Create post
Реч#порт

Памяти Ивана Овчинникова

Иван Афанасьевич Овчинников (29 июня 1939, село Нижний Ашпанак, Алтайский край — 18 февраля 2016, Новосибирск) — поэт, прозаик, фольклорист. Один из основателей фольклорного движения в современной России, известный знаток и популяризатор сибирской народной песни. Участник и лауреат многих песенных фестивалей в России и за рубежом. На сорок дней со дня смерти поэта Реч#порт публикует стихи Ивана Овчинникова и слова близких друзей, посвящëнные ему.

Фото из архива журнала «Сибирские огни»

Фото из архива журнала «Сибирские огни»

***

Цветочек ехал по ручью.

Подпрыгивал, смеялся:

— Хотите, ездить научу?

Я раньше сам боялся!



***

Достраивают цирк. Достроят.

А рядом, на разлив ручьëв,

Выходят юноши достойные,

Выходят девочки ничë.

Ну прямо чувствуется лето,

И ты, ученье разлюбя,

Сбежишь с гуманитарных лекций,

Идëшь и строишь из себя…


***

Ну-ка, помолись, чтоб не меняться.

Чтобы никогда не изменяться.

Так и быть и не бояться.

Никуда не развиваться.


***

Крестьяне не любили дворян

за косы, за ноги, за пудру,

за обтяжку в боках.


Много дворян не любило крестьян

за моды, установляемые

на века.


***

Куда ушли армянки молодые?

Куда исчезли в синем, голубом трико?

В зелëный лес, в дома свои другие

под пологом далëких тихих, нежных облаков.


А там на сто, на тысчу километров

синеет море синее, солëная вода.

И нежный облик девушек ушедших

от грустных глаз моих, наверно, навсегда.



***

Зелëный змий, как аэростат.

Ему отрубишь голову,

а у него их две

вырастат.


***

Флаг… флаг… флаг…

На ветру.

А утихло, и —

фла… фла… фла…



***

Слепили снежную бабу −

оставили под луной.

У друзей по две, по три бабы —

у меня ни одной.



***

Желтей скорее, Летний сад!

Повянь, пока я в Ленинграде.

Чтоб знать, что маме написать

о золотой твоей ограде.


Пускай они себе плывут —

два лебедя белее снега,

маленечко волнуют пруд —

пусть отличается от неба.



НА ЛИХОВОМ ПЕРЕУЛКЕ

Здорово, сердце здоровое!

Привет, небо синее.

здравствуй, оконная рама,

здравствуй, напротив дом.


Что же мне делать рано?

Что же мне делать потом?


Лучшая в мире Москва,

умная, деликатная,

глядя на небо,

сильно-сильно

думает о другом.



В МОСКВУ

Влюбиться и не получить ответа.

Как это грустно для поэта.



ПОДРАЖАНИЕ КИТАЙЦАМ

Послушай старик,

Научи меня гаммам.

Я из простой семьи.

Вчера как дурак напился.

Сегодня на день предосенний гляжу.



***

Сам Орион засиял

над перелëтною стаей,

несколько Россиян

в небе — шутя — растаяли.


Фото из архива журнала «Сибирские огни»

Фото из архива журнала «Сибирские огни»

Прощай, Мил-Человек

Александр Денисенко

(Александр Денисенко — поэт, участвовал вместе с Иваном Овчинниковым в ЛИТО Ильи Фонякова и других литературных объединениях.)

В тот день, в тот час, в те минуты бытия, когда город прощался с Иваном Овчинниковым, казаки с непокрытыми головами сомкнули вокруг него полукруг и запели поэту, своему песенному «атаману» протяжную прощальную… Пели слитно, слаженно, неколебимо, и от этой слитности казалось, что и сама природа приутихла в своей материнской печали, как женщина, потерявшая любимого сына. Сразу же за погостом светлым клином заканчивалась берëзовая роща, а над ней своим чередом шли на малой скорости февральские сплошные облака. И в тот момент, когда казаки выдыхали: «Прости, прощай…», а прощающиеся молились, облака расступились на мгновение, и в небе явственно обозначилась мужская фигура со склонëнной над собравшимися головой — то, несомненно, был знак свыше, означающий, что светлая душа поэта незримо присутствовала с нами в миг расставания. Так она и осталась на кадре у тех, кто снимал… Последнее его «прости-прощай…» Даже и в этом он остался таким, каким был в земной части жизни: надëжным русским человеком. Недаром написал такие строки: «Помолись, чтоб не меняться…»

Он, Иван Афанасьевич Овчинников, — явление в русской литературе и фольклористике. Долгое время о нëм шумела Москва, и до сих пор ещë гуляет эхо в еë художественной элите. Человек, при жизни ставший легендой, определивший своим редчайшим литературным вкусом ряд направлений неофициальной поэзии и прозы, сам при этом сохранивший здоровую, «нечернушную» основу своего творчества и мировоззрения, без которых трудно представить себе культурную жизнь России.

Его поразительная эрудиция, энциклопедизм делали его мудрецом, видящим суть явлений, влияющим на судьбы дорогих ему людей легко и тактично. Что касается его литературных трудов (поэтических сборников, блистательных прозаических эссе в семи книгах «Записки из города», литературных статей и отзывов) — то это неисчерпаемый кладезь. Всë, написанное им, казалось бы, скромно-большое, как и сам он, однако же таково, что убери его творчество из памяти каждого из нас — и тьма сгустится.

Иванова неподкупность, ненастырная сосредоточенность благих дум и намерений, энергичное песенное мужество, цельность натуры всегда внушали духовное желание быть рядом с ним, служить Отечеству, жаждать от жизни любви, красоты и надëжности. Такой, как в дорогом его сердцу областном Центре русского фольклора и этнографии, да и в самом этом великом спасительном движении, которому он отдал без малого полсотни лет, выпестовав и поставив на русскую столбовую дорогу сотни ребятишек, которые дальше понесут это чувство глубокого радостного творчества и память о своëм чудесном Учителе.

«Свободну мужу лепе есть истину глаголати: “Россия песенная — самая великая, величайшая… / Я заплакал от первых же слов. / Я думал — только я, / только для меня»”. И это так, Мил-человек (так называется первая поэтическая книга Ивана), ведь мы люди одной беды и одного и того же счастья, дорогой ты наш товарищ, Иван-чай Овчинников. И мы по-прежнему верны твоим стихам и твоей дружбе, которые и сейчас, по прошествии многих лет жития, не нуждаются в индексации. Спасибо судьбе, что нам довелось с тобой пить рассол обской воды, разлитой по тарелкам, на которых стояло непогасимое тавро тех лет «Общепит», что мы хлебали стихи оловянными ложками вместе с прекрасными русскими поэтами…

И как душа плачет о чëм-то несбывшемся, так и твои стихи, как молитвы, как народные песни будут ещë долго волновать и тревожить, питать и исцелять, как и твои книги, которые являются светлым поклоном нашему благословенному Отечеству, сибирской провинции, русской идее, русской песне, отчему дому…

… В это время там солнце. Под кедрами домики.

Школа. Лес. Синева на горе — вечный снег.

Далеко где-то плач на могильнике тоненький.

Мириады цветов, где меня уже нет…


Прощай, Иван, и прости.

Тысяча друзей.

_________________________________________________________________________

Нина Садур

(Нина Садур — драматург, прозаик, сценарист. Родилась в Новосибирске, где и началась ее литературная карьера.)

С уходом Ивана Афанасьевича Овчинникова закончилась эпоха великой войны за русский язык. Ваня ведь тоже (как Денис) в ранней юности почитывал условного Вознесенского. И зачем-то спорил со спущенным на наши головы русые товарищем Фоняковым. О, я помню, как пламенно ненавидел Илья Олегович Ивана Афанасьевича. Как Ваня ему надменно швырнул: «Вы же пишете очень плохие стихи!» Фоняков барственно снисходителен был к Ване. Спросил, красиво модулируя: «Что же мне делать, Иван?» «А вы пойдите на балкон и повесьтесь», — ответил ему Ваня и пошëл кушать фоняковские угощения. Кто-нибудь помнит фильм «Спящий брат»? Там деревенский мальчик не понимает, что с ним происходит. Он даже нот не знает. Но играет на органе свою музыку, которая сама к нему приходит. И совершенно дикие и нищие крестьяне благоговеют. Наш нищий и страшный советский язык, по твою душу пришëл Ваня.

Я думаю, вот что произошло с Иваном: деревенский мальчик с маленьким лицом Лермонтова насквозь пронзился громадностью прекрасного Алтая, и, долго живя в коконе совершенно деревенского языка, не находя утоления в книжках, выточил сам себя, как инструмент такой, берущий самый перво-язык и творящий из него небывалую поэзию. Ваня сам написал, что впервые услышав фольклор, заплакал… что думал, это только в нëм одном, а тут такое кругом пение.

Ваня жил безупречно. «Ни жены ни курточки, ни дома — ну даю разгона в листопад!» Не владея ничем буквально, ничего не имея, страшно радуясь летучим мгновенным переживаниям, как единственной своей драгоценности, Ваня был самый настоящий философ и поэт. Ваня своей корректной отстранëнностью от всего «бытового человека», включая наши страсти и волнения, всю свою жизнь был занят только одним: великим слушанием родной речи.

И там всë больше и больше пауз, замираний, молчания. Он каким-то образом эти замирания и молчания умудрился заковать в свои строчки. Поэтому читать его просто так не подступишься. Не на дураков рассчитано!

В совсем поздних вещах уже видно: Иван совсем позабыл про читателя, про того, кто подглядывает за поэтом. Сам, один-на-один с родной речью бьëтся, дерзкий, как не знаю кто! Идëт к тому самому началу, когда было Слово.

Царствие тебе Небесное, дорогой мой товарищ!

____________________________________________________________

Екатерина Садур

(Екатерина Садур — драматург, прозаик. Родилась в Новосибирске, где прожила до 12 лет.)

Смерть поэта всегда трагичнее, чем просто смерть. Поэтам больнее жить и больнее умирать, потому что поэзия — это вечный флирт со смертью. Ещë при жизни поэты раз и навсегда шагнули для нас в вечность и говорят с нами только оттуда, с той стороны…

Я не могу в это поверить, но в Новосибирске умер прекрасный поэт Иван Афанасьевич Овчинников… Я его стихи с детства знала, едва научившись читать… Они, на листах формата А4, лежали по всей нашей квартире, перепечатанные на машинке «Эрика» моей прекрасной матерью Ниной Садур, от подоконников до деревянных, по-сибирски сколоченных табуреток.

В детстве я доверчиво и упоëнно думала, что всë такое вокруг, как эти стихи, только что вышедшие из–под клавиш «Эрики», и что все в мире любят Поэтов и вëё всегда им прощают.

Мой дед был Поэтом, все друзья моей матери — Поэты. Из детства я помню только их и про них.

А сейчас вдруг все стали умирать.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About