О псевдомогуществе и могуществе
«Кто для того, чтобы существовать, должен рассчитывать на безволие других, тот — игрушка в руках этих других, как господин — игрушка в руках своего слуги», — М. Штирнер.
Автор: Денис Хромый.
Анархизм — в сущности, учение глубоко индивидуалистическое, поскольку его конечной целью, как писал Алексей Боровой, является освобождение личности. Однако люди, руководимые индивидуалистическими порывами, на пути формирования своего мировоззрения иногда, к сожалению, сворачивают не туда в силу определённых причин, выбирая для своего освобождения не ту тропу. Стремясь обрести контроль над своей судьбой и автономию над собственной волей, они предпочитают авторитаризм либертарному индивидуализму. В конечном счёте последовательное следование авторитарной идеологии лишь ещё сильнее лишает их самопринадлежности, делает ещё более отчуждёнными и бессильными. Следовательно, ради того, чтобы личность, желающая обрести реальную автономию и собственное могущество над собой, которое не позволит кому-либо подчинить её, могла достичь своих целей, необходимо вскрыть антииндивидуалистическую и рабскую сущность авторитаризма, предложив вместо него альтернативу в виде либертарной философии, способной помочь личностям обрести подлинное могущество, а не псевдомогущество, даже если масштабы влияния такого могущества будут менее значительными.
I
Наращивание собственного могущества личностью посредством «захвата власти» над институтами отчуждения — это гиблая затея, поскольку приведёт лишь к псевдомогуществу. Личность опирается на слаженную иерархическую систему насилия и принуждения (где за неё выполняют все действия подчинённые), но стоит ей лишиться этих институтов — она будет ничем, ведь вместо того, чтобы наращивать свою волю, её отчуждали эти институты, выполняя всё за неё. Такова диалектика раба и господина: волю господина выполняют рабы, но, чтобы быть настоящим господином, нужно всегда самому практиковать и выполнять свою волю. Потому анархизм и есть учение, которое проповедует такое общество, которое может быть построено лишь «господами самих себя» — неотчуждённых и совершающих всё по принципу «прямого действия» — без посредников, институтов отчуждения и иерархий. Да и в целом негоже личности угнетать, отчуждать, порабощать и унижать других личностей — это не индивидуализм, ведь индивидуализм проповедует развитие во всяком человеке личности, а власть всегда покоится на унижении, угнетении, сервильности и деиндивидуализации — «верблюдах» и «рабах», а потому
Как писалось в статье, где сравнивались «Единственный» Штирнера и «Сверхчеловек» Ницше: «Величайший трагизм при этом заключается в том, что безвольные и слабые люди в крупных общественных объединениях обладают гораздо большей силой, чем сильный и самостоятельный индивид. Это сводит на нет возможность эволюционного прогресса, а рождение очередного Сверхчеловека остаётся только случайностью, на которую уповает Ф. Ницше»[1]. Когда такие «властители» опираются в своём «могуществе» на большинство, то они утверждают собственное превосходство лишь посредством физического перевеса сил, что, в свою очередь, лишь свидетельствует об их собственной ничтожности и безвольности — лишь в стадности «их сила», и потому лишь в собственной унификации, слабости и посредственности (деиндивидуализированности) они способны тупо физически подавить действительно могущественную духом инакомыслящую и возвышенную личность — иных способов у таких «властителей», опирающихся на стадное большинство, нет, а потому они, чувствуя собственную беспомощность и ничтожность, наполняются агрессией и ресентиментом, начиная «лаять» тогда, когда каждый по отдельности из них и без своей толпы, в случае встречи с такой личностью один на один, предпочёл бы молчать.
Данную противоположность между псевдомогущественной заурядностью и могущественной личностью мы находим в литературе. Примером первого нас обеспечил Шекспир. Да, это его известный «Король Лир». Король Лир является монархом, который в своей власти опирается на слаженный иерархический аппарат отчуждения, используя сотни воль своих слуг и солдат для собственных желаний. Но как только он отрекается от власти, теряя в своём распоряжении эти сотни отчуждённых, всё его могущество улетучивается: кто он без своей власти? Он становится всего лишь отжившим своё безвольным и бессильным старцем, гниющим постепенно от безумия. Он не способен справиться с обстоятельствами — он немощен и ничтожен — не в состоянии что-либо сделать: он побеждён, сокрушён, потому что его воля и могущество не были ему имманентны: он был господином при монархии, но он не был господином самого себя — господином при самом себе. Вот и вся иллюзия могущества! Но у Ибсена мы находим противоположный этому пример личности, действительно обладающей своей волей и подлинным могуществом: таковой является Доктор Стокманн из пьесы «Враг народа». Доктор Стокманн тоже занимает определённое уважаемое положение в обществе, но когда он, в результате определённых событий, лишается своего высокого положения и поддержки со стороны «сплочённого большинства», став изгнанником, он не становится ничтожеством, он не падает духом — он остаётся властелином своей добродетели и воли — он остаётся самопринадлежным человеком, который не упускает руки и не впадает в безумие, как Лир, но наоборот: он открыто противостоит своим хулителям, он со всей гордостью и честью вершит добродетель и глаголет речи, заряженные благородством. Доктор Стокманн не становится бессильным и разгромленным безумцем — он решает стать социальным революционером, чтобы преобразовать то общество, которое он считает низменным, сделав его более благородным посредством основания школы, в которой будущие благородные люди будут воспитываться. Его воля не угасла, силы его не покинули — он остался непоколебим, потому что его внутренняя воля, добродетель и благородство, составляющие его духовное богатство и могущество, были имманентными ему — зиждились не на конгломерате аппаратов отчуждения, а на внутреннем своеобразии микрокосма. Потому он был автономным, самопринадлежным «господином самого себя», чьё могущество обусловлено его собственной личностью, усилиями, стараниями и волей, а не волей, стараниями и действиями других отчуждённых людей, не владеющих полноценно самими собой. Стокманн, следовательно, был вне ловушки диалектики раба и господина. Воля Стокманна — вот что есть торжество подлинного могущества — благородного и возвышенного!
II
Какому-нибудь ницшеанствующему авторитарию может показаться, что данное обличение псевдомогущества является определённой формой выражения «рабской морали», что, однако, совсем не так и даже наоборот. В основе этой критики лежит стремление к истине и правдивости; она руководствуется глубоким реализмом. Безусловно, псевдомогущество является очень искушающим, поскольку способно обеспечить человека существенным влиянием. Но в то же время обладание псевдомогуществом хотя и даёт личности больше влияния, оно же, как мы выяснили в предыдущей части, значительно сокращает степень независимости и автономии личности — лишает её самопринадлежности в силу того, что псевдомогущество опирается на логику диалектики раба и господина, где воля личности делегирована в своей реализации другим не до конца владеющим собой субъектам, которые выполняют её, тем самым усиливая степень отчуждённости изначальной воли личности, делая тем самым самого господина (личность), как и писал Штирнер[2], игрушкой в руках своих слуг — делая господина рабом своего раба. Таким образом, псевдомогущество — это сделка с Дьяволом: да, личность обретает больше влияния, но платит за это своей свободой, автономией, независимостью и истинным могуществом. Естественно, с моей точки зрения, как
Последовательное отрицание ценности псевдомогущества в пользу более скромного, но истинного могущества личности — это здравый и зрелый выбор того, для кого личная свобода и независимость (автономия) ценнее, чем желание господствовать, подчинять и влиять на как можно большее количество людей. Как верно отмечал анархо-индивидуалист Сидни Паркер: «Если ты не хочешь, чтобы другие властвовали над тобой, то не стремись властвовать над другими сам»[3]. Псевдомогущество, обретаемое через установление господства над людьми и порабощения их воли с последующим принуждением их служить чем-то превосходящему и довлеющему над ними (гетерономии — воли другой личности), является путём, ведущим к деградации и ослаблению личности. Господство, обеспечивающее личности влияние, развращает нравственно саму личность и при этом делает её более зависимой от тех, кем она руководит, превращая её в марионетку своих слуг. Следовательно, именно стремление господствовать, подчинять и повелевать — авторитаризм как такой является очередной формой «рабской морали», поскольку в своей сущности авторитаризм только множит зависимости, деиндивидуализацию, отчуждение, слабости, низменность и уменьшение автономии всех личностей, вовлечённых в авторитарные отношения. Доминация развращает и делает несвободным как тех, кто повелевает, так и тех, кем повелевают (и чем больше повелевающий властвует, тем сильнее усугубляется степень его отчуждённости от себя и тем больше он загоняет себя в гроб, лишаясь личностной автономии). Авторитарно-иерархические отношения насквозь пропитаны несвободой и отсутствием процветания свободных личностей.
Помимо этого, стоит добавить, что именно стремление господствовать является глубоко рабским стремлением. Как известно, именно раб, будучи длительное время унижаем и угнетаем кем-то другим, желает обрести себе рабов с целью компенсировать свой комплекс неполноценности и удовлетворить свой реактивный ресентимент, подпитываемый жаждой восстать и отомстить своим угнетателям и обидчикам. Здесь это стремление к возмездию обретает форму желания к господству, где бывший раб вымещает злобу и реализует желание быть угнетателем, обладающим властью, с помощью рабов, удовлетворяя свои ресентиментарные порывы. Раб всегда желает иметь рабов; свободный же человек всегда желает окружить себя свободными людьми, помогая, вдохновляя и обучая другим тому, как развить в себе способность к перманентному самоосвобождению себя и других. Желание иметь рабов является по сути рабским желанием духовного раба, который через господство над другими рабами желает перестать чувствовать себя униженным, убогим, слабым, безвольным и ничтожным. Авторитаризм, следовательно, есть очередная форма рабской морали, поскольку ничего, кроме всеобщей несвободы, низменности и ничтожности, она в сущности не порождает.
III
В связи с вышеизложенными размышлениями мне хотелось бы концептуализировать в качестве завершающей части этого сочинения два понимания господства.
Размышляя над диалектикой человеческих отношений, я пришёл к тому, что существует два понимания господства: классическое понимание господства и неклассическое понимание господства.
Классическое понимание господства хорошо известно многим: это вид отношений, покоящийся на логике диалектики раба и господина, когда один субъект физически подавляет волю другого, принуждая подчинённый субъект служит на пользу другому господствующему субъекту. В результате постоянной практики таких отношений в сознании подчинённого субъекта формируются устойчивые структуры перцепции, посредством которых подчинённый субъект опосредует своё восприятие отношений с господствующим субъектом, воспринимая уже себя на ментальном уровне в рамках логики раба. Это восприятие опирается на представления о том, чем является подчинённый субъект и как он должен себя вести: подчиняться, повиноваться и воспринимать себя безвольной и пассивной марионеткой, исполняющей безропотно чужую волю. Интересно то, что подчинённый субъект — раб может быть сильнее даже (или несколько рабов, если они скооперируются), чем его господин, но раб продолжит подчиняться уже не в силу физического господства господина, а
Именно такое понимание господства является источником псевдомогущества. Классическое понимание господства широко применяется в авторитарных идеологиях и философии разного рода: Фридрих Ницше, Юлиус Эвола, монархизм, фашизм и т.д.
Неклассическое понимание господства же известно уже меньшему количеству людей. Это понимание исходит не из примитивного, грубого и мелочного порабощения человека человеком, создающего тем самым, как выше было изложено, отношения, в которых господствует несвобода всех. Это понимание, наоборот, исходит из утверждения господства — царства свободы всех. Настоящий господин — свободный человек не может оставлять после себя (воплощения своей воли) рабов. Если классический господин-авторитарий является разносчиком мрака и болезни несвободы везде, куда бы он ни ступил (поскольку везде стремится поработить и подчинить всех), то неклассический господин — свободный человек является тем, кто после себя (реализации своей воли как влияния на других) оставляет после себя свободных людей.
Действительно, как можно считать кого-то свободным, благородным и господствующим, если всё, что после себя такой человек оставляет, это лишь рабство и подчинение? Рабский человек оставляет после себя лишь рабов. Свободный человек оставляет после себя лишь свободных людей. За первым везде ступает рабство — он предвестник и его умножитель во всех отношениях; человек ничтожного склада, неспособный принести процветание личности. За вторым везде следует процветание личности, её возрастание и расширение её свободы. Из непосредственного праксиса первого вытекает лишь несвобода; из непосредственного праксиса второго лишь свобода.
Неклассический господин — это такой свободный человек, который стремится в своём практическом влиянии продлить, как об этом и писал Бакунин[5], свою свободу в других — утвердить господство свободы во всех своих отношениях с другими. Такой человек постоянно стремится вдохновить людей на самоосвобождение, помочь им стать свободными и обучить их учиться быть свободными. Такой человек желает предоставить угнетённым и слабым средства для их освобождения и обретения подлинной силы — могущества в виде становления «господами самих себя». Такой человек лишь индивидуализует, а не деиндивидуализирует людей. Поощряя и развивая в каждой личности, которая встречается на его пути, самопринадлежность, автономию и уважение к достоинству других, такая личность способствует духовному развитию людей, преодолевающих в себе предрассудки, низменности, желание эксплуатировать, подчинять и унижать. Стремление же такое разворачивается в рамках коллективных товариществ, где каждая личность, преодолев в себе «рабскую мораль» в виде сознательного стремления к
Такое неклассическое понимание господства, где личность стремится помочь другим личностям обрести обладание собственной волей, чтобы они больше не позволяли никому властвовать над собой, воспроизводя свою свободу друг в друге и препятствуя тем самым зарождению авторитарно-иерархических отношений с подчинением и рабством, находит своё выражение не только у вышеупомянутого Бакунина, но и у
Оформление: кадры из сериала «Топи». 2021. Россия. Реж. В. Мирзоев.
Источники
1. Гончаров Евгений Дмитриевич. «Единственный» М. Штирнера и «Сверхчеловек» Ф. Ницше: сходства и различия. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/edinstvennyy-m-shtirnera-i-sverhchelovek-f-nitsshe-shodstva-i-razlichiya.
2. Макс Штирнер. «Единственный и собственность». Харьков: Основа, 1994. С. 182.
3. Сидни Паркер. «Анархо-индивидуализм». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/anarchism_individualism_guide?utm_source=teletype&utm_medium=telegram&utm_campaign=notice_article.
4. Этьен де ла Боэси. «Размышления о добровольном рабстве». URL: https://ru.theanarchistlibrary.org/library/eten-de-la-boesi-rassujdenie-o-dobrovolnom-rabstve.
5. Бакунин писал: «В самом деле, я свободен лишь тогда, когда все человеческие существа, окружающие меня, мужчины и женщины, равно свободны. Свобода других не только не является ограничением или отрицанием моей свободы, но, напротив, есть необходимое условие и утверждение ее. Я становлюсь истинно свободным лишь благодаря свободе других, так что, чем больше количество свободных людей, окружающих меня, чем глубже и шире их свобода, тем распространеннее, глубже и шире становится моя свобода. Напротив, рабство людей ставит препятствие моей свободе, или, что сводится к тому же, именно их животность и является отрицанием моей человечности, ибо — повторяю еще раз — я могу назвать себя истинно свободным лишь тогда, когда моя свобода, или, что то же, мое человеческое достоинство, мое человеческое право, заключающееся в том, чтобы не повиноваться никакому другому человеку и руководствоваться в моих действиях лишь моими собственными убеждениями, лишь когда эта моя свобода, отраженная равно свободным сознанием всех людей, возвращается ко мне, подтвержденная согласием всех. Моя личная свобода, подтвержденная таким образом свободой всех, становится беспредельной» (Бакунин Михаил Александрович. Избранные философские сочинения и письма. Издательство «Мысль», 1987. С. 501-502).
6. Альберт Либертад. «Свобода». Приводится из сборника «Человек после общества. Антология французского анархо-индивидуализма начала ХХ века». Изд. «Эгалите», Саратов, 2022. С. 72.
7. Манюэль Девальд. «Размышления об индивидуализме». Из главы «Либертарный индивидуализм и авторитарный индивидуализм». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/-d5-fOxvjwV.
8. Манифест парижской группы «Reveil De L’Eschlave». «Чего хотят индивидуалисты». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/chego_hotyat_individualisti.