Смысл пробирается
Даже по узенькой просеке,
Которую прорубили
Самые смертоносные
Из наших высящихся дровосеков
(Celan P. Rose de personne. Paris: Le Noueau Commerce, 1979)

Сама бездна постоянно нашептывает о тайном или оккультном знании, но никогда не оперирует чистыми понятиями, вводит нас в смятение, нивелирует нашу немощную волю. Она ведёт нас по дороге как уличный торговец из детской сказки, где все легковесно и невсерьез, и внезапно превращается в античную трагедию, где боги играются с людскими судьбами, а позорный соблазн приблизиться к истине становится Адамовым яблоком раздора.

Лебедь, роза или могила

Провалы, разрывы заполняют пространство между избыточными высказываниями (surabondances). Мы не можем избавиться ни от единиц, ни от пустот, благодаря которым они и могут существовать как устойчивые сущности. Не удаётся погрузиться в мысли, не ощутив на себе цезуры, по которой мир-для-нас расходится с нерешительностью тела/ мысли.

«Танец — это вставший на носочки беньяминовский карлик, который дёргает за ниточки Истории»[1]

[1] Bugr M. New Theatre and Left Theory. Pessoa Publishing, 1993.

Подход к танцу как к мимесису имеет ряд принципиальных ограничений, связанных с потенцией языка, тело же направляет язык в бесконечность, исчезающую, но неминуемую поэтического эффекта [2]

[2] Кайуа Р. Мимикрия. М.: ОГИ, 2003.

Говоря о танце, мы не можем не обращаться к событию как к дорефлексивному началу. Язык тела стремится выразить то неминуемое, что опрометчиво называется мощью языка. Телесность здесь играет роль медиатора между множеством высказываний, неизбежно содержащих лакуны. Она заполняет лакуны, тем самым нивелируя разрыв, позволяет произвести интерпретацию действия.

Шёпот неконсистентного мы относим к смешанному движению искусств, к сплетению трёх движений, через которые является высказывание. Во-первых, движение свойственное говорящему, такое движение всегда вводит в заблуждение и по природе своей ложно. Второе движение — движение идеальное, пролегающее между удовольствием и забвением, это движение ликвидирует медиаторов, связывает напрямую автора и зрителя. Третье движение — движение остаточное, связанное с ухудшением явления в промежутке пустоты, что именуется «стариком-ребёнком» в классическом английском литературоведении.