В этом эссе Ричард Докинз поднимает вопрос о связи между интеллектом животных и их способностью к страданиям. Широко распространено убеждение, что связь прямая: чем животное разумнее, тем сильнее (или с большей вероятностью) оно страдает. Но что, если всё совсем не так?

О связи интеллекта со страданием

Великий философ-этик Джереми Бентам, основатель утилитаризма, однажды сказал: «вопрос не в том, способны ли они рассуждать, и не в том, способны ли они говорить, а в том, способны ли они страдать». Большинство людей улавливают суть, но считают человеческую боль особенно тревожной, потому что неявно полагают вроде как очевидным, что способность вида к страданию должна быть положительно связана с его интеллектуальной развитостью. Растения не могут мыслить, и было бы довольно эксцентричным верить, что они могут страдать. Возможно, то же самое верно и для дождевых червей. Но как насчет коров?

И как насчет собак? Я почти не способен поверить в то, что Рене Декарт, которого вряд ли считали извергом, довел своё философское убеждение в том, что только у людей есть разум, до такой крайности, что спокойно распластывал живого зверя на доске и препарировал его. Можно подумать, что, несмотря на свою философскую позицию, он мог бы дать животным презумпцию чувствительности к боли. Но он принадлежал к давней традиции вивисекционистов, включающей Галена и Везалия, а за ним последовали Уильям Гарвей и многие другие (см. в источнике, откуда взято следующее изображение).

Как они могли это делать: привязывать сопротивляющееся, кричащее животное веревками и, например, рассекать его живое сердце? Видимо, они верили в то, что сформулировал Декарт: у нечеловеческих животных нет души и они не чувствуют боли.

Большинство из нас сегодня считает, что собаки и другие нечеловеческие млекопитающие способны чувствовать боль, и ни один уважаемый ученый сейчас не последовал бы ужасному примеру Декарта и Гарвея и не стал бы препарировать живое млекопитающее без анестезии. Британские законы, среди прочих, строго наказали бы их за это (хотя беспозвоночные не так хорошо защищены, — даже осьминоги, у которых крупный мозг). Но похоже, большинство из нас без вопросов предполагают, что способность чувствовать боль положительно коррелирует с умственными способностями — с умением рассуждать, думать, размышлять и т. д. Моя цель здесь — поставить под сомнение это предположение. Я не вижу никаких оснований полагать, что есть положительная корреляция. Боль кажется чем-то первобытным, подобно способностям различать цвета или слышать звуки. Ощущением, для которого не нужен интеллект. Кажимости не имеют силы в науке, но разве мы не должны по меньшей мере дать животным презумпцию чувствительности?

Не углубляясь в интересную литературу о страданиях животных (см., например, отличную книгу Мэриан Стамп Докинз «Animal Suffering» и её предстоящую работу «Rethinking Animals»), я могу видеть дарвинистские причины, по которым корреляция между интеллектом и восприимчивостью к боли может быть даже отрицательной, а не положительной. Я подхожу к этому вопросу, спрашивая, для чего, в дарвиновском смысле, нужна боль. Она служит предупреждением о том, что не следует повторять действия, которые могут причинить телесный вред. Не ударяйся пальцем снова, не дразни змею, не садись на шершня, не бери угольки, как бы красиво они ни светились, будь осторожен с языком — не прикуси его. У растений нет нервной системы, способной научиться не повторять вредные действия. Вот поэтому мы без угрызений совести можем резать салат-латук.

Между прочим, интересно, почему же боль так чертовски болезненна? Почему бы не снабдить мозг эквивалентом маленького красного флажка, который безболезненно поднимался бы, чтобы предупредить: «не делай так больше»? В книге «Самое грандиозное шоу на Земле» я предположил, что мозг может разрываться между конфликтующими побуждениями и поддаваться искушению «бунтовать», — возможно, по гедонистическим причинам, — против того, чтобы следовать интересам своей генетической приспособленности. В этом случае ему нужен болезненный пинок, чтобы он подчинился. Оставлю эту тему и вернусь к моему основному вопросу на сегодня: ожидаю ли я положительную или отрицательную корреляцию между умственными способностями и способностью чувствовать боль? Большинство людей не задумываясь предполагает положительную корреляцию, но почему?

Разве не правдоподобно, что такой умный вид, как наш, может нуждаться в меньшей боли именно потому, что мы способны умом понимать, что для нас хорошо, а каких вредных вещей нам нужно избегать? И что неразумному виду может понадобиться сильный удар боли, чтобы усвоить урок, который люди способны выучить меньшей ценой?

По меньшей мере я делаю вывод, что у нас нет общих оснований считать, что нечеловеческие животные чувствуют боль менее остро, чем мы. И мы в любом случае должны исходить из того, что это не так. Мы должны рассматривать практики вроде клеймения скота, кастрации без анестезии, и корриды — как морально равнозначные таким же действиям на людях.

* * *

Оригинал: Richard Dawkins on vivisection: "But can they suffer?" (2011), CC BY-NC-SA 3.0. Перевод: К. Кирдан для проекта Reducing Suffering.

Следить за нашими обновлениями: Telegram, ВКонтакте.