Автор: John Bellamy Foster

Перевод с английского: Дарья Суханинская

Не так давно среди экономистов-экологов, хорошо осведомленных о разрушительном влиянии рыночной экономики на природу, стало популярным мнение, что интернализацию экологических издержек следует понимать в более широком смысле, рассматривая природу и ее различные компоненты как «природный капитал». Сторонники этого взгляда представляют экологический кризис не столько как провал рыночной экономики, сколько как провал системы учета, не признающей, что капитал уже включает все формы существования.

Эко-предприниматель Пол Хоукен популяризировал точку зрения о том, что настоящий капитализм в отличие от того капитализма, который нам пока что известен, будет учитывать природный капитал, тем самым сохраняя окружающую среду. По его словам, система рыночного ценообразования подвела нас, не обеспечив гарантий уважительного отношения к окружающей среде, «по самой удручающей из причин: плохой расчет. Природный капитал никогда не будет включен в баланс компаний, стран или мира. Перефразируя Честерона, капитализм — в целом неплохая идея. Правда мы еще никогда ее не пробовали на практике. И мы должны и будем пытаться ее реализовать, так как действительный капитализм не может быть достигнут и в полной мере осуществлен до тех пор, пока мы не добьемся точного расчета, подтвержденного документально.

Эко-социалист, экономист Мартин О’Коннор определил эту теоретическую тенденцию критически как попытку капитализации природы, что означает «репрезентацию биофизической среды, неиндустриальных экономик и хозяйственной сферы (по сути — человеческого бытия) как резервуаров для капитала», а также предполагает кодификацию этих феноменов как собственности, продаваемой на рынке.

Так, посредством нехитрого изменения терминологии, область воздействия капитала ощутимо расширяется. Прежде вся природа воспринималась как дар капиталу и своего рода внешняя эксплуатируемая область. Теперь она сама все больше и больше «предстает в качестве капитала». Соответственно, сущность капитализма выглядит как переход

«от накопления и роста потребления, подпитывающего внешнюю область, к якобы самоуправлению и сохранению системы капиталистической природы, замкнутой на себе».

Ирония заключается в том, что капитализм по обыкновению видит причины любого кризиса в преградах для расширения капитала, а не в самом расширении капитала. Поэтому решением проблемы становится увеличение области капитала, в данном случае — с учетом того, что природа также оказывается встроенной в товарооборот рыночной экономики.

Подобно Веберу, который признавал в своей «Общей экономической истории», что исторически капитализм основывался на хищническом колониализме, но при этом продолжал отрицать, что это имеет какое-либо отношение к современному рациональному капитализму, более не зависящему от силы или неравного обмена, — современные экономисты утверждают, что капитализм исторически основывался на хищническом отношении к природе, но современный рациональный капитализм-то есть капитализм, достойный этого имени, предназначен для того, чтобы достигнуть баланса в отношениях с ней. Как отмечает Мартин О’Коннор,

«если капитал сам по себе есть природа, а природа представляет собой капитал, эти термины становятся практически взаимозаменяемыми; в обоих случаях речь идет о воспроизводстве капитала, что является синонимом сохранения природы. Планета в целом — это наш капитал, которому необходимо устойчивое управление».

Однако со всей риторикой оценки природного капитала, фактическая работа системы существенно не изменилась и не планирует изменяться. Таким образом, риторика о природе и планете как о капитале в действительности служит тому, чтобы скрыть реальность чрезвычайной эксплуатации природы ради интересов рынка. Более того, основным результатом включения такого «природного капитала» в капиталистическую систему товарного производства, даже если это удастся, станет дальнейшее подчинение природы потребностям производств, которые, однако, не будут преобразованы ни в какое новое богатство. Не произойдет никакого накопления природного капитала; более того, природа будет все больше конвертироваться в деньги или другие абстрактные единицы, подверженные превратностям Уолл-стрит.

«Товар, — как отмечает эко-марксист, экономист Эльмар Альватер, — нарциссичен; он видит только себя, отраженным на золоте».

Сегодня части леса красного дерева в северной Калифорнии, находящиеся в частном владении корпорации Pacific Lumber Corporation, вырубают, потому что деревья, которые имеют вековую историю, объявлены непроизводительными. Кроме того, правила рынка (и Уолл-стрит) требуют, чтобы их заменили более молодыми, быстро растущими деревьями, чей рост может быть полностью управляем. Трагичная судьба этих лесов, как отмечалось ранее, объясняется не их снятием с рыночного баланса, а, наоборот, их включением в него. Рынок лишен внутреннего механизма, способного распознать необратимость таких решений в пределах одной человеческой жизни (восстановление ущерба растянулось бы на много поколений — даже если бы система вообще позволила такой дорогостоящий, с точки зрения рынка, процесс восстановления).

Новое преобладающее видение экономики природопользования направлено на то, чтобы распространить сферу компетенции капитала на всю природу под видом средства ее сохранения. Как критически замечает Мартин О’Коннер,

«тому, что мы могли бы назвать экологической фазой капитала, больше соответствует не образ человека, воздействующего на природу, чтобы производить блага, впоследствии присваиваемые классом капиталовладельцев. Отныне это — образ природы (в том числе человеческой), увиденной в качестве новой формы капитала, воспроизводимой по всему миру посредством управляемых режимов инвестиций, и «интегрированной в расчеты циклов производства и потребления». А также посредством отзеркаливания ценовой системы, распространяющейся в пространстве и времени. Это — природа, помысленная в терминах капитала».

Сайт проекта «Burned: Are Trees the New Coal?»

Текст на “Akrateia”