Реч#порт публикует подборку Анастасии Головановой.

Анастасия родилась в новосибирском Академгородке в 1996 году. Учится на филолога в СПбГУ (кафедра истории зарубежных литератур).

Я вырыла ранку в земле

+ + +

Моя история начинается

В глубине времëн

С неизвестных людей на фотографиях

Начала XX века.

Можно догадаться

О чëм-то,

О чëм-то нельзя догадаться.

Озеро моей памяти мелко.

Озеро памяти моей бабушки бездонно и темно.

Между ними — ни ручейка.

Озеро памяти моего дедушки — это мираж,

Отражëнный в озере памяти его жены,

Такой молодой на фотографии слева / Чуть менее молодой на фотографии справа.

На следующей странице — новорождëнная мама

И бабушка, бабушка.

Моя фотография — цветная —

Случайно попала между страницами.

Синее платьишко, белый бант —

Волны Обского в безоблачный день.

Наверное, у бабушки такого же цвета купальник

На фотографиях шестидесятых.

(Предыдущее предположение неверно).

+ + +

Енот-полоскун

моет сахарок

в реке.

Поэт

затягивает корсет слова

на мысли.

Ребëнок

надувает шарик

и

Большой взрыв —

пустой звук.

+ + +

Когда на кухне разбилась бутылка

От твоего неловкого движения,

Мы собирали осколки ещë неделю

Босыми ступнями,

Ещë месяц подкалывали друг друга.

Ты не знаешь, а я

Вырыла ранку в земле

И

Зарыла самый большой осколок

Секретиком

Вместе с фантиком и резинкой,

Потому что я ведаю, что ты можешь ещë натворить.

Надеюсь, дети никогда не раскроют его,

Мой маленький секрет,

Иначе колдовство

Растает.

Земля под ногтями смоется на раз-два,

На три я и сама забуду,

Даже когда на четыре

Всë повторится.

+ + +

Первое время ей казалось, что тело не выдержит.

Состоять из света —

Крымская комната,

Вино, весëлое, чуть тронутое брожением —

Как-то не по-людски.

Никто не сказал ей:

«Ты неопалимая купина».

Только:

«Не суй пальцы в розетку, в огонь, в чужие дела».

Но она обо всëм догадалась, когда больше

Нельзя было не

Смеяться.

+ + +

Мне говорят: Янцзы, Янцзы —

Я слышу бубенцы.

От смеха их в глазах рябит,

Как летом у Оби.

Краснее ль там теченья шëлк,

Белей теченья шëлк?

Длиннее ль нужен мне прыжок

На дальний бережок?

И встречу ль ту, с кем подружусь,

Когда я приянцзюсь?

Какая странная игра

Займëт нас до утра?

Ты! Непутëвую меня

В подлунный час ночной

Китайской грамоте учи

И смейся надо мной.

+ + +

Если Марина —

Бренная пена морская,

То я, Анастасия,

Каждый день воскресаю

В долговязое тело кузнечиково.

Из пены хмелящего сна,

Что, конечно, не ново,

Как пустая ваза молчания

И сухая веточка слова.

Обречëнность восхода

На вечное повторение

Каждое утро слепит меня —

До полной потери зрения.

Зеркало на стене

Красноречиво и точно

Говорит,

Что я имени своего

короче.

О стихотворениях Анастасии Головановой

Святослав Одаренко

Моë знакомство с Анастасией Головановой и еë стихами состоялось в сентябре 2020 года во время подготовки Фестиваля свободного стиха в Новосибирске. Анастасия прислала свою подборку для онлайн-выступления, которое оказалось очень интересным, содержательным и произвело хорошее впечатление. Представляя еë подборку, составленную специально для журнала Реч#порт, я хочу обозначить пределы и содержание моего интереса и дать заинтересованному читателю какие-то отправные точки уже для его собственного понимания.

В своих текстах, это заметно сразу же, Анастасия обращается к «большим вещам». При этом надличностные и трансперсональные явления привлекают еë как частного наблюдателя. Через процесс наблюдения и размышления Голованова делает попытку вовлечь себя в течение натурального существования. Представляется, что обычные для растущего сознания начитанность и книжность, конечно же, и определяют характер интересов Анастасии, и одновременно направляют еë к синтезу индивидуальной поэтической собственности. В небольших, едва уловимых отблесках образов и символов отражается своеобразная возгонка эссенции живого, колеблющегося впечатления.

Анахронически употребляя сравнение с антикварными практиками жизнеустройства, я не очень глубоко отрываюсь в области откровенной фантазии. Поэтическая традиционность стиля Анастасии Головановой является не прямой литературностью, а попыткой еë пересборки. Пересборки довольно интуитивной, и, что для меня наиболее важно, обдуманно интуитивной. Интуиция становится еë стратегией. Анастасия системно не употребляет фигур «высокой» поэтической речи, делая это, вероятно, сознательно. Ей, студентке филфака СПбГУ, владеющей, по еë словам, английским и немецким языками, должна быть известна цена метафоры. Поэтому от традиционного анафорического периода в стихотворении «Енот-полоскун…» она оставляет совершенную пустоту и буквально выводит эту пустоту на семантическую поверхность. Рифмованная экзотичность, не только изъевшая себя столетие назад у акмеистов, но и обглодавшая собственные кости в «поэзии дальних странствий» наперевес с гитарой жëлтой, проявляется в «Мне говорят: Янцзы, Янцзы…» игровой, бисерной шизоидностью и озорством Юноны. Поэтому игра с античными именами на фоне русской поэтической традиции в «Если Марина…» закономерно отскакивает читателю прямо в лоб золотинкой крыла кузнечика, ещë не попавшего в программный авторский зверинец.

Мотив россыпи (вещей на пол?), проявляясь в «Когда на кухне разбилась бутылка…» и болезненным образом, и в образе трепетно зарытых воспоминаний через колдовство, снова буквализированно, совершенно аналитично попадает под ритмически неизбалованный расчëт: один, два, три, четыре. Мне хочется надеяться, что образы этих слов у Анастасии Головановой станут не только отсчëтом темпа в начале популярной песенки, но и перерастут обречëнно стоическую четырëхкратность расхожих сюжетов.