморозил процесс реставрации капитализма в СССР, временно осёк развитие троцкистской тенденции хрущёвцев.

Стало быть, мнение о том, что Хрущёв, Брежнев, Черненко, Андропов и даже Горбачёв были капиталистами, а КПСС — буржуазией, несостоятельно.

Не отступая ни на миллиметр от уничтожающей марксистской критики постсталинской КПСС, следует также понимать, что в период хрущёвизма троцкистами, пробравшимися в руководство партии, расшатывалась власть партии, экономическое, политическое развитие СССР и стран ОВД было направлено по ложному антинаучному пути, подорвано и расколото международное коммунистическое движение; в период руководства партией Брежневым эти процессы были заторможены; в период Андропова — Горбачёва осуществлялась осознанная, осмысленная активная идеологическая и социально-экономическая подготовка реставрации капитализма сексотами и ренегатами. Короче, было продолжено дело Троцкого — Зиновьева — Бухарина — Хрущёва по вызреванию предпосылок реставрации капитализма в СССР. Но сам политический переворот происходит, в масштабах исторического процесса, одномоментно, путём уничтожения политического господства рабочего класса и утверждения политического господства буржуазии.

Выводы

Подводя итог сказанному, дадим сжатое изложение научного взгляда на хрущёвину и момент установления диктатуры буржуазии.

После смерти Сталина в руководство партии посредством демократического централизма пробрались враги коммунизма, маскировавшиеся под коммунистов. Соратники Сталина, марксисты, проиграли Хрущеву и его группе в силу того, что они все столкнулись между собой на обывательском, интриганском уровне. Ленин и Сталин в подобных столкновениях побеждали партбилетоносцев тем, что в научном плане они были на голову выше своих конкурентов, включая Троцкого, Зиновьева и Бухарина и поэтому, на две головы выше их в организационных вопросах, поскольку умели убеждать большинство. Однако, никакая гениальность не спасает против бездарной стаи, которая проникла в партию исключительно ради карьеры или удовлетворения своего властолюбия.

Хрущёвцы ревизировали марксизм теорией культа личности Сталина, теорией коллективного разума партии, тактикой построения коммунизма к 1980-му году, моральным кодексом коммуниста и другими, и превратили повседневную политику правительства в диверсионное расшатывание экономических и идеологических основ коммунистического строительства. Хрущёвцы намеренно раскололи мировое коммунистическое движение для его ослабления.

Но при этом все данные действия были сделаны, во-первых, в рамках воли и сознания рабочего класса СССР, во-вторых, при том, что экономический строй первой фазы коммунизма не был заменён на капиталистический. Таким образом, партия и государство по своей классовой природе оставались коммунистическими, однако их политика, то есть выработка путей и средств проводилась ненаучно, неправильно, в ущерб действительной цели — построения коммунистического общества.

И процесс революции и процесс контрреволюции происходят по диаматическому закону отрицания отрицания. Политический переворот, независимо от того революционный он или контрреволюционный, происходит одномоментно, а объективные и субъективные предпосылки к нему формируются всем историческим развитием на протяжении относительно длительного времени. Момент уничтожения советского рабочего класса и есть политический момент превращения его в класс пролетариев, то есть момент изменения сути производственных отношений, прежде всего, между самими трудящимися. Причём нельзя путать момент юридической фиксации факта политического переворота с моментом его реального возникновения. Например, «ваучеризация» лишь юридически оформила уничтожение рабочего класса. После ваучеризации совокупные владельцы всех средств производства страны де-юре превратились во владельцев исключительно своей рабочей силы. Но для того, чтобы шагнуть в капитализм, чтобы от разрозненных фактов социальной несправедливости, эксплуатации отдельными совбурами перейти к узаконенной системе капиталистического грабежа, буржуазии необходимо было установить в стране свою политическую диктатуру. А она устанавливается одномоментно.

Совбуры и империалистическая агентура, в том числе пробравшись в КПСС, организовали в 1980-е годы серию гражданских войн и массовых погромов, но не смогли раскачать советский народ на большее, чем строительство «рыночного социализма». Причём, так было не только в СССР. Ни в 1956 году в Венгрии, ни в 1968 году в Чехословакии, ни в 1981 году в Польше, ни в 1989 году в Китае буржуазии не удалось утвердить капитализм потому, что им не удались политические перевороты. До 1991 года и в СССР войска ещё применялись против демократов, но половинчато и стыдливо. Только сумев организовать провокацию под названием ГКЧП, буржуазия, практически в одну ночь, отняла у КПСС политическую власть. После этого силовые структуры уже разгоняли левые демонстрации, а в октябре 1993 года учинили массовый расстрел в центре Москвы, доказав тем самым, что в августе 1991 года капитал одномоментно пришел к политической власти. Затем буржуазия окончательно перетряхнула управленческий аппарат, учредила своё государство с соответствующей нормативно-правовой базой. Так произошла реставрация капитализма в СССР.

Author

Muhammad Azzahaby
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About