Create post
Реч#порт

В темноте пинать резиновое солнышко

София Михайлова

Реч#порт продолжает публиковать материалы о значении фигуры Янки Дягилевой в рамках дискуссии о судьбе дома, в котором она жила. Мы уже опубликовали статью кандидата филологических наук Татьяны Ковалëвой «Сибирское панк-движение и феномен творчества Яны Станиславовны Дягилевой» и расшифровку беседы с с доктором философских наук Вадимом Лурье, а также большой опрос среди деятелей современной культуры. В этот раз представляем вашему вниманию статью Екатерины Гилевой.

Екатерина Гилева родилась в 1985 году в Новосибирске. Окончила Новосибирский государственный технический университет. Кандидат филологических наук, доцент Новосибирского государственного технического университета и Сибирского государственного университета телекоммуникаций и информатики. Публиковалась в журналах «Сибирские огни», «LICHTUNGEN», «Дальний Восток», «Ликбез», «Новосибирск». Автор трех книг прозы и поэзии. Произведения переводились на немецкий, украинский и монгольский языки, публиковались в изданиях Австрии, Германии, Монголии. Член Союза писателей России. Член Союза журналистов России. Участник Товарищества сибирских драматургов «ДрамСиб» («DramSib»). До 2015 года публиковалась под именем — Екатерина Климакова.

Иллюстрациями к этой статье стали фотографии с лабораторной работы Студии 312 — похода по местам в центре Новосибирска, так или иначе связанным с Янкой.

Фото Виталия Шатовкина.

Фото Виталия Шатовкина.

…но кто же вам сказал,

Что всем туда же?

Я. Дягилева, 1987


+ + +


«…это был человек… мало приспособленный к нашей жизни, ужасно неуклюжий: она любила вомбатов, всяких медвежат… и сама была как медвежонок: очень милый, неуклюжий и по-своему достаточно вредный и ленивый ужасно[1]» , — так вспоминал о ней Вадим Кузьмин, лидер рок-группы «Чëрный Лукич», рассказывал, что готовить она не любила и плела кривые фенечки, потому что ровные у неë не получались. Алексей Хрынов (группа «Полковник и однополчане») говорил иное: «…ощущение от неë… что это вот как раз та самая женщина, о которой говорят: „коня на скаку“ и „в горящую избу“… Такая нормальная русская баба…»[2] . Кто-то вспоминает еë грустной, кто-то — весëлой… Сложно сегодня объективно сказать, какой она была со всеми своими радостями и горестями.

Важно, что Янка пришла в мир поэтом. Это было одно из тех странных и не всем понятных явлений, которое филологи теперь называют «русская рок-поэзия»[3]. Историки отечественной рок-музыки записывают творчество Янки в «сибирский панк-рок» (наряду с группами «Гражданская оборона», «Красные Звëзды», «Родина», «Инструкция по выживанию», «Тëплая трасса», «Чëрный Лукич», «Коленчатый вал», «Путти» и др.). А в контексте панк-рока неизбежно вспоминаются слова «маргинальное» и «молодëжные субкультуры» и нечто депрессивное и суицидальное…

…Их можно было назвать «талантливыми разгильдяями». Они писали стихи и песни, записывали альбомы у кого-нибудь на квартире накладками на бытовых магнитофонах, выступали где придëтся, много ездили, ночевали где придëтся и где придëтся периодически работали. Жили коммунами, были друг другу «братухами» и «сеструхами». Брать деньги за концерты тогда казалось им дикостью.

Среди литературного и музыкального андеграунда Янка занимала особое место. В еë творчестве не было «политической» темы, она не демонстрировала и не провозглашала никакой своей «культурной миссии», она не выдумывала теории русского рока и не рассуждала о качестве текстов. Она писала как писалось, пела как пелось… Не любила «тусовку», не давала интервью, а если и соглашалась поговорить с журналистом, то была немногословна. Журналистке Е. Гавриловой на фестивале «Рок-Азия» в 1990 г. сказала так: «Просто поговорить — пожалуйста, но в газете не должно быть ни строчки… Те, кому нужно, сами разберутся, кто я и зачем все это… Я ненавижу тусовку! Эти люди хоронят рок…»[4] .


Очень просто в море тонет остров

Очень верно, если безответно

Очень в точку, если в одиночку [5]


Янка не пыталась превратить свою жизнь в легенду, не стремилась «жить по законам другим и… умирать молодым», или, как говорил Егор Летов после Янкиной смерти, «мы не сможем себе позволить быть стариками»[6] . Это всë не про Янку. Нет в ее биографии и страниц про алкоголь и наркотики. И ещë она была в своëм окружении единственной автором-девушкой.

Нет нужды описывать здесь подробно еë биографию, назовëм лишь несколько фактов, которые позволят читателю прикоснуться к истории Янкиной жизни. Родилась она в Новосибирске. Училась в школе, которая теперь называется «Гимназия № 1», потом поступила в Новосибирский институт инженеров водного транспорта (ныне — НГАВТ), но на втором курсе учебу бросила. С 1987 г. много ездила с концертами-квартирниками, выступала на фестивалях: была в Тюмени, Ленинграде, Таллине, в Крыму, в Иркутске, в Ангарске… Последние песни были записаны в конце февраля 1991 г. в общежитии Новосибирского электротехнического института (ныне — НГТУ).

9 мая 1991 г. была на даче недалеко от города, вечером ушла гулять и не вернулась. Еë тело 17 мая нашли рыбаки в реке Иня близ железнодорожной станции Издревая (или Инская). Обстоятельства гибели остались невыясненными, следствие установило факт утопления в результате несчастного случая. В массовом сознании на волне формирования «легенды о Янке» широко распространилась версия о самоубийстве.

С 2013 г. в сентябре в Новосибирске проходит ежегодный рок-фестиваль «Янкин день».

31 мая 2014 г. на стене деревянного дома на Ядринцевской улице, где жила Янка, была установлена мемориальная доска.

Фото Олега Полежаева и Татьяны Крыловой.

Фото Олега Полежаева и Татьяны Крыловой.

…Середина 1980-х гг. За окнами догнивала советская империя, и не было конца-края установившемуся серому ледоходу, навсегда перекрывшему переправу к мифическому райскому коммунизму.

Наверное, все империи в период своей гибели похожи друг на друга. Расцвет русской рок-поэзии по эмоциональной напряжëнности чем-то напоминал Серебряный век, ту его часть, которую называют декадансом. Янка писала:


…Когда умирает богиня, когда оставляет души

Огонь пожирает стены и храмы становятся прахом

И движутся манекены, не ведая больше страха

Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином

Теперь больше верят погонам и ампулам с героином

Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин

Фольклором народным станет убивший Авеля Каин

Погаснет огонь в лампадках, умолкнут священные гимны

Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут

Так иди и твори, что надо, не бойся, никто не накажет

Теперь ничего не свято…


Но если на рубеже XIX и XX вв. люди ещë искали нового бога, — находили его в необходимости утверждения Вселенской Любви или видели в образе бога ближайшую перспективу человека — то в середине 1980-х — начале 1990-х вычурные и изысканные мечты потеряли ценность и притягательность: «Крадëтся день в носках дырявых по мëрзлой лестнице подъезда…»


От большого yма лишь сyма да тюpьма.

От лихой головы лишь канавы и pвы.

От кpасивой дyши только стpyпья и вши.

От вселенской любви только моpды в кpови.

Печаль Моя Светла

Я повтоpяю десять pаз и снова:

Hикто не знает как же мне хуëво…

И телевизоp с потолка свисает,

И как хyëво мне — никто не знает.


Всë это до того подзаебало,

Что хочется опять начать сначала.

Кyплет печальный, он такой, что снова

Я повтоpяю «как же мне хyëво».


В конце XIX в. Ф. Ницше утверждал: «Бог мëртв» с верой в сверхчеловека («Король умер, да здравствует король!», как говорили в старину французы). В начале ХХ в. у А. Блока в поэме «Двенадцать» сквозь разруху революции впереди грубых «апостолов» нового мира всë же «…в белом венчике из роз» идëт Иисус Христос. В середине ХХ в. Н. Рубцов и В. Высоцкий провозглашают отсутствие бога как недостаток бытия, который подлежит исправлению: «Красным, / белым / и зелëным // Нагоняем сладкий бред… // Взгляд блуждает по иконам… // Неужели бога нет?», «Нет, ребята, всë не так, // Всë не так, ребята».

У Янки в середине 1980-х гг. отсутствие бога осознаëтся как нечто привычное, безысходное и безальтернативное: «А в стороне, у порога клочья холста лежали // Люди забыли бога, люди плечами жали…»


Ишь ты, классные игpyшки тëтка в сyмочке несëт,

А pебëночек в больнице помиpает ведь, помpëт.

Он объелся белым светом, yлыбнyлся и пошëл.

Он не понял, что по-пpавде-то всë очень хоpошо.


В Янкином мире нет динамики и устремлëнности, у неë нет «идей и решений», еë человек всегда ходит по кругу и констатирует трагедию как неизменный порядок:


А мы пойдëм с тобою, погyляем по тpамвайным pельсам,

Посидим на тpyбах y начала кольцевой доpоги.

… … …

Пyтеводною звездою бyдет жëлтая таpелка светофоpа.

… … …

Hас yбьют за то, что мы гyляли по тpамвайным pельсам.


Это национальное русское «всë не так», возведëнное в энную степень, когда действительно всë-всë «не так», а что такое «так» — или все позабыли, или никто не знает, как устроить:


Собиpайся, наpод, на бессмысленный сход,

… … …

Вклинить волю свою в идиотском кpаю,

Посидеть, помолчать, да по столy постyчать.

Ведь от большого yма лишь сyма да тюpьма,

От лихой головы лишь канавы и pвы…


При этом мир Янкиной поэзии пронизан любовью и нежностью по отношению к людям.


Некyда деваться:

Нам остались только сбитые коленки

… … …

Здесь не кончается война, не начинается весна

Не продолжается детство

Некyда деваться:

Нам остались только сны и разговоры


В еë стихах и песнях нет романтического конфликта яркой личности и серого общества, в них человек не противопоставляется миру. Янка часто и отчаянно утверждает, что люди в мире зачем-то охотятся на людей. Здесь нет противостояния и борьбы, охота людей на людей — убийство: «Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам», «Проникший в щели конвой // Заклеит окна травой. // Нас поведëт на убой». При этом у Янки нет «плохих» охотников и несчастных «хороших» жертв, как нет и банального утверждения, что «все виноваты», у Янки никто не виноват:


А за дверями роют ямы для деревьев,

Стреляют детки из рогатки по кошкам,

А кошки плачут и кричат во всë горло,

Кошки падают в пустые колодцы.


Или: «Медведь выходит на охоту душить собак». Показательно, что охота здесь абсурдна, убийцами выступают те, кому традиционно отводилась роль жертв: дети и медведь. Мир вовсе не перевернулся. Просто в нëм всë смешалось настолько, что противостояние потеряло всякий смысл:


Мы по колено в ваших голосах,

А вы по плечи в наших волосах.

Станислав Михайлов, Антон Метельков и Юлия Пивоварова возле Янкиного дома. Фото Татьяны Крыловой. Сборник стихов Янки. Фото Татьяны Ковалевой.

Станислав Михайлов, Антон Метельков и Юлия Пивоварова возле Янкиного дома. Фото Татьяны Крыловой. Сборник стихов Янки. Фото Татьяны Ковалевой.

И дома у Янки нет, нет священного центра, был когда-то, да рухнул, сгорел: «Над столбом летает птица вещая, // А за ним — лишь камни да пожарища…». Еë «Домой!» звучит как «Прочь отсюда!»:


Нелепая гармония пустого шара

Заполнит промежутки мëртвой водой,

Через заснеженные комнаты и дым

Протянет палец и покажет нам на двери, отсюда

Домой!


Даже «сказочка» в Янкином мире — и та (цитирую) «хуëвая». А какой ей быть, если сказка — позвоночный столб любой культуры, еë каркас и фундамент?… Неправильный мир — неправильная «сказочка», «Змей Горыныч всех убил и съел»:


Из трубы дымок, на дверях замок,

У дверей песок, да прогнил порог

И травой зарос. У порога пëс,

Да облезлый кот у косых ворот,

У ворот вода, что течëт туда,

  где ни дворов, ни дров

  ни котов, ни псов

  ни стихов, ни слов…


В мире, где нет дома, где недобрая сказка и вечно длятся война и охота, где люди людям — волки, нужен особый язык: язык войны. Особый вариант русского языка — мат, который перестал быть руганью и приобрëл простоту повседневности. Янка им не злоупотребляет, и из девичьих уст он звучит особенно грустно, трогательно и ничуть не грязно.


Каpyсель pазнесло по цепочке за час.

Всех известий — пиздец, да весна началась.


Журналистка Светлана Кошкарова писала: «От песен Янки веет безысходностью, но с ними почему-то легче безысходность эту преодолеть»[7] .

У Янкиного «всë не так» отсутствует социокультурная подоплëка, оно вне времени и пространства. Это диагноз неизлечимо больного мироздания:


Ожидало поле ягоды

Ожидало море погоды

Рассыпалось человечеством

Просыпалось одиночеством

Незасеянная пашенка

Недостроенная башенка

Только узенькая досточка

Только беленькая косточка…


Трогательные признания о несбывшихся ожиданиях, которые невыросшая девочка подслушала у всего мира.


По сухой пыли ползу пчëлкой бескрылой к маме

Пойдëм со мной, девка, заплачу 25? Нет? Сколько?

Да она сумасшедшая, слышите, песенку поëт

Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна, Кришна, Харе Харе

Харе Рама…

Видишь, как оно, солнышко-то любить?

Рельсы косыми струнами скрещиваются

Сколько ж нас, и все туда?


И вместо света — память о свете, очень далëком, в самых общих чертах, без деталей и физических ощущений:


Столетний дождь…

Hад пpопастью весны собpались сны

И pанние глотки большой тоски.

Hогтями по стене скpебëт апpель,

Как бyдто за стеной pастyт цветы,

Как бyдто их yвидеть с высоты.


Показательно ещë и то, что в Янкином мире к красоте не восходят, к ней нередко спускаются. Эти цветы — внизу, и спасение у неë ищут внизу: «Я уползу под диван, влезу на столбик», «Недобитый фонарь летит под лëд», «Падала сквозь землю зима // Падала сквозь зиму земля», «По шершавому бетону на коленях вниз», «Мы должны yметь за две секyнды заpываться в землю». Хочется прочесть здесь миф о тëплой защищающей земле, сказку о возвращении к мëртвой маме. «Выше ноги от земли» — это песня о смерти («Раз-два — выше ноги от земли // Кто успел — тому помирать»), укрытие для живых в Янкином мире — внизу.

Фото Виталия Шатовкина.

Фото Виталия Шатовкина.

Интересна история одного из многих малоизвестных выступлений Янки в Новосибирске. Вероятно, осенью 1987 или 1988 г. поэт и лидер группы «Коленчатый вал» Андрей Жданов был старшим сержантом милиции: «Мне друзья сказали, что Янка в городе, и предложили сделать ей концерт». В ту ночь его группа в числе прочих объектов охраняла «Новосибирский Дом моделей». Именно в нëм и состоялся концерт: десять-пятнадцать зрителей и Янка. Жданов рассказывает: «Там на первом этаже лестница — одна вверх, другая вниз. Янка была внизу и пела, а перед ней на ступеньках — слушатели… Там ещë потом еда пропала… Холодильники стояли на первом этаже, в них женщины-сотрудницы что-то себе на обед оставляли, так вот кто-то из зрителей что-то там съел… Ещë дама какая-то, работавшая в „Доме моделей“, в это время ехала на такси по Красному проспекту и увидела, что в здание входят какие-то люди, вызвала милицию… И милиция приехала. А меня там не было, потому что мне было страшно, потому что я совершил должностное преступление. Я испугался, ушëл и лежал в соседнем дворе на скамейке. А утром мне на работе сообщили, что у меня на объекте произошло ЧП. Никто не узнал, что это я… Что я пустил кучу маргиналов в охраняемое мной государственное учреждение. Хотя… Что значит „маргиналов“? Это сейчас я их так называю. А тогда это были просто прекрасные весëлые люди, которым нравилось что-то необычное, музыка, стихи». Янка писала:


Это звëзды падают с неба

Окурками с верхних этажей.


О том же говорит Вадим Кузьмин (гр. «Чëрный Лукич»): «…Егор и Янка… это такие отцы „сибирского рока“… <…> И, когда смотришь на этих [на тех, кто сегодня называет себя „панками“ — Е. Г.], извиняюсь за выражение, подонков на концертах… трудно вообще себе представить, что… Мы что, отцы всего этого ужаса, что ли? Было ведь как: жили крайне скудно. Но сами отношения были очень чистыми: очень мало бухалось, достаточно мало курилось, с девчонками были очень чистые отношения… Когда слушаешь Янкины песни, это и так понятно, но и на самом деле так было… Сейчас, когда вспоминаешь — это было очень красивое время»[8].

Сегодня Андрей Жданов размышляет о том Янкином концерте в «Доме моделей»: «Надо ведь понимать, что тогда было ещë совсем советское время. Была советская бесхозность. И то, чего я тогда испугался, — это только моë. Тогда делать это было не страшно, сейчас вот сделать что-то подобное было бы страшно, наверное, даже невозможно».

Рок-поэты 1980-х были маргиналами по отношению к официальной советской культуре, но по отношению в человеческой культуре вообще маргиналами их назвать трудно.

Янкина поэзия при всей грубости и холодности мира, который в ней описан, сама по себе тонка, хрупка и содержит глубокий гуманистический посыл: «Фотографии, там звëздочки и сны. // Как же сделать, чтоб всем было хорошо?…», «Собиpать на себя — чтоб хватило на всех».


Вечный огонь, лампы дневные

Тëмный пpолëт, шиpе глаза

Кpепкий настой, плачьте, pодные

Угол, свеча, стол, обpаза…

Фото Татьяны Ковалевой.

Фото Татьяны Ковалевой.

…Если говорить о жанровых истоках, о литературной традиции, то предтечей русской рок-поэзии, вероятно, можно назвать Владимира Высоцкого. И Янка, и Александр Башлачëв, и Егор Летов, и Майк Науменко, и Юрий Шевчук, и многие прочие пришли вслед за ним. «Первым в России рокером» назвал Высоцкого Андрей «Свин» Панов, лидер и вокалист одной из первых советских панк-групп «Автоматические удовлетворители». У Высоцкого они научились видеть кромешную охоту и войну без выстрелов. Говорить о мире языком охоты и войны, единственным подходящим языком, утверждать любовь как высшую, но недостижимую ценность. Разумеется, вряд ли Янка подражала Высоцкому, но еë произведения — удивительная веха в истории русской поэзии. Она кажется одним из связующих звеньев между Высоцким-наследником классической традиции и более поздними ироническими исканиями русского рока и авангарда.

В 1980 г. советское общество проводило московскую Олимпиаду. Вместе с олимпийским мишкой навсегда улетела в небо последняя и самая наивная надежда на светлое будущее. В те же дни закончилась эпоха Высоцкого, его тоже тогда провожали в небо. К середине и концу 1980-х не осталось ни сказки, ни пророка, где-то потерялась вера в советского сверхчеловека и в силу отечества. Янка писала:


Сижу в серой рубахе

Смотрю в окно

Цивилизация Россия мать земля

Трагические формы

Формулы и знаки

Знание и зло

Злачные города

Гордые такие таксисты с музыкой


Для многих ирония осталась единственным способом отношения к миру. Вечный стëб — как знак особенной смелости, свидетельство отсутствия страха перед пустотой, своеобразная показная бравада. Янка была одной из тех, кто в своëм творчестве мало иронизировал, она не любила тех, кто притворяется, сама стремилась к честности. Вместо иронии у неë — голос и взгляд ребëнка, девочки, которая любит ватных мишек и неуклюжих вомбатов, девочки 24 лет от роду, которая ещë верит, что она — наравне с мальчишками.


Самолëт нас заберëт в полëт

В темноте пинать резиновое солнышко


…В их «комсомольском отряде» многим было суждено уйти рано: Янка погибла в 24 года, Александр Башлачëв — в 27, Егор Летов и Алексей Хрынов умерли в 2008 г., оба в 43 года, оба от сердечного приступа, Вадим Кузьмин скончался в 2012 г. в возрасте 48 лет… Только не важно это, жизнь есть жизнь. Вспоминая Янку, Николай Кунцевич (Ник Рок-н-Ролл) рассуждал: «…это уже дело десятое… Я не считаю, что это суицид: это просто боль, которую кто-то неумело поставил на конвейер… Эти песни надо было просто выпускать и при этом не говорить: „А вот это та самая девушка, которая утонула в реке…“ <…> Наверное, этого не нужно было делать, а просто ставить песни, поскольку жизнь-то продолжается»[9].

Вот они, Янкины строчки:


У оконца ëжик пишет другу Мише письмецо

Миша, может будет буря, может рухнет потолок,

Может, зря я растерялся, затерявшись в уголок

Может, завтра будет лето, вторник выйдет за средой

Может, камень обернëтся родниковою водой…


Екатерина Гилева

______________________________________________________________________________

1. FUZZ. — № 1. — 2004. — С. 16.

2. Там же, с. 46.

3. Доманский Ю.В. Русская рок-поэзия: текст и контекст. — М.: Intrada — Издательство Кулагиной, 2010. — 232 с.

4. Фрагменты разговора с журналисткой Е. Гавриловой на «Рок-Азии»-1990. Цит. по: http://yanka.lenin.ru/direct-speech.htm

5. Тексты цитируются по: 1. Янка (Дягилева Я.) Стихи. — М., СПб.: Летний сад, 2003. — 78 с. Издание воспроизведено по рукописи, набранной на печатной машинке самой Янкой, сохранена авторская пунктуация. 2. http://yanka.lenin.ru/ (Янка Дягилева — мемориальный сайт).

6. http://yanka.lenin.ru/biography.htm

7. Там же.

8. FUZZ. — № 1. — 2004. — С. 21.

9. FUZZ. — № 1. — 2004. — С. 61.

______________________________________________________________________________

Напоминаем, что мнение редакции может не совпадать с мнением публикуемых авторов.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
София Михайлова

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About