Donate

О диаматическом понимании материи, пространства и времени

Prorivists Gazette17/08/18 17:172.5K🔥

Наряду с повсеместно господствующей в левой среде вульгарно-материалистической формулой «бытие определяет сознание», известные осложнения возникают также с учением о материи, пространстве и времени. Приходится признавать, что эйнштейнианство ревизировало фундаментальные категории бытия не только в физике и буржуазной философии, но и в мировоззрении современных левых, которые при этом позиционируют себя защитниками материализма.

Так, красный профессор Попов, например, в своей недавней публикации «Пространство-время теории относительности и новой физики» пишет:

«Принцип относительности показывает, что пространство-время, по сути, есть отражение движения материи в единстве перемещения и превращения материальных объектов. Но движение, следуя Гегелю, будучи объективно противоречием, есть неразрывность покоя и отрицания покоя. Отражая это противоречие, пространство есть форма существования материи в покое, тогда как время — в движении, изменении покоящейся материи».

Рядовые леваки выражаются менее вычурно, но суть та же:

«Во вселенной есть только материя и её развитие, или движение. Соответственно, время — это всего-навсего отражение в сознании человека этого движения материи. Возможно, я окажусь не прав, но мне кажется, что время — это математическое, количественное выражение развития вселенной. Только и всего».

«Материализм отрицает нематериальные объективные реальности, неизменяемое что-то и абсолютный покой. Материя абсолютна, остальное — формы материи. С абсолютным покоем в материализме вообще делать нечего. Все существует в движении, в том числе и пространство. Любой марксист должен сделать вывод, что пространство — это атрибут материи, результат движения материи. Это ж и так ясно, что никакого нематериального ящика для хранения материи не существует. Это материя хранит сама себя, изменяет сама себя, движет сама собой».

Как люди приходят к таким взглядам, по-житейски понять можно: буржуазная кафедра утверждает ведь не только истинность выводов теории относительности о пространстве и времени, но и истинность квантовой неопределённости, сотворения мира «большим взрывом» и много других чрезвычайно модных и чрезвычайно вздорных теорий и концепций, выступать против которых, даже если «за тебя» классики марксизма, не только не комфортно, но и очень непопулярно. Поэтому приходится брать «пространство-время» в одну руку, гегелевскую диалектику в другую и… спекулировать.

Впрочем, тем же самым занимались и советские марксисты, задвинув физика-марксиста Тимирязева и его сторонников. Научное сообщество ещё в СССР погрязло в административщине, а значит, при единоразовом допущении лженауки она будет только нарастать, как снежный ком. Поэтому-то Сталин инициировал крупные научные дискуссии, где громили лжеучёных, проводили идейную и кадровую чистку рядов. Но из–за верхоглядства сына Жданова до физиков дело, к сожалению, не дошло.

В США недавно вышла серия критических публикаций в научных журналах против инфляционной теории, в ответ на которую учёные-инфляционщики опубликовали заявление, под которым собрали десятки подписей «видных учёных». Самый «убойный» аргумент был следующий:

«В теории инфляции работает девять тысяч учёных, написавших четырнадцать тысяч статей. Неужели это может быть не наукой?».

Иными словами, любая теория, на которой тысячи учёных сделали карьеру, в рамках самой науки как административного системы будет защищена во что бы то ни стало. Такой подход обещает господствовать в науке, пока она всецело не встанет на рельсы диаматической методологии, а учёные как минимум не начнут себя ощущать в первую очередь марксистами и революционерами, а не кабинетными червями.

Грех современных левых теоретиков «объясняет» то, что они стоят на плечах «титанов» советской философской мысли, привыкли к устоявшимся суждениям, базируют своё миросозерцание во многом на советской учебной литературе. Уже в первой редакции БСЭ некий Штейнман писал, что пространство — это форма существования материи, правда, тут же, через запятую, приводились цитаты классиков о том, что пространство — это форма бытия. Дескать, какая разница — бытие, материя, учил советских студентов, учёных, рабочих и крестьян Штейнман. То же самое писал и Митин, например, в любимом левыми учебнике «Диалектической и исторической материализм» 1934 года:

«Новейшие достижения современной физики целиком подтверждают правильность учения марксизма о времени и пространстве, т. е. что они суть формы существования материи, что материальное движение есть единство времени и пространства, что наши понятия о времени и пространстве изменяются, уточняются и развиваются в связи с общим развитием науки».

А ниже фраза, после которой Митина можно вообще «списать на берег»:

«Новейшая квантовая механика углубляет понятие причинности, вносит коррективы в старое механистическое понимание причинности».

Потому что деятели квантовой механики — махровые идеалисты, которые и не скрывали свою борьбу против материализма, особенно диалектического. В центре своей теории они поставили отрицание причинности в микромире, которое всеми силами пытались распространить и на всё мироздание, в том числе и общество. Да это и само собой следует из их теорий: если макрообъекты сотканы из микрообъектов, а микрообъекты не подчиняются причинности, значит та причинность, которую мы наблюдаем в макромире, по крайней мере совсем не такая, как её представляет материализм.

Видимо, «марксиста» Митина вовсе не смущало, что диаматическую категорию причинности вместо Энгельса и Ленина ему преподаёт идеалист и будущий нацистский пособник Гейзенберг.

Аналогичная путаница содержится в учебнике Александрова 1954 года:

«Диалектический материализм учит, что пространство и время являются активными формами бытия материи. Признание объективной реальности пространства и времени вытекает из признания материальности мира… Пространство, время и движение, как коренные формы бытия материи, находятся в органическом неразрывном единстве, обусловленном единством материального мира. Неотделимость пространства и времени от материи тесно связана с нераздельностью материи и движения. Материя немыслима вне движения. Движение материи всегда протекает в пространстве и времени. Объективный характер материального движения определяет объективность пространства и времени как коренных форм бытия движущейся материи. Так как движение неотделимо от материи, то пространство и время также неотделимы от материи».

Интересно, конечно, узнать, какие существуют пассивные формы бытия материи и чем активные её формы отличаются от коренных?

Короче, у Александрова пространство и время — это своего рода формы материи, но при этом материя движется в пространстве и существует во времени. Как хочешь, так и понимай. Но, чтобы этого мысленного противоречия не читалось явно, Александров и его сотрудники соорудили переход от одной мысли к другой через понятие движения. Получилось, что движение материи «протекает в пространстве и времени». Иными словами, движение материи протекает в формах её существования. Философская тарабарщина. Это как если бы движение поезда «протекало» не по рельсам железнодорожной колеи, а в инженерных характеристиках подвижного состава.

Учебник Александрова куда подробнее разъясняет многие аспекты теории пространства и времени:

«Пространство есть форма бытия материи, характеризующая протяжённость материальных объектов; оно является коренным условием их движения. Пространство обладает специфическими свойствами, зависящими от самих материальных объектов. Эти специфические свойства пространства служат предметом изучения ряда наук. Время есть форма бытия материи, характеризующая длительность и последовательность материальных процессов, выражающая объективную связь материального движения. Время есть коренное условие всякого развития. Движение и развитие материи может протекать только в пространстве и во времени. Любая материальная вещь существует во времени, ибо ничто в мире не находится в покое, всё подвержено движению и изменению. Но, с другой стороны, нет времени без материальных вещей, подверженных изменениям. Время, оторванное от материи, рассматривается идеалистами как нечто, существующее до материальных вещей, нечто, порождающее материю».

Нетрудно заметить, что протяжённость материальных объектов у Александрова безотносительна самого пространства. Возьмём объект «А» и объекты «Б», «В», «Г» и так до бесконечности очевидно разной протяжённости, так как одинаковых объектов во вселенной не существует. Эти протяжённости соотносятся друг с другом в известной пропорции, имеют известное количественное соотношение друг с другом. И этим Александров вполне довольствуется, ведь линейка в таком случае работает, а до остального ему особого дела нет. Но настоящий мыслитель, а не академик-ремесленник, обязан поставить вопрос о том, что все эти относительные друг другу протяжённости должны иметь некое общее основание, чтобы образовывать равенства. По аналогии: одно количество можно выразить другим количеством, но в реальном мире эта операция имеет смысл исключительно в том случае, если это выражение происходит по поводу тождественных качеств. Выражать тонны яблок в автодорожных развязках можно только в случае приравнивания общего в них основания, например, средненеобходимого общественного труда, затраченного на их сбор и строительство. То есть, чтобы что-то в чём-то выразить количественно, нужно иметь одинаковое качество. Точно так же выражается протяжённость одного объекта в другом, но что служит общим «качественным» основанием? Некоторые скажут, геометрическая абстракция: длина, площадь и другая метрика. Но что конкретно отражает сознание, когда создаёт эту метрику в голове? Сама по себе протяжённость, как свойство объектов, отвечает на этот вопрос так же мало, как и учебник Александрова.

Александров свихнулся в идеализм, заявляя, под влиянием махиста Эйнштейна, что пространство зависит от материальных объектов. Александров так стремится обосновать выводы теории относительности о замедлении времени и искривлении пространства, что пишет:

«Неразрывность пространства и времени наглядно обнаруживается уже при изучении простого механического перемещения тел. Скорость движения тел измеряется величиной пространственного перемещения тела за определенный промежуток времени. Бессмысленно говорить о скорости движения тела только в пространстве или только во времени. Лишь совокупная пространственно-временная характеристика отражает действительное движение тел относительно друг друга».

Здесь вместо пространства и времени можно подставить любой материальный процесс, и выводы не изменятся. «Неразрывность» пространственного положения любого материального объекта с временем его нахождения в нём самоочевидна, и не нужно прибегать к измерению скорости. Все материальные объекты существуют в пространстве и во времени, поэтому абсолютно во всех процессах проявляется тот факт, что нечто существует в определённом месте и в определённое время. Но из этого никак не следует ни идеалистическая категория «пространство-время», ни тем более то, что пространство или время зависит от форм движущейся материи.

Совсем дело запутывается, когда Александров переходит к тому, что одним из свойств пространства и времени является их бесконечность, что, естественно, отрицается теми физиками, с которыми Александров вступил в философский союз. Итак, пространство и время по Александрову — это формы бытия материи, которые прямо зависят от конечных материальных объектов, но при этом свойством этих форм бытия материи является бесконечность. Бесконечные формы бытия конечной материи… Вот уж действительно причина, почему вузовская дисциплина «диамат» не пользовалась вниманием студентов.

Митин, Александров и остальные советские философы взяли это выражение «формы существования материи» из приложений к «Анти-Дюрингу», включённых в состав «Диалектики природы». Но, во-первых, это черновые наброски Энгельса, во-вторых, в необрезанной цитате всё обстоит несколько иначе:

«Это старая история. Сперва сочиняют абстракции, отвлекая их от чувственных вещей, а затем желают познавать их чувственно, желают видеть время и обонять пространство. Эмпирик до того втягивается в привычный ему эмпирический опыт, что воображает себя все еще в области чувств, опыта даже тогда, когда он имеет дело с абстракциями. Мы знаем, что такое час, метр, но не знаем, что такое время и пространство! Точно время есть нечто иное, чем сплошь одни часы, а пространство нечто иное, чем сплошь одни кубические метры! <Материя и движение остаются также недоказуемыми…> Разумеется обе формы существования материи без этой материи представляют ничто, только пустое представление, абстракцию, существующую только в нашей голове. Но мы неспособны познать, что такое материя и движение! Разумеется неспособны, ибо материю как таковую и движение как таковое никто еще не видел и не испытал каким-нибудь иным образом; люди имеют дело только с различными реально существующими материями и формами движения. Вещество, материя — не что иное, как совокупность веществ, из которой абстрагировано это понятие; движение как таковое есть не что иное, как совокупность всех чувственно воспринимаемых форм движения; слова, вроде материя и движение, это просто сокращения, в которых мы охватываем, согласно их общим свойствам, различные чувственно воспринимаемые вещи. Поэтому материю и движение можно познать лишь путем изучения отдельных форм вещества и движения; поскольку мы познаем последние, постольку мы познаем pro tanto материю и движение как таковые. Поэтому, когда Негели говорит, что мы не знаем, что такое время, пространство, движение, причина и следствие, то он этим лишь утверждает, что мы при помощи своей головы сочиняем себе сперва абстракции, отвлекая их из реального мира, а затем не в состоянии познать этих сочиненных нами абстракций, ибо они умственные, а не чувственные вещи, между тем как всякое познание есть чувственное измерение. Это точь-в-точь как встречающаяся у Гегеля трудность, что мы в состоянии есть вишни, сливы, но не в состоянии есть плода, потому что никто еще не ел плода как такового».

Таким образом, из данной записи видно, что Энгельс громит представления о непознаваемости пространства и времени как внечувственных явлений. И уж точно не следует вокруг вырванного из данной цитаты словосочетания по крайней мере строить теорию пространства и времени.

Тем более, что в самом «Анти-Дюринге» Энгельс писал:

«Дело идет не о понятии времени, а о действительном времени… сколько бы ни превращалось понятие времени в более общую идею бытия, это не подвигает нас ни на шаг вперед, ибо основные формы всякого бытия суть пространство и время, и бытие вне времени такая же бессмыслица, как бытие вне пространства. Гегелевское „бытие, протекшее без времени“, и новошеллинговское „непредставимое бытие“ суть рациональные представления…

Мы спрашиваем только, длится ли, испытывает ли длительность во времени мир, находящийся в предполагаемом здесь состоянии? Мы отлично знаем, что ничего не получится от измерения подобной, лишенной содержания, длительности, как и от аналогичного, бесцельного измерения в пространстве, и Гегель, именно из–за бессмысленности такого занятия, называет эту бесконечность дурной. Согласно…» релятивистам, «время существует только благодаря изменению, а не изменение существует во времени и посредством его. Именно благодаря тому, что время отлично, независимо от изменения, его можно измерять благодаря изменению, ибо для измерения необходимо всегда иметь нечто, отличное от измеряемой вещи. И время, в течение которого не происходит никаких доступных познанию изменений, далеко от того, чтобы совсем не быть временем, оно скорее представляет чистое, не затронутое никакими посторонними примесями и, следовательно, истинное время, время как таковое. Действительно, когда мы хотим представить себе понятие времени во всей его чистоте, свободным от всех чуждых, посторонних примесей, мы вынуждены оставить в стороне, как не относящиеся к делу, все различные события, происходящие во времени рядом друг с другом и после друг друга, и представить себе, таким образом, время, в котором ничего не происходит. Поступая так, мы совсем не растворяем понятие времени в общей идее бытия, а получаем как раз чистое понятие времени».

Если соотнести мысль Энгельса о том, что для измерения необходимо иметь нечто отличное от измеряемых вещей, с учебником Александрова, который проповедует абсолютную относительность пространственного положения и времени, так как они являются формами существования материи и зависят от самих материальных объектов, то будет видно явное противоречие не в пользу советского философа.

Некоторые скажут, что под формами существования материи понимаются не формы, собственно, материи, а как бы способ её существования, то есть движения (изменения). Дело, конечно, не в словах, наша основная задача не погружаться в этимологию или подбирать самые лучше слова, а выявить содержание категорий. Русский язык чрезвычайно богат, уступая в точности философского арсенала, пожалуй, только немецкому. Поэтому сказать можно по-разному, но расхождения в содержании категорий Митина, Александрова, других философов и классиков видны как раз по тому, что первые приемлют, допускают и даже приветствуют зависимость пространства и времени от материи, а вторые — нет.

Можно ли найти в работах Ленина пространство и время в виде форм существования или форм бытия материи? Нет, но нечто противоположное:

«Признавая существование объективной реальности, т. е. движущейся материи, независимо от нашего сознания, материализм неизбежно должен признавать также объективную реальность времени и пространства, в отличие, прежде всего, от кантианства, которое в этом вопросе стоит на стороне идеализма, считает время и пространство не объективной реальностью, а формами человеческого созерцания. Коренное расхождение и в этом вопросе двух основных философских линий вполне отчетливо сознается писателями самых различных направлений, сколько-нибудь последовательными мыслителями. Начнем с материалистов.

“Пространство и время, — говорит Фейербах, — не простые формы явлений, а коренные условия (Wesensbedingungen)… бытия“. Признавая объективной реальностью тот чувственный мир, который мы познаем через ощущения, Фейербах естественно отвергает и феноменалистское (как сказал бы Мах про себя) или агностическое (как выражается Энгельс) понимание пространства и времени: как вещи или тела — не простые явления, не комплексы ощущений, а объективные реальности, действующие на наши чувства, так и пространство и время — не простые формы явлений, а объективно-реальные формы бытия. В мире нет ничего, кроме движущейся материи, и движущаяся материя не может двигаться иначе, как в пространстве и во времени. Человеческие представления о пространстве и времени относительны, но из этих относительных представлений складывается абсолютная истина, эти относительные представления, развиваясь, идут по линии абсолютной истины, приближаются к ней. Изменчивость человеческих представлений о пространстве и времени так же мало опровергает объективную реальность того и другого, как изменчивость научных знаний о строении и формах движения материи не опровергает объективной реальности внешнего мира».

Ещё пересказ тех же страниц из Фейербаха, но Плехановым:

«Человек есть лишь часть природы, часть бытия; поэтому нет места для противоречия между его мышлением и бытием. Пространство и время существуют не только для мышления. Они также — формы бытия. Они — формы моего созерцания. Но они таковы единственно потому, что я сам — существо, живущее во времени и пространстве, и что я ощущаю и чувствую лишь, как такое существо. Вообще законы бытия суть вместе с тем и законы мышления. Так говорил Фейербах».

«Коренные условия бытия» в ленинском переводе Фейербаха и «формы бытия» в плехановском вполне устраивали Ленина, а сам он писал: «объективно-реальные формы бытия». Похожи ли данные выражения на то, что пространство и время — это формы существования материи? Похожи ли данные выражения на то, что бесконечное пространство и бесконечное время зависят от конечных материальных объектов?

Митин и Александров, один опосредовано, второй прямым текстом, добавили к энгельсовским и ленинским «формам бытия» хвостик: формы бытия… материи. Неужто и Фейербах, и Энгельс, и Ленин пожалели чернил, чтобы написать: «пространство и время есть формы бытия материи», ограничившись лишь «формы бытия»?

Интересно в заданном аспекте также то, что в русском переводе «Анти-Дюринга» есть такая фраза:

«Движение есть способ существования материи».

А вот Ленин в энциклопедической статье «Карл Маркс» эту же фразу переводит с немецкого языка несколько иначе:

«Движение есть форма бытия материи».

И оба эти перевода совершенно верно отражают свойство материи находиться в непрерывном движении, изменении. Если советские философы и современные левые примут в качестве истины ленинский перевод Энгельса, то есть то, что движение есть форма бытия материи, то их новоделы «пространство и время есть формы бытия материи» отпадут сами собой. Иными словами, либо форма бытия материи — движение (изменение), либо же пространство и время.

Впрочем, после старательного чтения опусов философских спекулянтов имеется подозрение, что многие из них вполне могут довольствоваться формулой, что и движение и «пространство-время» являются формами бытия материи. Как это понять? Неважно, ни студенты, ни партийцы всё равно не спросят.

Вообще говоря, движение (изменение), будучи свойством материи, даже мысленно неотделимо от неё. Представить материю в состоянии абсолютного покоя, в застывшем виде, можно, хотя если увлечься, это чревато впадением в заблуждение. Представить же сколько-нибудь рационально движение (изменение) без материи невозможно в принципе. Это объясняется как раз тем, что первое является свойством второго, а не наоборот.

Значит, если пространство и время являются формами бытия материи, должны возникнуть затруднения с их мысленным отделением от материи, философским исследованием. Но читатель сам прекрасно видел, что не кто иной, как Энгельс, требовал исследовать категорию времени путём представления чистого времени. Собственно, другого пути здесь и быть не может. Это только Эйнштейн «исследовал» время заполонением всего пространства механическими часами.

Что такое, собственно говоря, бытие? Советские словари, учебники и философские публикации на этот вопрос, как правило, не отвечают, предлагая сосредоточиться на категории «общественное бытие». Но если есть бытие общества, значит ведь должно быть и бытие всего мироздания. Если этот вопрос задать профессору Попову, он, наверняка, начнёт пересказ Гегеля про чистое бытие и ничто.

По всему видно, что все советские и современные философы сводят понятие бытия к понятию материи. Такой приём кажется весьма материалистичным, дескать, нет ничего, кроме материи, данной нам в ощущениях, «как и писал Ленин» — скажут эти вульгарные материалисты. Да только «забылось», что Ленин писал не просто о материи, а о непрерывно движущейся в пространстве и существующей во времени неуничтожаемой и никогда никем не созданной материи.

Нужно относиться с большим пиететом к Эйнштейну и другим махистам, чтобы в ленинской формуле видеть не три элемента: пространство, время и движущуюся материю, а один — материю, формами существования которой являются пространство и время. А в философии хрущёвско-брежневского периода эту формулу «доработали» напильником до «пространство и время — атрибуты материи», иными словами свойства. Вышло полное соответствие с идеалистическими физическими теориями.

При этом ясно, что термин «атрибут» по смыслу будет копировать знаменитое употребление его Энгельсом:

«Движение, рассматриваемое в самом общем смысле слова, то есть понимаемое как способ существования материи, как внутренне присущий материи <качество> атрибут, обнимает собой все происходящие во вселенной изменения и процессы, начиная от простого перемещения и кончая мышлением».

Поэтому в «Книге для чтения по марксистской философии» — солянке 1960 года выпуска из таких воротил, как Розенталь, Фурман, Озерман и ещё семи докторов и кандидатов философских наук, утверждается:

«Поскольку материя всегда движется, и движется в пространстве и времени, то движение, пространство и время диалектический материализм считает неотъемлемыми свойствами материи».

Сложно сказать, согласились ли бы на такую формулировку, например, Александров и Митин, но думается, что классики марксизма были бы категорически против. Двигаться в своём же свойстве — это нужно такое придумать.

Преклонение философов перед физиками-идеалистами прекрасно иллюстрирует фраза Кузнецова в лекциях 1974 года «История философии для физиков и математиков»:

«Оказалось, что само пространство обладает динамическими свойствами и что эти свойства выражаются в геометрии пространства. Если поле не только существует в пространстве, но и выражается в тех или иных геометрических свойствах пространства (а именно так — в искривлении и изменении фундаментального метрического тензора — выражается гравитационное поле), то мы снова возвращаемся к многовековой трудности индивидуализации тела».

Интересно, почему Ленин, изучив Маха и махистов, не сказал: «оказалось», что материя исчезает, а есть лишь движение? Ведь в их исследованиях «доказывалось» в том числе и то, что:

«Теплота есть вид движения, эластичность есть вид движения, свет и магнетизм есть вид движения. Сама масса оказывается даже в конце концов, как предполагают, видом движения — движения чего-то такого, что не есть ни твердое тело, ни жидкость и не газ, — само не есть тело и не агрегат тел».

Ленин не был так доверчив, как девять осыпанных наградами, званиями и должностями советских философов:

«Оторвать учение Энгельса об объективной реальности времени и пространства от его учения о превращении „вещей в себе“ в „вещи для нас“, от его признания объективной и абсолютной истины, именно: объективной реальности, данной нам в ощущении, — от его признания объективной закономерности, причинности, необходимости природы, — это значит превратить целостную философию в окрошку …Человек и природа существуют только во времени и пространстве, существа же вне времени и пространства, созданные поповщиной и поддерживаемые воображением невежественной и забитой массы человечества, суть больная фантазия, выверты философского идеализма, негодный продукт негодного общественного строя. Может устареть и стареет с каждым днем учение науки о строении вещества, о химическом составе пищи, об атоме и электроне, но не может устареть истина, что человек не может питаться мыслями и рожать детей при одной только платонической любви. А философия, отрицающая объективную реальность времени и пространства, так же нелепа, внутренне гнила и фальшива, как отрицание этих последних истин. Ухищрения идеалистов и агностиков так же, в общем и целом, лицемерны, как проповедь платонической любви фарисеями!».

Советский полудиссидент спинозист, троцкист и рыночник Ильенков, будучи большим поклонником Эйнштейна, но при этом в философии всё-таки думал головой (которую потом, правда, пытался при жене сам себе отрезать зачем-то), поэтому не менее спекулятивно, но более филигранно заявлял, что чем парадоксальнее «гениальный Эйнштейн», тем «диалектичнее», то есть правильнее, его теория:

«„Противоречие“ знакомо любой современной науке. Стоит вспомнить хотя бы обстоятельства, внутри которых родилась гениальная теория относительности. Попытки усвоить с помощью категорий классической механики определенные явления, выявленные в экспериментах Майкельсона, привели к тому, что внутри системы понятий классической механики появились нелепые, парадоксальные „противоречия“, принципиально не разрешимые с помощью категорий классической механики, и именно в качестве способа разрешения этих противоречий родилась гениальная гипотеза Эйнштейна.

Но и теория относительности не спасла теорию от противоречия. До сих пор не разрешен ни автором теории относительности, ни кем-либо другим известный парадокс в теоретических определениях вращающегося тела. Заключается он в следующем. Теория относительности, связывающая пространственные характеристики тел с их движением, выразила эту связь в формуле, согласно которой „длина тела“ сокращается в направлении движения тем более, чем скорее движется тело. Это математическое выражение всеобщего закона движения тела в пространстве вошло в математический арсенал современной физики как прочное теоретическое завоевание.

Но попытка с его помощью теоретически обработать, теоретически усвоить такой реальный физический случай, как вращение твердого диска вокруг оси приводит к „нелепейшему“ парадоксу. Получается, что окружность вращающегося диска сокращается тем более, чем больше скорость вращения, а длина радиуса вращающегося тела, согласно той же формуле, необходимо остается неизменной…

Заметим, что этот „парадокс“ — не просто курьез, а случай, в котором остро ставится вопрос о физической реальности всеобщих формул Эйнштейна. Если всеобщая формула выражает объективно-всеобщий закон предметной реальности, исследуемой в физике, то в самой объективной реальности следует допустить объективно-парадоксальное соотношение между радиусом и окружностью вращающегося тела — даже в случае вращения детского волчка, — потому что ничтожность сокращения окружности ничего не меняет в принципиальной постановке вопроса.

Убеждение в том, что в самой физической реальности такого парадоксального соотношения „не может быть“, совершенно равносильно отказу от признания физической реальности всеобщего закона, выраженного формулой Эйнштейна. А это — путь к чисто инструменталистскому оправданию всеобщего закона. Служит закон теории и практике — ну и хорошо, и нечего задаваться пустым вопросом о том, соответствует ему что-либо в „вещах в себе“ или нет. Именно так предпочитал примириться с парадоксом и сам автор теории относительности.

Можно было бы привести еще немало примеров подобного рода, удостоверяющих, что предметная реальность всегда раскрывается перед теоретическим мышлением как реальность противоречивая. История науки от Зенона Элейского до Альберта Эйнштейна независимо ни от какой философии показывает это обстоятельство как бесспорный эмпирически констатируемый факт».

Действительно, глупые «инструменталисты»! Вот настоящий философ-суицидник, в соответствии с «диалектикой», должен смиренно принять противоречия, алогичность и мистику всякой теории, которую выдвинули люди с членскими билетами академий наук, особенно европейских. «Работает девять тысяч учёных, написавших четырнадцать тысяч статей. Неужели это может быть не наукой?». А уж если сам Эйнштейн сказал…

Жаль, что Ильенков не оставил нам работ, где бы он, с присущей ему философской сноровкой, поведал, как же выглядит та объективная физическая реальность, которую проповедует теория относительности. Более-менее умные физики-теоретики до сих пор предпочитают не демонстрировать никакой конкретной модели физической реальности, соответствующей теории относительности, ограничиваясь математическим описанием, а простачки рисуют сеточки с шариками и рассказывают про избавление от старения с помощью космических путешествий.

В книге «Энгельс и современные проблемы философии марксизма» 1971 года под редакцией Иовчука и при «убойном» составе авторов из СССР и ГДР (на каждую главу по профессору философии) сказано:

«В качестве важнейших атрибутов и форм бытия материи Энгельс рассматривает также пространство и время, подчеркивая, что бытие вне времени принципиально невозможно, как и бытие вне пространства».

Впрочем, автор данной цитаты — Аскин — в результате своей «долгой и плодотворной философской карьеры» разработал целую новую теорию времени, выдвинул разные типы времени: историческое время, социальное время, культурное время и даже индивидуальное время, то есть субъективное время личности. И всё это в рамках «официального марксизма» или, как сказано в приведённой статье, в рамках «игры по правилам».

Как показывает даже простое знакомство с биографиями видных советских философов, писавших , например, в БСЭ (спасибо товарищу за реплику), засоренность троцкистами, карьеристами, оппортунистами в философии была колоссальной. Эти люди известно как «наобучали» марксизму в СССР, а многие левые продолжают «учиться» по их писанине.

Субъективно-идеалистическая трактовка пространства и времени утверждает, что они есть образы нашего мышления, примешиваемые к материи (по Эйнштейну время — это ход часов, пространства вообще не существует, пространством он называет невидимый сферический материальный мировой растекающийся полукокон). Вульгарно-материалистическая трактовка пространства и времени утверждает, что они есть атрибуты, то есть свойства, материи. Разница лишь в том, что субъективные идеалисты источником представлений о пространстве и времени видят сознание, а вульгарные материалисты — саму материю. И та и другая концепция позволяет обслуживать идею зависимости пространства и времени друг от друга и, что ещё ужасней, от материальных объектов. Все эти философы-«марксисты» сводят время по сути к скорости течения физических процессов, а пространство — к объёму материальных объектов. У них получается, что пространство и время материальны.

Проблема ещё в том, что в постановке и разрешении основного вопроса философии пространство и время как бы не участвуют, остаются будто бы над схваткой. Так, Ленин писал:

«Есть ли более широкие понятия, с которыми могла бы оперировать теория познания, чем понятия: бытие и мышление, материя и ощущение, физическое и психическое? Нет. Это — предельно-широкие, самые широкие понятия, дальше которых по сути дела (если не иметь в виду всегда возможных изменений номенклатуры) не пошла сих пор гносеология. Только шарлатанство или крайнее скудоумие может требовать такого „определения» этих двух „рядов“ предельно-широких понятий, которое бы не состояло в „простом повторении“: то или другое берется за первичное».

Понятие пространства шире или уже понятия материи? Понятие времени шире или уже понятия материи? И, наконец, что шире — пространство или время — как философские категории? Нелепость данных вопросов, если твёрдо стоять на почве диаматики, показывает, что в основном вопросе философии пространство и время взяты в качестве условий мироздания, в котором выясняется, что первично — материя или дух. Пространство, время и материя — несоотносимые ни «по ширине», ни «по глубине» понятия. Только с поражённой психикой сторонника теории относительности можно сравнивать буханку хлеба и пространство или автобус и время. Есть только одна категория шире категорий материи, пространства и времени, так как включает их в себя — это категория бытия.

В бесконечном многообразии движущихся форм материи нет ни грана времени или пространства. Как глубоко ни проникай в сущность конкретного материального объекта, ничто в нём не обнаружит себя как элемент времени или пространства. Наоборот, чтобы «докопаться» до понятия времени, необходимо, вслед за Энгельсом, представить чистое время, время, в котором ничего не происходит. Чтобы «докопаться» до понятия пространства, необходимо представить чистое пространство, пространство, в котором ничего нет.

Неразрывность материи, пространства и времени проявляется, во-первых, в том, что движущаяся материя заполняет всё бесконечное пространство и существует во времени от бесконечного прошлого настоящим моментом, и ничего из них никак иначе невозможно; во-вторых, в том, что бесконечному пространству, которое представляет собой абсолютный покой, безразлично бесконечно текущее абсолютно чистое время и наоборот. При этом материя, главное отличие которой от пространства и времени заключается в том, что она непрерывно изменяется, относится к пространству и времени как к условиям своего бытия.

Бытие, таким образом, есть комплекс объективных реальностей, основной характеристикой которого является бесконечность и всеобщность. Бытие — это всё, что было, что есть, что будет. Оно неизменно, потому что бесконечно. Нет ничего, кроме движущейся в пространстве и существующей во времени материи. Это и есть «всё».

Но это не значит, что нет пространства или нет времени. Ведь в какие бы слова оппортунисты ни обличали свои изыскания о пространстве и времени, приговором для них служит признание возможности влияния материи на пространство и время. Они таким образом отрицают то, что время и пространство — это отдельные нематериальные объективные реальности.

Пространство — это философская категория объективной реальности в виде абсолютного покоя. Никакой иной абсолютный покой, кроме пространства, немыслим и по определению является спекуляцией. Отсюда следуют главные характеристики абсолютного покоя: пространство целостно и бесконечно, оно есть бесконечное вместилище всего конечного.

Время — это философская категория объективной реальности в виде абсолютно чистого движения. Никакое абсолютно чистое движение, кроме времени, немыслимо и по определению является спекуляцией. Отсюда следуют главные характеристики чистого движения — время необратимо, поступательно и «движется» текущим моментом из бесконечного прошлого. Если бы не было текущего момента, то абсолютное движение было бы неотличимо от абсолютного покоя. Именно момент настоящего позволяет «определять» это чистое движение.

Пространство предстаёт в виде бесконечной непрерывности, а время, в свою очередь, бесконечной «прерывности». Пространство и время — нематериальные объективные реальности.

Выражение «нематериальные объективные реальности» вызовет приступ гнева у вульгарных материалистов и обвинение в идеализме. Но в чём состоит основной грех идеализма? Меньшинство современных левых максимум скажет, что идеализм антинаучен, то есть не соответствует объективной действительности. Большинство же начнёт шуметь, что просто так нельзя и всё тут. На самом деле, основной грех идеализма состоит в наличии субъекта, который играет роль идеи или духа, поэтому Ленин учил, что всякий идеализм в конечном счёте — это фидеизм, то есть поповщина. Именно поэтому идеализм антинаучен. При этом тот самый субъект, конечно, проявляет волю таким образом, чтобы держать «мир вещей» в выгодном для известных лиц состоянии. Субъективный же идеализм, устанавливая пределы познанию, распахивает парадную поповщине.

Возьмём, например, систему Гегеля, абсолютная идея которого не обладает волей. Гегель постарался в основу абсолютной идеи положить те объективные законы мироздания, которые он выявил, обобщив данные всех наук своего времени, в том числе переработав всю мировую философию. Было бы странно, если бы Гегель впервые всеобъемлющим образом развил, правда в мистифицированной форме, диалектику, но при этом в основе его философствования не лежал бы анализ реальных научных фактов. Рациональное зерно гегелевской диалектики рождено анализом объективного мира. Гегель дал всеобъемлющее и сознательное изображение всеобщих форм движения. Однако при этом, гегелевская система оказалась порочной, во-первых, потому что отказывала самому материальному миру в развитии:

«…натурфилософия, особенно в ее гегелевской форме, грешила в том отношении, что она не признавала у природы никакого развития во времени, никакого следования „одного за другим“, а признавала только сосуществование „одного рядом с другим“. Такой взгляд коренился, с одной стороны, в самой системе Гегеля, которая приписывала прогрессивное историческое развитие только „духу“, с другой же стороны — в тогдашнем общем состоянии естественных наук» — Энгельс.

Во-вторых, в том, что гегелевская система оказалась завершённой в целом, и это, конечно, послужило известным обоснованием существующих экономических и политических порядков, например, в Пруссии. Таким образом, и Гегель — венец идеалистической философии — вроде бы не оперирует мыслящим духом, но всё равно консервирует философию, превращая её тем самым в спекулятивную, то есть ложную.

Итак, грех идеализма и суть идеализма заключается в том, что он примешивает к объективному бытию что-либо субъективное. Естественно, утверждая первичность духа, идеи, объективные идеалисты не могут не примешивать лишнего. Но можно ведь примешивать субъективное и после признания первичности материи. Например, субъективистские представления о сущности пространства и времени. Получается так, что если последовательные идеалисты прошлого прямо заявляли первичность субъективного и от этого плясала их философия, то сегодня оппортунисты в большинстве своём позиционируют себя как материалистов, маскируя при этом свой идеализм. Главной ареной философских боёв давно стала гносеология, как составная часть основного вопроса философии. А спутывание материи, пространства и времени, например, распахивает дверь для идеализма искривления пространства, невещной материи, замедления времени и прочего.

Примирить философию марксизма и выводы релятивистской физики позволила ползучая ревизия материалистической теории пространства и времени, по сути, сдача советскими философами фундаментальных категорий махистам. И, похоже, началось всё с выражения «формы бытия материи», которое даёт широкий простор понимания. Бесспорно, например, что всё бесконечное многообразие материальных объектов и процессов в мире, находящихся в непрерывном движении, представляет собой бесконечную смену устойчивых форм существования материи. Эту формулировку невозможно превратно истолковать, не впадая в мистику. По ней видно, что формы существования материи — это и есть формы материи, которые являются проявлением абсолютных качеств материи — её изменчивости, то есть движения, вечности, то есть несоздаваемости, неуничтожимости и делимости (дискретности или корпускулярности). Тем самым, собственно, материя существует как объективная реальность.

Движение (изменение), несоздаваемость, неуничтожимость и есть формы бытия материи, а сами формы материи есть не что иное, как бесконечно дискретные вещи или объекты. Иными словами, все материальные объекты имеют протяжённость (что в естественных науках понимается как объём), содержат в себе известное количество материи (что в естественных науках понимается как масса) и состоят из составных, более простых, материальных объектов. И ничто иное не может считаться материей.

Тогда как советская философия говорила так: есть философское понятие материи, а есть естественно-научное, и философское исчерпывается признанием материи объективной реальностью, данной нам в ощущениях (см., например первый том учебника Митина 1934 года, стр. 107 — 109). А дескать все иные её параметры — дело физиков. Единственным незыблемым свойством материи советские философы признавали движение, и то, потому что об этом сто раз прямо написал Ленин. Но разве количество материи, протяжённость и дискретность не являются столь же незыблемыми её свойствами? Об этом также писали и Энгельс и Ленин. Разве классики не ограничились бы использованием одной единственной категории «материя», если бы пространство и время были бы всего лишь её свойствами?

Почему советская философия отдала на откуп физикам количество материи, её дискретность и вещность, пространство и время, даже причинность, но не движение материи? Всё предельно просто — что потребовал Эйнштейн и Гейзенберг, то и отдали. Или вот пишет Миньковский в своей легендарной статье «Пространство и время»:

«Воззрения на пространство и время, которые я намерен перед вами развить, возникли на экспериментально-физической основе. В этом их сила. Их тенденция радикальна. Отныне пространство само по себе и время само по себе должны обратиться в фикции и лишь некоторый вид соединения обоих должен еще сохранить самостоятельность.

(…)

В соответствии с этим мы будем иметь в мире не одно пространство, а бесконечно много пространств, аналогично тому, как в трехмерном пространстве имеется бесконечно много плоскостей. Трехмерная геометрия становится главой четырехмерной физики. Вы понимаете теперь, почему я в введении сказал, что пространство и время должны стать фикциями, и только мир должен сохранить свое существование».

Ну как тут возразишь против «экспериментально-физической основы»? Что делают философы-марксисты, когда встречаются с подобными изысканиями? Верят на слово. Что делал, например, Энгельс и Ленин? Изучали предметно физику, химию, биологию, математику и перерабатывали данные частных наук с диаматический точки зрения. Диалектичность состоит не в том, чтобы с помощью трёх законов объяснить существование духа святога, а в предметном изучении, и в данном случае в диаматической переработке данных частных наук.

Вообще, мы горячо рекомендуем левым самостоятельно, по примеру Энгельса и Ленина, ознакомиться с работами создателей «новой физики», как минимум Эйнштейна, Гейзенберга, Шрёдингера, Бора, а не читать советские учебники, в том числе по марксизму, вперемешку с википедией.

*

Выше была представлена диаматическая дефиниция материи как философской категории. На неё оппоненты обязательно выскажут две претензии.

Во-первых,

дескать, понятие материи должно развиваться на основе современной физики, а значит, вслед за физиками-идеалистами необходимо признать поля, фотоны, гравитацию и «квантовые явления» невещными формами материи, материей, которую «нельзя ощупать». Оппоненты в таком случае всегда, отбрасывая всю диаматику, ссылаются на две цитаты Энгельса и Ленина:

«С каждым, составляющим эпоху, открытием даже в естественно-исторической области материализм неизбежно должен изменять свою форму».

«Человеческие представления о пространстве и времени относительны, но из этих относительных представлений складывается абсолютная истина, эти относительные представления, развиваясь, идут по линии абсолютной истины, приближаются к ней. Изменчивость человеческих представлений о пространстве и времени так же мало опровергает объективную реальность того и другого, как изменчивость научных знаний о строении и формах движения материи не опровергает объективной реальности внешнего мира».

Вот же, Энгельс прямым текстом предусматривает «развитие» материализма, а значит и возможность пересмотра фундаментальных категорий. Вот же, Ленин прямо пишет про изменчивость представлений о пространстве и времени. И ещё ведь Ленин писал:

«Само собою разумеется, что, разбирая вопрос о связи одной школы новейших физиков с возрождением философского идеализма, мы далеки от мысли касаться специальных учений физики. Нас интересуют исключительно гносеологические выводы из некоторых определенных положений и общеизвестных открытий».

Из чего левые делают вывод, что кесарю кесарево, а им только принимать в качестве руководящих понятия Эйнштейна, Шрёдингера, Гейзенберга и других хоккингов. Ведь «экспериментами доказано»!

Для ниспровержения данного аргумента необходимо осветить два момента: а) развиваются ли понятия материи, пространства и времени; б) развиваются ли (или хотя бы изменяются ли) материя, пространство и время как объективные реальности.

Ленин по поводу «развития» понятия материи указывал:

«Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них. Поэтому говорить о том, что такое понятие может „устареть“, есть младенческий лепет, есть бессмысленное повторение доводов модной реакционной философии».

Представление о существовании невещной материи, которое якобы доказано экспериментами, например, выводами релятивистской физики о природе электромагнитного поля, света, гравитации и положениями различных «интерпретаций» квантовой механики о микрочастицах, является явным расширением философской категории «материя», а значит попадает под ленинскую мысль об устаревании. Понятие материи, охватывающее все материальные объекты и процессы, устарело, — рассуждают левые теоретики — требуется расширить его достижениями современной физики, а именно включить новые невещные «типы», «формы» или «виды» материи.

А тот самый «вещественный (stofflich), чувственно воспринимаемый нами мир» Энгельса признаётся, следовательно, недостаточным.

Если читать «Материализм и эмпириокритицизм» как следует, то такой фокус, конечно, с точки зрения марксизма невозможен. Он попадает под данное ценное замечание Ленина:

«Энгельс говорит прямо, что „с каждым, составляющим эпоху, открытием даже в естественно-исторической области“ (не говоря уже об истории человечества) „материализм неизбежно должен изменять свою форму“. Следовательно, ревизия „формы“ материализма Энгельса, ревизия его натурфилософских положений не только не заключает в себе ничего „ревизионистского“ в установившемся смысле слова, а, напротив, необходимо требуется марксизмом. Махистам мы ставим в упрек отнюдь не такой пересмотр, а их чисто ревизионистский прием — изменять сути материализма под видом критики формы его, перенимать основные положения реакционной буржуазной философии без всякой попытки прямо, откровенно и решительно посчитаться с такими, например, безусловно крайне существенными в данном вопросе, утверждениями Энгельса, как его утверждение: „движение немыслимо без материи“».

Как видно, Ленин защищает суть материализма, твердит, например, о неразрывности движения и материи как о незыблемой, абсолютной истине. Относятся ли в этой связи к сути материализма положения марксизма о вещном характере материи? Видимо, по мнению левых теоретиков, не относятся, раз они с такой лёгкостью от него отказались в угоду «экспериментаторам»-идеалистам.

Советские философы и левые теоретики свято верят, что ленинское определение материи исчерпывается простой мыслью о том, что материей называют то, что находится за пределами сознания. Если завтра какой-нибудь очередной Каку наконец заявит, что эксперименты подтвердили наличие духа святога, нажавшего на кнопку приведения в исполнение большого взрыва, то эти эпигоны идеалистических категорий, если они действительно последовательны, будут вынуждены признать и это. Ведь дух святой станет объективной реальностью, данной (со слов «уважаемых людей») в ощущениях, которая копируется, фотографируется, отображается ощущениями, существуя независимо от них. Таким образом, объём и смысл категории «материя» сводится этими «марксистами» к трактовкам физических экспериментов. А «трактовщики» там сплошь идеалистические диверсанты и путаники.

С точки зрения диаматической методологии философская категория — это, во-первых, предельно общая и предельно конкретная научная абстракция, богатство содержания которой гарантирует систематизацию и согласованное включение всякого частного факта или ряда фактов. Во-вторых, это понятие о явлении, которое не допускает произвольного толкования. В-третьих, это понятие, отражающее объективные законы, формы или стороны объективной материальной действительности, узловые пункты познания. Философская категория всегда предполагает её полное соответствие всей общественно-исторической практике человечества.

Категория материи в диаматике выработана классиками марксизма в результате обобщения и систематизации всех научных истин, в основу её положен принцип материализма — не примешивать ничего субъективного. Нет сомнений, что высказанная выше формулировка категории материи по содержанию представляет собой абсолютную истину, то есть никогда не изменится. Она является аксиомой материализма. Поэтому нет глупее «марксиста», который заявляет, что физики дали ему «практику», которая корректирует это понятие. Рабочая группа по чудесным знамениям РПЦ тоже даёт много весьма оригинальной «практики».

Марксисту следует сначала разобраться в физическом смысле сделанных, например, на основе общей и специальной теорий относительности или квантовой механики выводов и разобраться на базе диаматики, чтобы подвергнуть результаты экспериментов материалистической переработке, так как выводы Эйнштейна, Эддингтона, Бора, Гейзенберга, Шрёденгера, Паули, Франка, Иордана и других, например, о пространстве, времени и материи противоречат материализму. А поскольку эти выводы тесно связаны с самими их физическими теориями, то последние — ложны. Они не проникают в сущность явлений, не вскрывают физический смысл изучаемых процессов, но лишь описывают, преимущественно количественно, некоторые физические зависимости. Поэтому «формулы работают», а теоретическая физика практически весь XX век стояла на месте. Мы ничего содержательного так и не узнали об электричестве, фотоне, магнетизме, гравитации и составных элементах атомных ядер. Поэтому же и вся экспериментальная часть физики свелась к коллайдерам, в которых два «нечто» сотни миллиардов раз разгоняют и «шлёпают» друг о друга и о свинец, фиксируя электроникой ионизационный след траектории, а на пластинках — «статистику» искорок.

Наши оппоненты часто не понимают, что новые научные истины не могут отменять установленных ранее истин. Наука развивается от истины первого порядка к истине второго порядка и так далее до бесконечности. Новая, более глубокая истина отрицает старую истину не путём отмены, ниспровержения, а путём углубления. Грубо говоря, в общем виде в физике это выглядит так, что каждый новый этап науки представляет собой установление и исследование законов строительных элементов прежнего уровня. Вещества — строительные элементы природных образований. Молекулы и атомы — строительные элементы веществ. Элементарные частицы — строительные элементы атомов. Частицы эфира — строительные элементы протонов и нейтронов. И так далее до бесконечности. Поле в таком случае — это возмущение газообразного эфира. Фотон — это конфигурация эфирных вихрей. Гравитация — это приталкивание в результате разницы температур эфирных образований. И никакой мистики. Вся физика, хоть макротел, хоть микротел, хоть микро-микро-микротел, хоть черепашковых скоростей, хоть скоростей света, хоть скоростей в сто миллиардов раз выше световых, в конечном счёте, должна если не объясняться законами механики, то не противоречить им, так как последняя ухватила основное в вещном характере материи. Точно так же, как познание всех сложных форм материи, вплоть до общества, не может противоречить законам механики и математики. В материи ничего не может происходить и меняться, если нет механического взаимодействия, перемещения и распространения этих форм взаимодействия. Формы бытия материи усложняются, развиваются, прогрессируют, если меняется сумма моментов количества движения материи, отношения между этими формами движения в единицу времени. Другое дело, что материалисты не противопоставляют механическое и немеханическое взаимодействие. Поэтому истины, установленные по поводу молекул и атомов, не отменяют истин, установленных по поводу веществ. Они относятся друг другу как истины первого порядка к истинам второго порядка.

Тем более наши оппоненты не признают принцип научного мышления, который состоит в требовании движения мысли от общего к частному, от философского понимания мира к его частностям.

Таким образом, под развитием категории материи имеется в виду обогащение её новым конкретным содержанием. Мы углубляем наши знания о мире, но всеобщее, «суть материализма» (Ленин), остаётся неизменным. Не может быть, чтобы наука «вдруг» установила что-то, что бы опровергло хоть одну научную истину. Если такое происходит, значит либо первая истина не была научна, либо установление — фальшь. Иначе бы нарушался фундаментальный вывод диаматики о единстве мира, единство которого, кстати говоря, состоит в материальности. То есть сами формы материи так «согласованы» между собой обязательными неразрывными связями, что их научное познание исключает какие-либо противоречия. То есть материя движется в пространстве и существует во времени, следовательно, пространство и время даны нам как объекты познания только через материю, её изменения в пространстве и во времени.

Второй момент касается того, развиваются ли или хотя бы изменяются ли материя, пространство и время как объективные реальности. Этот вопрос и в советской и в современной литературе, как правило, вовсе обойдён стороной.

Выше было показано, что, например, Александров, скрещивая марксизм и релятивизм, создал абсурдную модель: материя движется и существует в своих же свойствах. А всё потому, что Александров, как и другие советские философы, сдал фундаментальные категории бытия физикам. А физики-идеалисты приписывают пространству кривизну и расширение, то есть пространство, как минимум, движется. Развивается ли пространство с их точки зрения, сказать сложно, но, учитывая накал мистики, возможно и такое.

Беря в расчёт начётническое отношение левых теоретиков к диалектике, следует предположить, что большинство встанет на позицию того, что материя в целом, пространство и время якобы изменяются и даже развиваются.

Психически здоровому человеку сложно представить, в чём движется пространство, куда расширяется вселенная. Наши оппоненты, не признаваясь в агностицизме как физики-идеалисты, отвечают всегда одинаково: расширяется и всё тут. Они, по-видимому, считают великим достижением материалистической мысли утверждение, что пространство расширяется в нигде и изгибается относительно ничего.

Ещё сложнее понять субъективность времени как таковую. Эйнштейн уверяет, время — это не объективная реальность:

«Чтобы узнать время в каждой точке пространства, мы можем представить себе пространство заполненным огромным количеством часов, причем все часы должны быть совершенно одинаковыми. Рассмотрим точки А, В, С…, в каждой из которых находятся часы, и которые отнесены с помощью независящих от времени координат к системе отсчета, не находящейся в ускоренном движении. В этом случае можно определить время всюду, где мы позаботились поместить часы. Если часов взято достаточно много, так чтобы на каждые из них приходился по возможности меньший участок пространства, то мы сможем определить время в любом месте пространства с какой угодно точностью. Однако, действуя подобным образом, мы не получаем такого определения времени, которое открывало бы для физика достаточно широкие возможности. Действительно, мы не сказали, каково должно быть положение стрелок в данный момент в разных точках пространства. Мы забыли синхронизировать наши часы и поэтому ясно, что промежутки времени, проходящие в течение какого-либо события, имеющего определенную длительность, будут различны в зависимости от того, в каких точках пространства происходит событие…

Для того, чтобы получить полное физическое определение времени, необходимо сделать еще один шаг. Надо сказать, каким образом все часы были выверены в начале эксперимента. Поступим следующим образом: во-первых, найдем способ передавать сигналы, например, из А в В или из В в А. Этот способ должен быть таким, чтобы мы были абсолютно уверены, что явления передачи сигналов из А в В нисколько не отличаются от явлений передачи сигналов из В в А.

(…)

Итак, мы должны синхронизовать наши часы таким образом, чтобы время, необходимое световому сигналу для прохождения пути из А в В, равнялось времени, за которое он проходит обратный путь из В в А. Теперь мы располагаем вполне определенным методом проверки одних часов относительно других. Как только часы выверены, мы говорим, что они идут в фазе. Далее, если мы будем последовательно выверять часы В по часам А, часы С по часам В…, мы получим ряд часов, идущих в фазе с предшествующими. Более того, в силу принципа постоянства скорости света две пары любых часов этой совокупности, не находящихся рядом, должны быть в фазе.

Совокупность показаний всех этих часов, идущих в фазе друг с другом, и составит то, что мы называем физическим временем.

(…)

Необходимо сделать следующее важное замечание: для определения физического времени по отношению к данной системе координат мы воспользовались группой часов, находящихся в состоянии покоя относительно этой системы. Согласно этому определению, показание времени или констатация одновременности двух событий будут иметь смысл только в том случае, если известно движение этой группы часов или системы координат. Пусть даны две системы координат S и S1, движущиеся равномерно и прямолинейно одна относительно другой. Предположим, что с каждой из этих двух систем связана группа часов, причем все часы, принадлежащие к одной и той же системе, идут в фазе. В этих условиях показания группы часов, связанной с S, определяют физическое время по отношению к системе отсчета S; подобным же образом показания группы часов, связанной с системой отсчета S1 определяют физическое время по отношению к S1. Любое элементарное событие будет иметь координату времени t по отношению к системе отсчета S и координату времени t1 по отношению к S1. Итак, мы не имеем права априори предположить, что можно выверить часы двух групп таким образом, что обе координаты времени элементарного события были бы одинаковы, иными словами, чтобы t было равно t1. Предположить это значило бы ввести произвольную гипотезу. Вплоть до настоящего времени эта гипотеза вводилась в кинематике».

Таким образом, Эйнштейн сводит время к течению физических процессов. Понятно, что в таком случае время движется вместе с формами материи как их составная часть, что лишено всякого смысла, так как в таком случае времени как таковому отказывают в существовании. Такое понятие времени исчерпывается приравниванием одного промежутка изменений в системе материальных объектов ко всякому другому материальному процессу. Получается абсолютная относительность течения различных материальных процессов. Именно из этого Эйнштейн и заключает об отсутствии объективного времени, поскольку все относительные замеры должны были бы соотноситься с абсолютным временем, лишь тогда между ними наблюдалось бы равенство. Однако «предположить это значило бы ввести произвольную гипотезу», следовательно, для каждого процесса течёт своё время и только измерив его часами можно соотнести время одного процесса с временем другого процесса. Эта «многоумная» сентенция напоминает обывательское восклицание по поводу услышанной исторической истины: «Откуда вам знать, вас же там не было». Так выглядит постулат о субъективности времени.

«Примитивное субъективное чувство течения времени позволяет нам упорядочить наши впечатления, судить о том, что одно событие происходит раньше, другое позднее. Но чтобы показать, что промежуток времени между двумя событиями равен десяти секундам, нужны часы. Благодаря применению часов понятие времени становится объективным. В качестве часов может быть использовано любое физическое явление, если только оно может быть повторено столько раз, сколько необходимо», — пишет Эйнштейн.

Если материалист приводит к общему знаменателю различные материальные процессы, например, процессы своей хозяйственной жизни к обороту Земли вокруг своей оси, то он очевидно сознаёт тот факт, что «совокупность» относительного, которое равно друг другу, указывает на наличие абсолютного. Эйнштейн мыслил точно так же, только от обратного, идеалистического, посыла, поэтому и отрицает равенство t и t1 в цитируемом мысленном эксперименте.

Объективное время, являясь чистым движением, в то же время не способно к изменению. Время может только увеличиваться.

Ни пространство, ни время не способны где-либо двигаться, как-либо изменятся. Они абсолютны, пространство — покой, время — чистое движение. Пространство однородно, время бесконечно «прерывно». С некоторым допущением можно сказать, что пространство движется во времени, в смысле существует вместе с настоящим моментом. Вчерашнего пространства, разумеется, уже быть не может. Пространство и время не способны к изменению, потому что лишены внутренних противоположностей. И у пространства и у времени форма полностью совпадает с содержанием.

Не больше смысла в идее, что материя в целом куда-то движется или развивается. Материя заполняет всё пространство бесконечным разнообразием своих форм. Все бесконечные по количеству и бесконечно разнообразные по качеству материальные объекты уже внутри себя в данный момент времени содержат потенциал к своему развитию в следующий момент времени. Одни формы материи прогрессируют, другие деградируют, но материя в целом остаётся неизменной, так как она бесконечна, не была создана и неуничтожима. Именно бесконечное прошлое материального мира гарантирует в каждый отдельный момент времени содержание потенциала к развитию и предрешает все последующие акты движения форм материи. Движение форм материи, в том числе в виде развития, обусловлены тем, что материя вещна, то есть корпускулярна, каждый материальный объект есть тождество противоположностей.

Таким образом, аргумент о том, что материализм должен развиваться путём примирения с выводами идеалистической физики, не состоятелен. «Новая физика» работает против сути материализма, которую, как истины наиболее общего порядка, необходимо защищать и принимать в качестве руководящих фундаментальных категорий, в качестве аксиом.

Во-вторых,

оппоненты любят писать, что мы, дескать, путаем понятие материи и понятие вещества. Правда, если говорить о физике, то невещественная материя — это те самые явления, о действительно материалистической трактовке которых упоминается выше. Тогда они сразу превратятся в вещества, а вздор об отсутствии у частиц массы, искривлении пространства и замедлении времени будет отнесён к весьма забавным, но крайне позорным приёмам науки оглупления людей, которую по типу религиозного дурмана использовал эксплуататорский класс. Но у оппонентов ещё останется последний козырь — общество как особая форма материи.

Носит ли общество как форма материи вещной характер? И да, и нет. Электромагнитная форма движения в виде молнии, например, намного старее электромагнитной формы движения в виде мысли, но не исключено, что сегодня количественная характеристика этой второй формы существенно выше суммарной мощности молний в единицу времени. Место молний в земной природе миллионами лет не меняется. Форма электромагнитных процессов в мозгу меняется постоянно, в том числе и по своей интенсивности, объему и качеству решаемых задач реальной действительности. А уж если к этому присовокупить всю сумму электроэнергии, затрачиваемую на обеспечение работы ЭВМ, в том числе серверов, которые обеспечивают движение мысли в обществе, то ясно, что роль механического перемещения электронов в природе играет, с материалистической точки зрения, важнейшую роль в прогрессе человечества.

Однако при этом социальные взаимодействия, происходящие в обществе, нельзя называть механическими. Общество как форма материи отличается от других её форм, главным образом, наличием наряду с объективными формами отражения (сводимых к механике) субъективных форм отражения, называемых индивидуальным и общественным сознанием. В биологической основе мышления лежит физико-химический процесс работы мозга и нервной системы, в биологической основе труда лежит механистическое взаимодействие людей между собой и воздействие на тело природы, даже в биологической основе общения лежат механические колебания воздушной среды. И всё это вполне объяснимо с точки зрения механики. Однако при этом, комплексная сложность и единство всех физико-химических процессов существования общества выражается в появлении новой разновидности отражения — сознании. Поэтому все социальные взаимодействия, хотя и базируются на физико-химической основе, представляют собой те или иные продукты сознания.

Понятие общественного бытия, то есть того, что человечество объективно существует, при этом существует в известных природных условиях, и, вместе с тем, то, что люди живут в каждый момент времени каким-то определённым образом, при определённом способе воспроизводства общества, само собою предполагает, что люди — это живые организмы, а их воспроизводство — это система материальных процессов: репродукция, материальное и духовное производство. Это и составляет вещной характер общества как социальной формы материи. Поэтому генеральное положение марксизма, как науки об обществе, заключается в том, что общественное бытие первично.

Таким образом, общество, а также биологическая форма материи, то есть растительный и животный мир, не противоречат фундаментальному выводу диаматики о вещном характере всех форм материи.

*

Читатель может спросить: какое, собственно, дело пролетариату до того, считают ли левые философы пространство и время отдельными объективными реальностями или же свойствами материи? Как это вообще связано с реальной жизнью? Над этими вопросами следует размышлять исходя из понимания, зачем Ленин в 1909 году издал «Материализм и эмпириокритицизм», а в 1920 году переиздал.

Исторические судьбы коммунизма доказывают ключевое значение идеологической чистоты партии в качестве важнейшего условия марксистской компетентности её в целом и руководящего ядра в особенности.

Ленин учил, что марксизм — это научное миросозерцание и коммунисты отличаются от каких бы то ни было политических течений в первую очередь тем, что являются носителями научных знаний как об обществе и его прогрессе, так и о мироздании в целом. В настоящий момент марксистская теория, являясь мозгом и душой коммунистов, встаёт из руин после многочисленных набегов ревизионистов троцкистского пошиба, которые не только подорвали её основы, но и разгромили политическую диктатуру рабочего класса СССР, предав советский народ, отдав его в капиталистическое рабство.

В левом движении, которое претендует на ведение коммунистической борьбы, в активистах и руководителях засели неучи, недоучки и «тетеретики» хрущёвско-брежневской закваски. И было бы преступным полагать, что цветущий оппортунизм левых не имеет в качестве своего фундаментального основания ревизию диаматики. Поэтому борьба за очищение марксистской методологии и философии является необходимым и важнейшим звеном в общей борьбе против оппортунизма и ревизионизма.

Кроме того, нельзя забывать следующее. Самым эффективным средством сохранения классового господства эксплуататоров является сдерживание интеллектуального развития человечества в целом и большинства пролетариата в частности. Наиболее надёжным средством целенаправленного оглупления длительное время служила религия и схоластика. Научно-техническая революция заставила олигархию сменить форму обскурантизма и интеллектуального уродования человека на более «современную». Сутью целенаправленного оглупления населения является навязывание, во-первых, веры в непознаваемость общества и, как следствие, плюрализма мнений и, во-вторых, «научной» картины мира, которая призвана объяснять мироздание в массовом сознании идеалистическими способами, тем самым воспитывая стойкую нелогичность мышления большинства. Классовые задачи и достигнутые результаты у современной «научной картины мира» и Библии — идентичные. В свою очередь центральными идеями этой политики оглупления является философская теория современных физиков о сущности и устройстве мира, которая представлена в виде теории большого взрыва, расширяющейся вселенной, пространства-времени и позитивистских принципов в целом. Следует отметить, что наряду с вопросами достаточно широкими, которые рассматривает физика, в массовое сознание по тем же рецептам внедряются и не менее вредные, но менее крупные теории и принципы биологии и психологии — тотальная биологизация социального и особенно психического в человеке и теория бессознательного. Это не говоря о грандиозном здании гуманитарных буржуазных наук, главной задачей которых является пронизывающее всякую их теорию отвращение человека от революции, от коммунизма, навязывание субъективизма и парализация творческого мышления. Таким образом, «научная картина мира», наряду с буржуазной моралью, алкоголем и развлечениями является мощным фактором классовой борьбы, действенным оружием нашего противника.

Эффективным способом борьбы с тлетворным влиянием буржуазной науки является пропаганда фундаментальных основ марксизма, то есть диаматики.

Author

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About