Mladen Dolar: "The Smoking Communism"

Публикуем перевод статьи, которая вышла в оригинале на английском языке.

Посвящается Доминик и Оксане.

Возле одного из гламурных небоскребов в Нижнем Манхэттене, на приличном расстоянии от входа, который охраняет человек, зорко следящий за расстоянием и с серьезным видом говорящий о делах, собралась группа людей, состоящая в основном из сотрудников офисов, возвышающихся над улицей, а также туристов и странных людей, выглядящих как бездомные. Цель этого небольшого сборища, состоящего из дюжины человек или около того, — курение. Группа неоднородна: служащие одеты довольно официально, их легко можно представить где-нибудь в хитросплетениях финансовой столицы, туристы одеты в какую-то несочетаемую неформальную разноцветную одежду, они сделали короткую остановку в своем четко спланированном маршруте по достопримечательностям города, бездомные одеты в какую-то мешковатую мятую одежду, каждая группа в должной мере соответствует клише о самой себе. 

Мы курим молча, стоя относительно близко друг к другу, потому что место кажется оцепленным невидимыми лентами, несомненно, согласно будто бы каким-то правилам, установленным бог знает какой инстанцией, но мы смотрим в разные стороны, испытывая смутное чувство стыда или, по крайней мере, неловкости, потому что назначенное место одновременно находится в стороне от официальных маршрутов, и в то же время выставлено на всеобщее обозрение, потому что его невозможно скрыть в этом многолюдном месте, и создается впечатление, что оно выставлено напоказ: прохожие и люди, идущие к парадному входу, бросают на новых изгоев подозрительные взгляды вбок, но совсем не одобрительные. Это бессистемное скопление незнакомцев, собравшихся на пять минут, на время сигареты, стекающихся в специально отведенное место и имеющих только один общий знаменатель. И тут кто-то ни с того ни с сего произносит: «Сначала черные и евреи, теперь мы». 

Сразу же вспышка беззаботного смеха, совершенно незнакомые люди мгновенно становятся друзьями, на эти короткие минуты, — ведь сигареты недолговечны, как и наша дружба, — возникает всплеск солидарности, внезапная человеческая связь, и краткость драгоценного момента выходит далеко за пределы собрания, за пределы расписания, которое вскоре заставит нас разойтись во все стороны. Все это испаряется в дыму, как и сигареты, но краткий миг обладает любопытной силой и выходит за рамки диктата времени, за пределы давления работы, обязательств, выживания и отведенных социальных мест. И ясно, что, смеясь вместе, мы одержали маленькую победу над неодобрительной толпой, которая значительно превосходит нас по численности, и над тщательно разработанными правилами, которые изолировали нас в этом месте. 

Отвергнутые и пристыженные перевернули ситуацию, по крайней мере, на эти мгновения, мы — победители.

Это замечание, разумеется, сделано в духе наглости курильщиков, точнее, их язвительности. Было бы чересчур ставить в один ряд столетия рабства и погромов с этой новой фигурой изгоев, и нужно обладать немалым самомнением, чтобы заявлять о таком родстве. Но курильщики всегда склонны говорить свысока. В компании есть несколько чернокожих и, как выясняется, пара евреев (да, вы правильно догадались, они принадлежат к «финансово-капиталистической» части группы, в чем же здесь можно сомневаться, снова клише). Чернокожих и евреев особенно позабавило это замечание, причем еврей с улыбкой добавил: «Мы еще не дошли до холокоста». Некоторые курильщики на самом деле могут быть чернокожими и евреями, а мы все временно превратились в почетных черных и евреев. Происходит внезапный обмен историями жизни, одна из которых мрачно тянется к холокосту, а другая — к временам до Мартина Лютера Кинга. 

Пожилой чернокожий мужчина, я полагаю, принадлежащий к обслуживающему персоналу здания, говорит, получая всеобщее одобрение: «За всю свою жизнь я никогда не был в такой же степени угнетен как черный человек, как сейчас как курильщик». А ведь он жил во времена до движения за гражданские права, когда, по крайней мере в Нью-Йорке, быть черным было не так страшно, как сейчас курить. Одно исключение зеркально отражает другое в самом своем несоответствии и странном попустительстве. У бездомных есть несколько историй о том, как полиция преследовала их за курение в совершенно законных местах — новый удобный повод для преследования. Довольно обеспеченные евреи вдруг смотрят на бездомных новыми глазами, почти с благодарностью, и в воздухе витает нелепый призрак общей судьбы отчуждения, на краткий миг соединяющий их разрозненные пути. Испанские туристы рассказывают о некоторых приемах партизанской тактики, которую курильщики применяют в Испании после введения мер по борьбе с курением, хотя и гораздо менее серьезных, чем в США, — но США, как всегда, лидируют, и мы согласны, что скоро мы все будем там, на земле обетованной.

Курильщики всего мира, объединяйтесь. Но мы уже объединены. Нам удалось коллективно совершить невероятный подвиг — преодолеть социальные противоречия, вызвать призраки истории и ее антагонизмов и усмирить их, найти крупицы солидарности, преодолевая границы, смеяться вместе и веселиться, совершенно незнакомые люди сделали это всего за несколько минут, стоя в стороне от основного потока Манхэттена, в сердце мирового гегемона, в центре финансового капитала, — маловероятный коллективизм, основанный на дыме, и только на нем. Стало совершенно ясно: курильщики живут в коммунизме. Они создают коммунизм, где бы они ни находились, даже в нескольких минутах ходьбы от Уолл-стрит. Курильщики начали движение «Оккупируй Уолл-стрит» задолго до его явления, только никто этого не заметил. Они не ждут, пока появится будущее бесклассовое общество, а мгновенно создают его. Курение — это мгновенное удовольствие, которое требует мгновенных решений, его нельзя отнести в какое-то далекое будущее. Двух курильщиков уже достаточно для зарождающейся коммунистической ячейки, а когда два или три курильщика собираются вместе, в их среде вспыхивает (нечестивый) дух коммунизма. Курильщики создают партию с очень простым членским билетом, в которую могут вступить все желающие, и они с радостью принимают в свое собрание почетных некурящих. 

Это партия, которая сразу же начинает разрушать иерархии по щелчку зажигалки. "Искра" — так называлась политическая газета Ленина, и курильщики понимают это буквально: искра — это все, что нужно. Ленин основывал название газеты на том, что искра нужна для того, чтобы разжечь большое будущее пламя, но курильщики живут только благодаря искре и очень маленьком настоящем пламени, и их будущее действительно может быть неопределенным, учитывая их привычку. Это коммунизм без будущего, потому что все они умрут молодыми, страдая от рака легких и сердечных приступов, не говоря уже об импотенции и морщинистой коже. Они используют оружие массового самоуничтожения, поражающего его пользователей, которые принимают свою участь с веселым хладнокровием.

У партии курильщиков нет программы, кроме той, что сразу же воплощается в жизнь. Их дела опережают слова. Но это не значит, что их сообщество основано только на удовольствии и сиюминутном удовлетворении, сторонясь интеллектуальных запросов, совсем наоборот. Ничто так не подталкивает к размышлениям, как совместное курение: человек отрывается от привычной суматохи жизни, смотрит на нее со стороны, размышляет о ней, в течение нескольких минут возникают всевозможные программы, свободно циркулируют дикие идеи, как и дым, курильщик оглядывается назад и смотрит вперед, освобождаясь от сиюминутного давления и обязательств, в недискриминирующем сообществе как друзей, так и незнакомцев. Вместе с дымом щедро делятся безумными историями и добрыми шутками. Можно неожиданно найти решение проблемы, которое не удавалось найти упорными интеллектуальными усилиями, именно потому, что это непроизводственная пауза от требований производства, а для работы ума требуется больше, чем усилие. Курение — это время внезапности, беспричинных и неожиданных даров.Курение по своей сути социально, оно никогда не бывает одинаковым (как и секс). Чем больше оно направлено на телесное удовольствие, тем больше оно возбуждает и оживляет ум, это нехристианская деятельность par excellence, постоянно свидетельствующая против разделения на тело и дух. Желание тела идет рука об руку и совпадает с желанием ума, одно усиливает другое. Курение начинается не с программы, чтобы побудить к действию, а с действия в поисках программы, и как только несколько курильщиков собираются вместе, программы начинают разрастаться. Они интерпретируют и изменяют мир за то время, которое требуется, чтобы выкурить сигарету.

Социальное курение никогда не бывает социально нейтральным. Его социальные и исторические коннотации простираются во все стороны, некоторые далеко от коммунистической. Но в нынешних условиях запрета и растущей политической анафемы, на фоне чрезмерной кампанейщины и все новых правил, воплощающих нечто вроде карикатуры на «биополитику» в ее связи с исключением, курение как правило возникает как метафора, оно отражает и преломляет все другие исключения в миниатюрной модели, оно прослеживает линию разделения, которая собирает и объединяет многочисленные разделительные линии. Курильщики заявляют и представляют. Они представляют, например, раковую опухоль на здоровом социальном теле, а наслаждение все чаще рассматривается как раковая опухоль на предписанном нормативном телесном поведении. В удовольствии всегда было нечто, выходящее «за рамки принципа удовольствия», нечто непокорное и безразличное к целям выживания. Курение способствует получению удовольствия в лоне общества, стремящегося к удовольствиям, на фоне его гедонистических предписаний.

Оно гонится за удовольствием немного слишком далеко, до пределов, которые вызывают призрак летального исхода, и того, на что общество, пропагандирующее здоровье и удовольствие, испытывает аллергию, — это, одним словом, наслаждение. Фрейд, другой великий курильщик, хорошо это знал. Как и Лакан, другой курильщик, который установил резкое противопоставление удовольствия и наслаждения.

Конечно, курительный коммунизм растворяется так же быстро, как и возник — все это превращается в дым. На первом этапе, с волшебной силой сигаретного дыма «все твердое растворяется в воздухе», следуя линии Маркса (другого курильщика) из Манифеста, все общественные отношения на мгновение немного расшатываются и расшатываются, а затем на втором этапе призрак коммунизма, возникший в процессе, в свою очередь растворяется в воздухе. Не оставляя следов, как и дым? Конечно, есть опасность романтизировать мимолетный момент и превозносить его прелести, момент, когда все кажется на мгновение возможным, хотя и через дымовую завесу. О, мимолетная красота мимолетности, зов сирен мгновенного возвышенного.

Существует стойкий интеллектуальный импульс сопротивляться любой такой склонности, а также сопротивляться самовосхваляющему движению превращения чего-то банального во что-то глубоко подрывное, с кучкой самовозвеличивающих быстрых и легких революционеров, обходящихся без необходимости дисциплины, устремления к цели и организации. Но, возможно, следует также сопротивляться этому импульсу сопротивления и позволить себе мгновение фантазии.

У курильщиков, как и у пролетариев, нет страны, но они мгновенно создают освобожденные территории, где бы они ни появлялись. Курение всегда представляло свободу, непостоянную свободу против цепей выживания, это антивыживалистская позиция. Она гласит: я свободен в цепях, будучи прикованным к этой привычке, от которой я не могу отказаться, но эти цепи позволяют немного дистанцироваться от подавляющих других, и я готов заплатить за это цену. Курение делает заявление, которое можно интерпретировать по-разному: циничное, спонтанное, расслабленное, невротическое, психотическое, извращенное, навязчивое, компульсивное, запретное удовольствие, греховное, денди, бонвиванское, отчаянное, антистрессовое, агрессивное, высокомерное, соблазнительное, доступное, признак класса, признак отсутствия класса, общительность, антисоциальное поведение… Но вопреки всему и в дикой фантазии я хотел бы, чтобы это заявление звучало так: у коммунизма есть шанс.