Реч#порт публикует подборку стихотворений Михаила Токарева.

Михаил Токарев родился в Иркутске в 1996 году, с родителями переехал в Москву, окончил Институт журналистики и литературного творчества в 2018 году, участник семинаров прозы Бежина Леонида Евгеньевича и драматургии Дежурова Арсения Станиславовича, в 2020 году окончил магистратуру РГГУ по направлению «актуальный литературный процесс» под руководством Евгении Исааковны Воробьëвой.

Пшëнка в синей тарелке

Моя страна, кажется, стала изгоем,

Ничего страшного, страна, ты панк,

Который тыкает циркулем в руку,

Чтобы все одноклассники

Не делали больно

Словами: «Чë ты как нищенка,

У тебя даже нет видеомагнитофона,

Фу, ты дышишь клеем,

Это же смертельно немодно,

Ты живëшь с бабушкой,

От тебя даже воняет бабушками».

«Что мы будем с этим решать», —

Говорят они, стоя полукругом

В сортире с жëлтым кафелем,

Жëлтым, как пшëнная каша

На завтрак по квотам.

Они так смотрят и смотрят,

Ждут, когда ты сорвëшься

С психических антресолей,

Улыбаются, а ты не улыбаешься,

Словно курильщик метамфетамина,

А ты не улыбаешься, улыбаются дураки,

Которые не видят всей картины.

После школы начнëтся старость,

Она уже началась, а вы не верили,

Вот поэтому ты не улыбаешься,

Надо думать о вечном, ëк-макарëк,

Какие там магнитофон, плейбой.

После ударов в глазах пляшут

Юра Шатунов, белые розы,

После ударов во рту пузырится

Солоноватая пена дней.

Вместо унитаза в полу дырка,

Ты сплëвываешь алую нитку

Прямо в прекрасное далëко,

Прямо в дырочку сплëвываешь,

Вот это смешно, смеëшься,

А дураки не смеются,

Убегают жаловаться директрисе,

Как будто в этом есть смысл.

Пистолет делает бах

Полуголый таксист с пистолетом

У зеркала наставляет его

На своë отражение в зеркале,

Магазин на тринадцать патронов,

Мужчина не суеверный.

«Мужчина, вы будете двигаться?!» —

Кричит пигалица женщина

В очереди в столовой,

Мужчина возвращается

В эту длинную очередь,

На его подносе пюрешка,

Котлета по-киевски, мимоза,

Он подаëт кассирше надежды,

Кассирша не принимает.

Очередь за спиной возмущается,

Таксист бубнит, что этот город прогнил,

Достаëт пистолет,

В очереди начинают смеяться,

Паника — страшнейшая вещь,

От паники, говорят, портится

У коров молочко.

Поэтому граждане сохраняют

Смешное расположение духа,

Не верят, что пистолет стреляет,

Словно бабульки, которые ранее

Восхваляли фюрера,

А потом, после войны,

Их привезли в концлагеря,

Показали одежду из кожи людей,

Показали чëрные печи,

Однако бабульки не верили,

«Какие чудесные декорации,

Не наговаривайте на политика», —

Говорили шестидесятилетние девушки,

Которых мы осуждаем.

Пистолет делает бах,

И уже никто не смеëтся.

Почему мы не едим рыбу ни в супе, нигде

Почему ты не кушаешь рыбу,

Я не кушаю рыбу, не кушаю рыбу,

У меня есть история про начальницу,

История мало что объясняет,

Но всë же история.

Она была отличницей химии,

У неë была прическа химия,

На столе стоял фотоснимок:

Она в халате с ромашками

Улыбается ослепительно снежно,

Перемазанная сочной кровью,

То есть не венозной, артериальной,

А такой, правильно-вишнëвой.

В каждой вытянутой руке

Она держит младенца,

Она была обладательницей

Двух чудесных близняшек.

На фотоснимке она держит их

Словно рыбаки, позирующие

Со своим грандиозным уловом,

Щука, сом или сазан,

То есть тождественность

Человека и рыбы

Проявляется в мелочах,

Стоит только родиться.

Традиционно мы выплываем,

Оставляя жабры и перепонки

В прошлых циклах развития.

А ещë у рыбы чудовищный вкус.

Смотрела как Горбачëв

Смотреть грустно можно по-разному,

Например, как ребëнок

На руки врачихи,

Открывающей лезвие

Для взятия крови,

Кроме всего прочего

Она подготовила стëкла,

О которые будет вазюкать

Твоим пальчиком,

Чтобы в составе найти

Признаки цивилизации.

Можно смотреть грустно,

Например, на членов жюри

На поэтическом конкурсе.

«Не сильно, слабовато», —

Рассуждают они,

А ты зачем-то принëс

Портрет Пушкина,

Но читаешь себя,

То есть выступаешь в роли

Некрасивой подружки.

Она смотрела как Горбачëв,

Который с опозданием понял,

Что его обманули.

Я купил не тот освежитель,

Арбузный — это не ягодный,

В арбузном нету клубники,

В арбузном нету даже арбуза.

И ни в чëм сейчас

Нельзя быть уверенным,

Даже, так сказать, в нас.

Язык электрических писем

Если бы наши сограждане

Жили в мире в соответствии

С той манерой письма

Электрических писем,

То есть «будьте любезны»,

«Добрый день» и даже,

Чего уж там, «добрый вечер»,

Это было бы общество

Человечных сограждан,

Мягких, словно родничок

У младенца,

Которому расти и расти

До пресловутой деменции,

Которому прятать и прятать

Себя детского в себя зрелого.

Однако сограждане не хотят

Делаться мягкими,

Словно печенье

При окунании в чай.

Мне кажется, правильно

Иметь такую возможность

Не быть мягкими,

Словно нагретые ложки,

Выбор — величайшее благо.

Пусть будут не мягкими,

Когда-нибудь машина

Поработит вообще всех,

Язык электрических писем

Станет национальным.

И мы будем говорить сначала

«Добрый день», а потом уже,

Чего уж там, «добрый вечер».

Нужно посоветоваться с жизнью

Один мужчина говорил такое,

Нужно посоветоваться с жизнью,

Когда выбирал хлеб в магазине,

Когда думал, что надо ответить

Этим кассиршам и тем тоже.

В позапрошлом году

Мы с ним вместе лежали

В диспансере на расшифровке,

Нас там расшифровывали,

Словно мы были речью,

Труднодоступной для всех.

Мужчина встречается

В учебниках и возле дома,

Сегодня он встретился тоже.

Он говорил девушке:

«Не живите прошлым,

Посмотрите, вы плачете,

Вы же утонете,

У вас, наверно, нарушена

Причинно-девственная связь».

Девушка с потëкшей тушью

Принуждëнно так улыбалась,

Кассирша вызвала 911,

И знакомого увезли на каникулы.

А я шифруюсь как надо,

Как не надо я не шифруюсь,

Хотя каникулы не помешают,

Впрочем, держимся как умеем.

Древний секс и монголы

Созвучность пассажира метро

С патологоанатомом,

Который даже глазами делает:

Морг, морг.

Ещë ко всему прочему

Он читает Эдгара По,

А там, наверно, про убийства.

Поезд остановился в тоннеле,

Механический голос,

Словно такой пойманный

Радиолюбителем ненамеренно,

То есть достаточно страшный,

Ведь принадлежность к живому

Весьма и весьма условна.

Он говорит: «Спокойствие».

Но говорит устрашающе,

То есть это не молоко с мëдом,

Это скорее шипящие батареи,

Из которых течëт кипяток.

Шепчутся пассажиры,

Возбуждëнные и всë такое,

Теперь они моргают,

Словно бабочки крылышками

Жмякают, жмякают.

Шепчутся: «На „Автозаводской“

Опять кто-то рухнул на рельсы».

Поезд меняет тоннель,

Теперь движется вспять.

А я на ярмарку опоздаю,

Где мы продаëм не убийства,

Где мы продаëм наши книги

О древнем сексе, монголах.