От коммунистического либерализма к Северной Корее: взросление диктатуры

Режим Чаушеску стал примером нерациональности, стоившей жизни лидеру страны и тысячам его сограждан. Яркий образ румынского автократа заставляет списать кровавый крах режима исключительно на личность эксцентричного властителя. Но был ли только этим предопределён столь драматичный конец самой персоналистской коммунистической диктатуры?

Как все начиналось

Политическую историю послевоенной Румынии до появления Николае Чаушеску трудно отличить от пути соседних стран: руководство, подконтрольное Москве, насилие коллективизации и репрессии против оппонентов.

Сущностное отличие, однако, вытекало из исторической бедности страны: коммунистическая власть здесь, в отличие от стран Центральной Европы, претендовала на роль режима модернизации: индустриализация и трансформация экономики, а значит и становление современного общества, подобно СССР, пришлись на период партийной диктатуры. В таких условиях обществу оказалось гораздо сложнее сопротивляться давлению партии-государства, а ее господство приобрело совершенно иные формы. Но лишь с определенного момента.

Дракула или Дубчек?

В 1965 году генеральным секретарем Румынской коммунистической партии стал 47-летний Николае Чаушеску. Компромиссная фигура для элит, молодой румынский правитель в 60-е успел снискать славу либерального реформатора.

Румыния конца 60-х — быстро развивающаяся страна, во многом более открытая, нежели ее соседи в Восточной Европе. Почти как в соседней Венгрии, здесь почти не существовало барьеров с Западом, а интеллигенция подвергалась минимальному давлению со стороны государства. Об атмосфере в стране красноречиво свидетельствует то, что гражданам была доступна иностранная пресса, а границы оставалась открыты, в том числе и для иммиграции.

Венцом «коммунистического либерализма» стала международная политика Чаушеску. Стараясь максимально отдалиться от Москвы, Румыния в 1968 году отказалась поддержать ввод войск ОВД в Чехословакию: смелые, почти диссидентские лозунги о недопустимости вмешательства СССР в дела суверенных государств звучали в августовские дни от самого Чаушеску.

Но такие шаги имели и экономическую подоплеку: рост в 60-е — 70-е годы был бы невозможен без западных займов и инвестиций. Умеренная внешняя политика обеспечивала потребности ускоренной модернизации. Может показаться, что такая модель могла стать даже более успешной, нежели следование в фарватере СССР подобно Польше или Чехословакии.

Однако, у любого, кому знаком конец этой истории, появляется вопрос — с какого момента все пошло не так, и почему спустя 20 лет Румыния проигрывала в уровне жизни даже обнищавшим соседям?

Из Праги в Пхеньян

Сложно определить «точку невозврата», но при этом совершенно не трудно найти инициатора реакционных преобразований: румынский лидер в начале нового десятилетия оказался вдохновлён совершенно иными образцами коммунистического правления.

В 1971 году Чаушеску посетил с визитом коммунистические страны Азии: Китай, КНДР и Вьетнам. Опыт маоизма и чучхе постепенно стал внедряться в жизнь европейской страны: все началось с обычных для того времени тезисов о необходимости усилить коммунистическую пропаганду в школах и ВУЗах и о важности «патриотической работы» в культуре и СМИ.

Но в отличие от других стран Восточной Европы, наступление партии на свободы граждан здесь сопровождалось созданием системы личной власти. Конкуренты Чаушеску незаметно покидали свои посты: одни, как бывший вице-премьер Георге Апостол, отправлялись в «почетную ссылку» послами, другие, как бывший премьер Киву Стойка, погибали при невыясненных обстоятельствах. В самой партии, таким образом, полностью исчезло пространство для минимального инакомыслия. Незаметное устранение части элит только предшествовало построению государства-антиутопии в центре Европы.

Изменения затронули и саму «властную вертикаль»: в 1974 был создан институт президентства. Избираемый на безальтернативной основе членами коммунистического парламента — «Национального собрания», Чаушеску стал, подобно Ким Ир Сену, фактически пожизненным главой государства.

Атрибуты раннего «азиатского социализма» — непотизм и культ личности, стали отчётливо различимы. В отсутствие всякой критики Чаушеску ввёл свою жену, Елену, в состав ЦК партии, а в 1980 назначил ее первым вице-премьером; в это время сын Чаушеску, Нику, был выдвинут на пост руководителя региона Сибиу.

Язык режима

Характер эпохи изменил язык страны. Формальные обращения были вытеснены эпитетами, которыми пресса и телевидение наделяли Чаушеску: диссидент Ден Ионеску упоминал такие из них, как «Демиург», «Светский бог», «Прекрасный принц», «Святой», «Спаситель».

Подобно маоистскому Китаю, литература была отдана во власть культу — книги Вождя и о Вожде занимали центральное место.

Орудием пропаганды стала и архитектура — старые кварталы Бухареста были снесены ради строительства Дворца Парламента — и по сей день крупнейшего административного здания Европы.

Однако создание тоталитарного режима в карикатурной для Европы второй половины XX века форме имело важное отличие от аналогичных процессов в странах Азии — рост благосостояния населения позволял Чаушеску до определённого периода сохранять популярность в народе, не прибегая к массовому террору. Пожалуй, и здесь можно увидеть черты своего рода общественного договора — люди, не имевшие опыта жизни при демократии, были готовы отказаться от свободы во имя улучшения собственного материального положения. Пример Румынии как нельзя лучше доказывает, каким образом договор нарушается самим государством.

В следующем материале — о том, почему «транзит» занял всего 8 дней, но так и не привел страну к демократии.

Автор: Игорь Мыглан

Редактор: Евгений Лямин