Create post
Реч#порт

«Дай мне, Боже, меня…»

Фото: Вячеслав Ковалевич

Фото: Вячеслав Ковалевич

Размышляя над стихами Кристины Кармалиты

Дамская поэзия — факт самостоятельного существования которой иными ставится под сомнение — тема для отдельного разговора, как правило, сводимого к спорам о степени философско-художественной ущербности фокуса внимания поэтесс на скучных деталях будничного быта. Несмотря на то, что такие «детали» есть у всякого сочинителя. Есть они и у Кристины Кармалиты: «капающий» кран, немытые окна, скрип двери, крошки на столе, неизменный борщ, и, конечно, вечные составляющие стандартного интерьера: диван, картина и гардины. Но есть и другое.

Однако — по порядку.

Начнём с «формальностей». Всякое своё стихотворение автор обязательно сопровождает названием, заключённым в квадратные скобки (например, «[шар]», «[вечер пятницы]» и т. д.). Именно так в академической среде принято восполнять смысловые лакуны, неизбежные при избирательном цитировании — добавлением краткого пояснения (чаще — в одно слово) от лица исследователя. Элемент, на праздный взгляд, факультативный, присовокупляемый «в нагрузку», но на деле — критически важный; стоит только попробовать изъять его из ткани текста, чтобы убедиться: с его потерей возникает риск утраты даже и смысла, а не только гармонии повествования. Думается, что в поэзии Кристины Кармалиты обращение к квадратным скобкам исполняет сходную роль: в них помещается нечто, вроде лаконичного авторского пояснения, призванного сообщить идейную цельность, непротиворечивость, смысловой стержень поэтическому тексту, намекнуть читателю на слово-ключ к нему.

Угадывается симпатия поэтессы к разновидностям популярной стилистической фигуры — анафоры: лексической («катился шар, гасила день свеча / катился шар, ходила ночь по кругу», «глядят глядят в её окно… / летит летит из века в век»), строфической («в какой-то час в каком-то месте / пойду и я… в какой-то час в каком-то месте / все видят птиц») и ритмической (например, в «Надписи на камне»). Встречается единственный пример обращения к приёму фонетической транскрипции, чересчур энергично циркулирующей в пространстве современной массовой сетевой письменной и печатной коммуникации («и вот приходит нощ-щ / и по столешнице стола / проходит лунный дощ-щ»; «Сон»).

Перейдём к «содержанию». Впечатляет способность поэзии Кармалиты к художественному синтезу фундаментально разнокачественных настроений: жажды распахнутого простора, стихийно-дерзкой шири, акта вселенского размаха и глубоко смиренной исихии («вот бы тихо пожить»), камерности («Никого не зови / Не для многих рассказ»), приватного разговора между «своих». Ярче прочих эту мысль иллюстрирует четверостишие: «пролететь, проскользнуть / мимо грома, грозы, бурелома, / и отрадно уснуть / на веранде просторного дома».

Краткого комментария требует поэтическая формулировка впечатлений Кармалиты от напряжённого, вдумчивого и проникновенного созерцания ошеломляющей хрупкости и, в то же время, неколебимой крепости мироздания как немыслимого чуда, паралогизма: «И жизнь стояла на ребре / Не рухнет».

Вспомним кстати слова Аристотеля, сказанные, впрочем, по другому случаю: «Такое можно сказать, но нельзя подумать».

То же впечатление выносишь и после знакомства с постсекулярной поэтической фантазией по мотивам праздника Вербного Воскресения из стиха «Вот ночь» с центральной для человеческой истории фигурой Путника на осле, идущего к «слепым» навстречу, «сквозь годы города / сквозь капли на весле», Того — чья «рука / по всей земле по всей земле / приветом маяка». Здесь впечатляюще соседствуют неуёмный восторг простого люда Иерусалима, полагающего пальмовые ветви и одежду с себя под ноги Спасителя с пением «Осанна в вышних!», и — ночь-молчальница с легко и суетно порхающими мотыльками над костром… Отметим попутно, что автор комфортно чувствует себя в границах топоса молитвы («Тебя»), сказки («Надпись на камне», «Кухня»), бессодержательного бытового разговора («Холода», «Про Кокто»), рацеи («Вечер пятницы»), импровизированной экскурсии («Птиц») и проч.

Львиный пай поэтических сочинений может быть принят за любовную лирику. Выделим как характерную особенность авторской поэзии — её «апеллятивность»: стихотворения представляют собой звучный призыв к контакту, коммуникации — вербальной и невербальной. Причём, обращение к безличному адресату, случайному читателю или к конкретному нему воплощается автором в формат императива («Положи мне ладонь на плечо», «Почитай мне Рембо… / впрочем, лучше молчи», «На тишине такой построй свой дом», «Поговори со мной о том…»), свободно принимающего крутой характер категоричного запрета («Не ходи никуда до утра», «Никогда никого не держи», «Ничего не проси / Не расстроит отказ» и др.) и даже обречённой гневно-горестной досады («Для чего ты не слушал меня?»). По некоторым признакам (присутствие лингвистического обращения; декларируемая, но не наличная полисубъектность поэтического действия; имитируемая диалогичность и проч.) считаем справедливым рассматривать сочинения Кристины Кармалиты как «поэзию-беседу» (в частности, стихотворения «Цветы», «Дом», «Про Кокто», «Карась», «Холода», «Косички» и др.).

Наконец, заключим пожеланием. Настоящая поэзия есть философски лапидарный и фонетически изящный художественный комментарий к действительности. Комментарий, обретающий жизнь в полноценном диалоге, невозможном без персоны «другого». Словом, желаем автору результативных поисков достойного собеседника. И себя.

Анна Фролова, преподаватель АлтГАКИ

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About