Сто и одна бессонница
ЙУХАНН ИЛИ ЙОХАНН
Кому как нравится. Его называли по-разному. Это был небольшой, но наглый усатый кот турецкой породы. Турецкоподданный. Не доставал до звонка, но мяукал в дверь. Если не открывали, то влезал в форточку — как янычар. Блондин с изумрудными глазами — он канал за арийца. R принес его котенком — в отместку Анжелке — большой любительнице больших собак…
Вначале Анжела, приняв его за клубок ангорской шерсти, сбросила его с постели. Спросонок — страшно заорал и укусил эRа за большой палец ноги.
Вот так они и познакомились.
В этот же день Анжела вытащила из его крошечной розовой пасточки измочаленный клочок бумаги — это было все, что осталось от родословной:
…Й.
.У …
…ХА…
…нн…
— Ничего не поделаешь, — назовем его Йоханном, — решил R. Дети во дворе дразнили: «Ёхан-Похан»… Соседка, жена Ядгара — жалела: «Ёркин-жон»…
— Пойдем, вмажем, Йоханнчик, — звала Анжела, разливая молоко на троих. R тоже любил молоко, но…
— Брысь с Анжелкиной груди, Ёган-швайн…- стряхивал его R.
— Это же кошечка…- благоволила Анжела.
— По паспорту — кот. Тоже мне, ус моржовый…- отрезал R.
Анжела учила Йоханна команде «апорт!». Однажды он бросила палку, а Йоханн принес в зубах полуживую мышь. После этого Анжела не пыталась сделать из Йоханна собаку.
Как все янычары — Йоханн любил погулять. Уже через год соседки стали вешать на него всех собак. Уже через год Йоханн ходил весь в зеленке: «Solutio Viridis nitentis spirituosa 2%» — это сердобольная Анжела замазывала на нем следы котовских драк. На белой породистой шерсти турка отпечатывались следы стрессовых случаев и взаимной любви, следы бурной молодой биографии: по всей спине — черный резиновый отпечаток жигулевского протектора, морда вся покоцанная, одно ухо разодранное — как у Ван Гога, сам худющий, глаза круглые и огромные — горят сумасшедшим изумрудным огнем…
— Опять эта Черная кошка! — это не гребля, а убийство! — вычесывая черную шерсть с блудливого белобрысого кота, — жалела его Анжела.
—
…а каким он был маленьким!
По ночам, когда кто-нибудь ходил в туалет пописать, — Йоханн оживал, выбегал из засады и хватал полуночников за голые пятки. Помаленьку зверел.
И вконец озверел. Грыз туфли и тапочки, затачивал свои когти на коврах и паласах, бегал по стенам — отлавливая Рому, бедного волнистого попугайчика с разодранным хвостом и маленьким, но крепким кривым носом.
Бедный Рома, потерявший свою подругу Ксюшу — их обоих R купил в дуканчике «ХАМДАМ — ВАМ ДАМ», а точнее:
«ЖАН КЛОД ХАМДАМ» ШОП-ДУКОНИ,
с которого все и началось.
R был с бодуна, голова трещала как спелый арбуз — готовый вот-вот лопнуть.
R шел по середине, по правую руку от него — одесную — плыл величайший бедуин ферганской долины Шам-Шад, а по левую — ошую — Мевяо, легендарный Мевяо в огромных зеленых очках — как крыловская стрекоза, одетая не по сезону. За огромными зелеными стеклами проглядывали синяки и ссадины.
— А что у тебя морда покоцанная? — спросил R у Мевяо.
— Да, вчера вышел из кабака, — отвечал простуженный Мевяо, — а асфальт — на дыбы, — как с цепи сорвался — и по морде, по морде…
Шам-Шад скромно поморщился — такие штучки были не по его кейфу. А у R у самого болела голова — не было сил даже шутить. Втроем они завалились в дуканчик. R бывал там частенько. Здесь можно было купить буквально все — были бы деньги.
Продавцами там работали два брата-близнеца. Одного звали Ёпик, а другого — Очик. Ёпик был замкнутым, скрытым, себе на уме, а Очик — открытым, любитель поболтать, душа нараспашку.
Дуканчик был близнецовым. Братьям помогали две сестры, тоже двойняшки. Одну звали Мархамат, а вторую — Илтимос. Мархамат была простодушной, гостеприимной, общительной, а Илтимос — обязательной, исполнительной, трепетной, любящей одиночество.
Хозяином дукана являлся отец двух братьев-близнецов, он же — строгий дядя двух сестер, которого звали Илтимос Суянмангиз.
Полки дукана оседали под всякой пестрой всячиной и импортным барахлом: турецкие кожаные куртки, китайские кроссовки, корейские магнитофоны, австрийские и итальянские презервативы с шипами — из гуманитарной помощи для банановых республик, жевательные резинки — оттуда же, американские сигареты, набитые и упакованные в странах 3-го мира, арабские и иранские шоколадки, немецкие и испанские вина и ликеры…
R купил бутылку немецкого «Киви» — ликера, пачку колумбийских сигарет «Шиз-Галес», а на сдачу взял килограммовую пачку колумбийского кофе в вакуумном пакете и шоколадку «Vispa» для Анжелки.
R никогда не думал, что клюнет на глупейшую рекламу:
«Делай все, что тебе нравится вместе с шоколадом «Vispa»!
А в это время Анжела с полным ртом спросила R:
— А тебе нравится?
— Нравится ли мне… Нравится ли… Нравится… — ответил с воодушевлением R.
— Тогда купи мне шоколад «Vispa» — попросила его Анжелка, которая была красивой, а красивые женщины всегда любят глупые и дорогие безделушки.
Денег на картошку — как обычно не хватило. Но Анжелка должна была быть довольна, она всегда была довольна, когда ее рот был набит шоколадом.
Втроем, — вместе с бутылкой ликера — они пошли к Анжелке. По дороге Мяо взял у R бутылку:
— Не дай Бог, уронишь…
На что R стал возражать, но Мяо так вцепился в бутылку, что R ничего не оставалось делать — как подчиниться. Мяо нежно обнял пузырь, так же нежно, с любовью — он положил во внутренний карман своего пальто, своей авангардистской хламиды — пузырь ловко проскользнул мимо кармана и грохнулся об тротуар…
Между тремя величайшими представителями русскоязычной словесности растекалась лужа красивой нежно-зеленой благоухающей жидкости из Германии…
На Мяо страшно было смотреть, а он сам боялся смотреть на R. Слов не было, — немая сцена… три мужика, двое с похмелья, и последний — разбитый! — пузырь. И Анжелка, которая ждала их с пузырем, — она так любила этот ликер «Киви»!!!
Смерть пузыря переживали мужественно, как и подобает мужчинам. Ни единой слезинки не скатилось с мужественных скул эRа, он даже попытался пошутить:
— Ну что, мужики? Давай постоим, подождем — пока ликер не застынет, потом мы соберем этот зеленый лед домой, — Анжелка его растопит…
Мяо попытался смеяться шутке, но у него ничего не получилось. Делать было нечего — пошли к Анжелке, но уже без настроения и без пузыря.
— Молодые цыплята в самом раннем возрасте! — встретила их ничего не подозревающая Анжелка, занося с кухни сковородку с жареными яйцами — единственное блюдо, которое она могла готовить. Позже она научится готовить жареные яйца с жареным луком, после того, как R ей скажет, что они повышают потенцию…
В тот день, как назло, один прокол шел за другим. Когда Анжелка съела шоколадку, а великая троица — скворчащие яйца — яичницу — глазунью — прямо со сковородки, — R потянулся за пакетом с колумбийским кофе. Пакет был золотистого цвета, блестящий — на нем была нарисована чашка дымящегося кофе, а усатый колумбиец в сомбреро держал в руках корзину, наполненную кофейными зернами:
«COLUMBIA KOFFEE» -
было написано на нем коричневыми буквами по-немецки: “Dieser kaffee ist aromaschutzend vakuumverpackt. Packung geschlossen kuhl und trocken aufbewahren. 1 kg. Goldene tasse”.
R попытался разорвать край пакета руками, но у него ничего не получилось.
— Давай, я зубами попробую…- выхватил пакет виноватый Мяо, — я бормотуху спокойно зубами открываю, а этот кефир и подавно.
Мяо вцепился в пакет своими маленькими хищными зубами, но пакет не поддавался. Мяо скосил глаза, не выпуская из зубов пакета, и стал читать по складам: «Mit Columbia Kaffee servieren Sie Lhren Kunden einen Kaffee, der durch seine ausgewogene Komposition einzigartig its — ein Kaffee hach osterreichischer Nradition…».
— Анжела, принеси ножницы… — попросил R, — после сытного обеда не мешало бы вмазать по чашке горячего кофе.
— Вытравили твари Матрене тавро на таре… — Шам-Шад, — спросил Мяо, а ты так можешь?
— Плывет клипер, на клипере шкипер, у шкипера триппер… — а это надо обязательно по-немецки, и
Анжела пошла за ножницами. R распечатал пачку «Шиз-Галеса», закурил. Шам-Шад молчал и мило улыбался. Он не курил и
Из всего этого R понял только последнее слово:
«GARANTIEREN»… -
— гарантия. К этому времени Анжела принесла ножницы. R забрал пакет у Мяо и аккуратно разрезал край:
— Сейчас я сварю вам кофе по-турецки…
Из плотно набитого вакуумного пакета прямо на стол посыпался порошок белого цвета…
Все четверо стали нюхать его и пробовать на язык. Нет, — трое, — так как хитрая Анжела сыпанула порошок Йоханну в молоко, сама пробовать не стала:
— А может это крысиный яд? Если он через пять минут не сдохнет — то это можно есть.
— Вот это кофе! Garantieren… — психанул R и дал волю своим долго сдерживаемым
чувствам. Всю злость за разбитый пузырь «Киви», за прокол с кофе — R решил излить на Илтимос Суянмангиза, схватил разрезанный пакет и ломанулся из дома.
— Уже поздно. Дукан закрыт… — едва-едва остановила его уже в прихожей терпеливая Анжела. По своему опыту она знала, что в такие минуты с R лучше не ругаться, а наоборот…
— Рядом с кофе даже не лежало… — уже начал отходить R.
Анжела заварила крепкого черного индийского чая — «индюшку», потому что Шам-Шад пил только черный чай, зеленый он не любил, а Мяо не видел никакой разницы между чаем и кофе, пил только спиртное…
Анжела принесла огромный китайский чайник, склеенный на базаре из двенадцати ровненьких осколков, — что удивительно — чайник не протекал; в него влазило полтора литра крепко заваренного купеческого чая, R называл его «Большим Бэмом»…
Шам-Шад снисходительно нюхал порошок, Мяо ему помогал, R уже остыл, Йоханн еще не помер, они еще раз попробовали на язык, Анжелка тоже — все стали вежливо пить чай из глиняных пиалушек, Анжела принесла мед…
Шам-Шад пил чай и не курил, Мяо курил и пил чай, R курил и чай не пил. Завязывалась беседа…
— Вкусные сигареты «Шиз-Галес», — сказал Мяо, — вкуснее, чем «Астра»…
Все промолчали… беседа завязывалась… сигарета дымила в пепельнице… пепельница была красивая, японская, в виде свернутой рыбки… Мяо открывал рот — из его рта вылезали слова, он что-то спрашивал, а
— Уважаемый Шам-Шад, какие проблемы стоят перед литературой?
— Не знаю, — ответил Шам-Шад и лизнул порошок, — пожалуй, смерть.
Анжелка с Йоханном на кухне нализавшись… ха-ха-ха… на Тякше — кайф, на
Мяо говорил, принюхиваясь:
— Представляется ли тебе литература как единый процесс или всякий художник это непроницаемый мир?
— Литература — единый процесс, и каждый художник — непроницаемый мир…- блестяще отпарировал Шам-Шад.
— Наверное, это конский возбудитель…- сказала Анжела на кухне, забавляясь с обалдевшим Йоханном.
R молчал, курил и видел Шам-Шада и Мяо в зале за большим круглым столом, накрытым китайской скатертью с драконами и домиками под кривыми изогнутыми крышами… R все слышал и ничего не понимал.
— Какими качествами, — продолжал Мяо, переключившийся с пакета на
— Спокойствие, страх перед реальностью, чувство всеобщности… — вежливо, как неразумному ребенку, объяснял Шам-Шад.
Если хочешь сил моральных
И физических сберечь… — вспоминал R…
На кухне громко гремела посудой тихо кайфующая Анжела. Сзади на нее бросался — вразнос балдеющий Йоханн. Душа Мяо жаждала самоутверждения, реабилитации, и он не унимался:
— Несколько имен на твой вкус…
Пейте кофе натуральных -
Укрепляет грудь и плеч… — вспомнил R… и забыл.
— Хандке, Драгомощенко, продолжал уплывать от ответа к ответу кейфующий дервиш, — Ботто Штраус, Ольми (кино), Эшбери…
— Илтимос Суянмангиз, Жан Клод Хамдам… — дополнил список имен R, стараясь вспомнить: … зачем он хотел видеть этого человека?…
— В чем ошибка литературы? — спросил R у Мяо.
— Разрушение видимого и профанация невидимого… — ответил Шам-Шад.
Говорила мне Анжелка:
Не плевай в своя тарелка… — сказал R.
Анжелка и Йоханн на кухне уронили сковородку.
— R, — закричала из кухни Анжела, — Йоханн ко мне пристает!…
— А ты попробуй объяснить ему, — ответил R, — что ты устала, что у тебя месячные и у тебя болит голова…
— Что есть литература? — выдыхался Мевяо.
— Бытие — к — смерти… — философствовал Шам-Шад, — в наши дни, когда повсеместно (в искусстве — чуть ли не тотально) — происходит разрушение видимого и профанация невидимого. Элиот и Паунд остаются образцами духовной одержимости, обращенной к поиску вечно ускользающей поэтической целостности…
— Это наркотик! — догнал R, — они все кайфуют…
— Ты прав, — сказал Мяо, — по-своему…
— Когда Иосиф Бродский говорил о поэзии как аллюзивном искусстве, — продолжал кейфовать Шам-Шад, — он, вероятно, прежде всего, имел Эзру в виду — Паунда…
— Кончай базар! — из кухни вышла Анжела, — мне ничего не понятно. Надоел мне этот Славик…
За Анжелой выскочил Йоханн, и они вместе стали играть в прятки. Анжела начала считать:
У попа была коза -
Через жопу тормоза.
Поп на ней зерно возил
И ушами тормозил…
В ухо семечко попало -
Тормозить коза не стала…
Маяться выпало Йоханну.
— Котик, если ты меня найдешь, — я твоя. А нет — я вон в том шкафу — сказала Анжела и поплыла в спальню.
За ней поплыл Мяо в огромных зеленых очках.
— Тормозить коза не стала… — подметил R, — в ухо семечко попало.
Шам-Шад отвечал кому-то на вопросы и говорил… говорил… говорил…
Йоханн лежал на паласе и совсем забыл, что он должен искать Анжелу.
— Ленивый кот… — подумал R и стал представлять, как этому козлу Йоханну в ухо попало маленькое конопляное семечко и тут же — на его обалдевших глазах — словно по мановению волшебной палочки индийского факира — стало быстро-быстро расти и превратилось в огромный куст индийской конопли с большими, ширистыми тяжелыми головками.
Йоханн продолжал лежать в зале на зеленом паласе, под огромным кустом, который продолжал разрастаться из его уха и уже напоминал афганскую пальму, верхушкой упирающуюся в потолок.
— В жизни бы так!… — вслух размечтался R.
От его голоса проснулся Рома, сиганул с гардины и, нарезав пару кругов по залу, — спикировал на макушку афганской пальмы.
— Кыш-кыш… — замахал на него руками R.
Шам-Шад продолжал что-то говорить. Рома презрительно посмотрел на него сверху вниз и жадно защелкал клювом.
На стол, покрытый китайской скатертью, на
— Здрав-ствуй, поп-ка, Но-вый год! — радовался наверху Рома, — ха-ха-ха…
— Ах, ты, дрессированный анашист! — обозлился R, — Ёгана на тебя нет, индюк голландский…
Йоханн продолжал спать. Шам-Шад продолжал что-то говорить. Радостный Рома продолжал обжираться. Анжелки не было…
— Тормозить коза не стала… — вспомнил R и мимо афганской пальмы, мимо спящего Йоханна, мимо говорящего Шам-Шада — прошел в спальню…
ВОЗБУЖДЕННЫЙ МЯО
в зеленых очка стучался в дверь шифоньера. Из шифоньера, по иудейски — вопросом на вопрос — ему благосклонно отвечала Анжела:
— Мяо, а у тебя мама есть?
— Есть…- отвечал Мяо.
— Вот и иди к своей маме…
Мяо ничего не ответил, так как увидел R — схватил его за грудки и стал выталкивать из спальни. R ничего не оставалось делать, — как делать то же самое.
Вдвоем они оказались на лестничной площадке.
Две вещи поразили R. Первое — это то, что Мяо его не узнавал: ему очень понравилась Анжела, и он никак не мог понять, что здесь делает R? А второе — это то, что Мяо, несмотря на свой тщедушный вид хлюпика-интеллигента, оказался сильным, проворным и ловким — ногами дрался как руками…
На лестничном пролете R поднял Мяо, — в воздухе Мяо напоминал паука-тарантула — через некоторое время после недолгой борьбы — его руки и ноги, словно щупальцы, оплели решетки перил, и R никак не мог оторвать Мяо от них…
— Ты кто такой? Твое имя как? — спрашивал Мяо у R, когда они шли к трамвайной
остановке мимо ночного базарчика. Было очень холодно, хотя снега еще не было. На небе висели огромные колючие звезды и тихо звенели от мороза — как далекие холодные сталактиты. Немытые нечесаные пряди волос Мяо свисали на голове сосульками. Под покрасневшим носом не успевали замерзать сопли, — Мяо утирался рукавом своего авангардистского пальто. Зеленых очков не было, — видимо где-то валялись, разбитые.
Мяо был похож на болезненного Белинского — когда R оставлял его на пустой трамвайной остановке. На улице не было ни души. R испытывал угрызения совести, когда оставлял Мяо, одного — потерявшего все ориентиры.
Но делать было нечего — дома его ждали Анжела и килограммовая пачка колумбийского кайфа. Надо было торопиться…
Когда R подходил к дому — увидел Шам-Шада в длинном темном плаще дервиша, уплывающего в другую сторону — Шам-Шад торопился на работу. Он, видимо, совсем забыл, что на улице час ночи и к тому же — воскресенье, выходной…
Мяо, наверное, уже сел в свой последний трамвай и уже ехал на нем в
КОКАИН,
героин, морфий, гашиш, кукнар, анаша, ЛСД — перебирал по памяти R, когда заходил домой, — что это может быть?
Кофе из Колумбии, а в Колумбии растет кока, значит, это — скорее всего — кокаин. А может быть ЛСД? Какого он цвета? Надо посмотреть в Большой Советской Энциклопедии.
Дома был полный разгром — это когда R провожал Мяо домой — они, оказывается, прошли из спальни через зал, кухню, кабинет R, ванную, лоджию и прихожую — везде остались следы бурного прощания. Йоханн продолжал спать в зале на зеленом паласе, Рома спал в своем углу — на гардине. Во всех комнатах горел свет. Анжелы нигде не было. Куста индийской конопли тоже. Конопляные жирные зерна, просыпанные по всему паласу, по скатерти на столе — исчезли, их словно корова языком слизнула…
— наверное, Рома все сожрал… — чертыхнулся R и полез в шифоньер за энциклопедией — в книжные шкафы Большая Советская не помещалась, и поэтому R держал ее в шифоньере. Там он нашел спящую Анжелу. Вместо подушки — у нее под головой лежал двенадцатый том БСЭ. Кокаин, кофе, Колумбия — как раз в этом томе! R осторожно вытащил из шифоньера Анжелу вместе с двенадцатым томом. Надо же, какое совпадение — как раз нужная дюжина, значит это не случайно, значит это судьба.
Анжела даже не проснулась, когда R уложил ее в постель и бережно накрыл одеялом.
Затем R сел в кабинете за свой рабочий стол и открыл двенадцатый том на странице 394: кокин, кокаинизм, кокаиновый куст, Коканд, город в Ферганской области Узбекской ССР. Расположен в западной части Ферганской долины, в низовье реки Сох, «Сохский веер». Узел железных и шоссейных дорог из Ташкента в Ферганскую долину. К югу от Коканда проходит Большой Ферганский канал (два канала — побратима: Большой Ферганский и Беломор! Беломор-канал, канал и доканал… До канала… 25 папирос — впереди всех! До канала… Папироска, великая — как Америка…).
Коканд впервые упоминается в Х веке. Был расположен на караванном пути из Индии (вот откуда индийская конопля!) и Китая. А еще R вспомнил, что в Коканде про коноплю говорят: «Виноград кушай, где рос — не спрашивай». А к поговорке «Собака лает — нарко-караван идет» добавляют: «Чтобы собака не пугала верблюдов — ее пристреливают»…
В Х111 веке разрушен монголами. В 1732 году на месте крепости Эски-курган возник город, получивший в 1740 году название Коканд (а причем здесь Коканд?)… С 1740 года Коканд — столица Кокандского ханства.
— а причем здесь Коканд? — проснулся R и снова положил свою тяжелую голову на Кокандскую автономию, кокандское восстание 1873-1876 гг. и на все Кокандское ханство… Стр. 395.
…прямо перед глазами R — рисунок: кокаиновый куст, цветущая ветвь, цветок… Ниже — фотография: Коканд. Дворец Худояр-хана. 1871. С облицовкой глазурованными желтыми и зелеными плитками — фасад, резьбой по ганчу и дереву и росписью клеевыми красками… мастера Ма-Расул, Ма-Солех и Хакимбай…
…R спал и ему снилось Медресе-и Мир и ханские усыпальницы Дахма-и Шохон…
…кокандские ханы происходили из узбекского племени минг… В 1758 году Коканд рассматривался в Бухаре как самостоятельное государство… При ханах Алиме, Омаре и
…сон был тревожным, слышались какие-то скрипы и шорохи. R казалось, что кто-то влезал через окно. Надо было вставать, — но руки и ноги его не слушались, отказали. R хотел что-то сказать и не смог даже пошевелить губами.
…в комнате горел свет. Когда R просыпался — он хотел лечь нормально в постель, раздеться и выключить свет… но напрячься и встать — сил не было…
…R поднимал голову и перед его глазами:…на границах с владениями казахов кокандские ханы строили свои сильные крепости — Ак-Мечеть (ныне Кзыл-Орда), Аулие-Ата (ныне Тараз), Пишпек (ныне Бишкек)…
…бухарский хан Насрулла отнял у Коканда Ташкент и Ходжент… В Коканд назначен бухарский наместник…
…призванный ферганцами двоюродный брат Алим-хана — Шир-Али-хан изгнал бухарцев и, отразив новый натиск Насруллы — отвоевал Ташкент и Ходжент…
…от колумбийского кофе — R, как скорый литерный поезд, экспресс, сквозной — пролетел до Коканда и тормознулся уже в Кокандском ханстве. И там — как армия Искандера Двурогого — затерялся… потерялся… исчез…
СНЕГ
Всю ночь падал снег. Красивый, как стихотворение Мяо:
«»»»»»»»»»»»»»»»
«»»»»»»»»»»»»»»»
«»»»»»»»»»»»»»»»
«»»» снег «»»»»»»
«»»»»»»»»»»»»»»»
«ЖАН КЛОД ХАМДАМ -2» …
R открыл глаза и сразу увидел рядом с ним сидящую Анжелу. Она с кошачьим прищуром смотрела на него и
R вскочил и начал стремительно собираться — 45 секунд! — пока горит спичка в заскорузлых пальцах старшины…
— где сумы? Сумы давай! — на ходу одеваясь, закричал Анжеле. Она не пошевелилась, только молча посмотрела на R. R был немного не в себе и взъерошен — у него возникает ссора с Анжелкой
— может быть не надо… — попыталась смягчить его Анжела.
— баба она и есть баба! — и никакой фойды не понимает! — короче! — и R выгреб из тумбочки все деньги, которые сам туда когда-то положил — и хлопнул дверью.
По обледенелой дороге, нахлобучивая на себя шапку и обматывая шею шарфом — он летел к дуканчику «ЖАН КЛОД ХАМДАМ» — покупать колумбийский кофе…
Только сейчас он заметил перемену на улице. За ночь намело столько белого искристого снега — что все вокруг было белым-бело.
— сколько кокаина! — вспыхнуло в мозгу R и тут же погасло. Несмотря на столь раннее утро —
Под ногами редких прохожих — в основном, сменных рабочих — поскрипывал снег.
Проскакивали на замерших стыках первые заиндевевшие трамваи. У длинного «Гастронома» выстраивались две очереди:
первая — за молоком — дедушки-бабушки с пенсионными, ветеранскими книжками и орденскими колодками на пиджаках. Здесь все знали друг друга в лицо. Здесь велись свои разговоры, и царил свой порядок;
и вторая — за бормотой. Здесь тоже все знали друг друга. Здесь тоже велись свои разговоры, и царил свой порядок. Один Савелий, — которого знали обе очереди — менялся время от времени. Полтора месяца походит за молоком, а потом опять меняет очередь и тоже — месяца на
Рядом с «Гастрономом» находился дуканчик «ЖАН КЛОД ХАМДАМ». На его дверях висела табличка:
«ЁПИК»…
— Ёпик так Ёпик…- решил R и стал ждать, когда появится Очик. На старой белоснежной — Газ-21 — с оленем на капоте — подъехал Ходжаин — Илтимос Суянмангиз. Первым выскочил Очик, сразу открыл дверь дукана. Ёпик убрал табличку со своим именем, а милые Мархамат и Илтимос сразу стали раскладывать по полкам товары.
…кофе осталось всего две пачки. R их купил и попросил еще. Больше не было. R — на радостях — забыл взять сдачу и бегом помчался домой. Закрыв двери на все щеколды, цепочки и замки — он постелил на большой круглый обеденный стол старые газеты с портретами Брежнева и Черненко — над которыми ножницами стал аккуратно разрезать один пакет за другим — из каждого сыпался… — R не хотел верить своим глазам — самый настоящий кокаин.
ЗИМА
R родился зимой, может, поэтому зиму он не любил. Зимой было ужасно холодно и
Потом R не мог без тоски и боли смотреть на закутанных, зачуханных женщин в пальто с кошачьими облезлыми воротниками или в искусственных пожилых шубках — под леопарда не первой молодости. R не имел путан, — и в виду тоже — которые все в мехах и коже выходили и заходили в белоснежные «Mercedes»ы или черные «Rolls-Royce»ы. Этот разговор сейчас не о них. У них всегда — Гавайи, тропики вместе с субтропиками.
А наши простые трудолюбивые нежные женщины, красивые женщины, прекрасные женщины — только раздень, попробуй! Это же Рубенс, Тициан, Рафаэль!!! Это же эпоха Возрождения — замаскированная как в годы войны (и удачно, причем, замаскированная!)… И они в ватниках и кирзачах…
Зимой — холодно. И рабочему человеку требуется больше для сугреву. Пьяных больше. А денег меньше. Люди ходят, понурив головы — с похмелья, от безденежья или — как бы не поскользнуться…
И вот у R возникла проблема — начала протекать труба водяного отопления. Из дырки в трубе хлещет кипяток, вокруг струи — клубы пара. Чем затыкать? Кого звать? R притащил из ванной таз, а сам стал судорожно прятать свои три пакета «Колумбийского кофе».
Снизу застучали по трубе — видать соседей тоже затопило. R не знал — то ли ему расстраиваться, то ли радоваться. Но в любом случае надо было жить и действовать. И R решил позвать сантехника, но сантехника, как обычно, на месте не оказалось — «на выезде» -
сказали ему в ЖЭКе. Потом сантехник
В конце концов, сосед с первого этажа — алкаш дядь Коля — пришел и за две бутылки бормоты все сделал в шесть секунд…
-УХ-Х-Х-Х… НАКОНЕЦ-ТО… -
передохнул R, но вспомнил про три пакета. С ними будет потяжелее. Сколько это будет стоить, — если выставить это все оптом на аукционе Сотбис? А?
Господа миллионеры! Снимайте свои котелки, шляпы и цилиндры — новые бароны наркомафии — сэр R и леди Анжела…
Бам-бам-бам! — по лысине мажордому белой перчаткой, чтобы не путался в званиях!!!
— простите, господа, — барон наркомафии R с баронессой Анжелой!
— Виват, господа!
— Выпьем, господа!
— Еще по одной, господа!
— За молодую пару баронов!!!
Надо было подкрепиться. R отправил Анжелу на базар, а сам полез, а свой тайничок — на лезвии ножа вытащил щепотку кокаина — потом все закрыл, привел в порядок, сел в кресло и поднес блестящее лезвие к своему носу…
ЗИМНЯЯ СПЯЧКА
…Анжела уже полчаса звонила и никак не могла дозвониться. R спал и ему снилась Анжела — когда R увидел ее в самый первый раз — она сидела на огромных воротах Самарканд-Дарвоза. Когда он узнал, что ее зовут Анжелой — он четко понял, что это судьба. Тем более, разве это случайность, что это — Анжелы…сыпятся… десантом… с неба…
Да-а-а-а-а…
…Йоханн, лежавший рядом с Анжелой, вдруг превратился в огромного льва, и R испугался: что может быть, — если этот громадный Йоханн выскочит на улицу…
— хорошо, что Анжела сидит на воротах… — подумал R, хотя, что такое ворота для льва? — калитка…
R спал полуголый — в джинсах, но без рубашки — на зеленом паласе. Его окружали белые стены с портретами и картинами его друзей. Один художник повесился. Другой — умер. А этот эмигрировал из Союза на Запад. Сейчас Союза нет. Эмигрировать? Куда? Откуда? Этого художника убили. Этот утонул…
И R — без рубашки, в одних джинсах, на босу ногу — лежит красиво на зеленом паласе и спит в окружении своих друзей…
— ау-ау-ау… Где вы, старые мои друзья?! Что вы молча смотрите на меня? Что мне делать? Подскажите… Так же и вы не получили ответа на свой последний вопрос:
— ЗА ЧТО?
— ЗА ЧТО?
— ЗА ЧТО?
…почему жизнь загоняет здорового, крепкого мужика, видевшего-перевидевшего всего — в такие ситуации, когда у него нет больше слов, когда он может только тихо позвать: «Мама… Мамочка… Ау, мама…», а мамы давно уже нету у вас, осиротевшие люди…
…а сейчас R спит и ему снится Анжела в зеленых штанишках, как тогда — первый раз — на воротах…
…а ворота были громадные — Самарканд-Дарвоза.
Она смеялась… Солнце било в глаза и мешало смотреть в ее лицо, и сорок косичек вокруг ее лица — переплетались с солнечными лучами, и она смеялась — Сари-киз — Желтая девчонка с хитрыми кошачьими глазами, похожая на
— а почему мои ворота превратились в громадные Самарканд-Дарвоза, почему? — потерялся на минуту R и сразу же все забыл, как только увидел Анжелу на воротах, которая смотрела на него своими кошачьими глазами и смеялась.
— Как тебя зовут?
— Анжела…
— Анжела?! — R четко понял, что это уже с ним было.
И Йоханн, превратившийся в огромного льва, стоял рядом с воротами. Как сфинкс. Охранял Анжелу — Нефертити…
И комнату охраняли друзья на стенах, комнату — в которой на паласе спал R — словно сторож музея: МУЗЕЙ ДРУЗЕЙ. А R — ночной директор…
И комната, в которой спал R — наполнялась Анжелой, а Анжела к этому времени не переставала звонить — в надежде, что R проснется…
А R видел во сне Анжелу и не просыпался. Тогда Анжела вспомнила, что ключи она брала с собой, открыла двери, — R спал…
…и тогда она стала его понимать… и давать… ему… себя… понимать…
— если я тебе не дам, кто тебе еще не даст? — спросила Анжела R.
— R, повтори, что я тебе сказала…
— не скажу…
— скажи…
— не скажу…
— ну, тогда скажи: не помню…
— не помню…- сказал R…
–…R, о чем ты думаешь?
— О тебе, обо мне, о нас с тобой… — с готовностью отвечал R.
ВЫБОРЫ
…всю ночь скрипели ветки деревьев. R спал, — ему снились далекие Гавайские острова, утыканные кокосовыми пальмами, утопающие в солнечном сиянии, когда все вокруг чисто белого цвета — как в последних кадрах фильма Антониони «Моя профессия — репортер»
— белоснежные виллы баронов колумбийской наркомафии, белоснежные шезлонги и черные смокинги, белозубые улыбки шоколадных нимфеток: «Чи-и-из…», белоснежный мягкий песок, шелковистый нежный теплый песок на чистеньких пляжах с голубыми бассейнами, белоснежные паруса яхт известных миллионеров, белоснежные трусики и чайки на горизонте, белоснежные — как трусики…
Это не снилось самому турецкоподданному Остапу Бендеру вместе с Сонькой Золотой Ручкой! Куда им дальше Сахалина… Карта у них Сахалином кончалась. Мировую географию изучали по карте «Беломора»…
— привет!
— Хеллоу!
— Хау ду ю ду?
Анжелка — шоколадная попка!
Загар по-гавайски в этом осенне-летнем бархатном сезоне тебе обеспечен…
R видит сон: он, как Сальвадор Дали, — на своем собственном острове. А Анжела, загорелая, как шоколадка «Твикс» — его Гала. Сладкая парочка на необитаемом острове. С кем поведешься — так тебе и надо!
Бывает две категории снов:
1. Сны, — которые сбываются.
2. Сны, — которые не сбываются.
Однажды R увидел во сне огромные манты. На следующий день он рассказал свой сон Анжеле. В этот же день сон сбылся — Анжела напарила три мантышницы: манты были огромные, вкусные — как в сбывшемся сне. А в каждой мантышке, — как на Новый год — был спрятан сюрприз для «Camel»а — верблюда-перевозчика. В каждой мантышке была заложена доза кокаина — «Киндер-сюрприз» в презервативе английского производства. Одна начинка развалилась прямо в желудке…
R потерял сознание, — очнулся в таможенной операционной международного аэропорта Хитроу. Хирург в резиновых перчатках ковырялся в брюхе R, как в собственном кармане…
— «Гюльчатай, открой личико…» - хотел сказать R, но губы его не слушались. Он только смотрел своими глазами в ее глаза, и это было много. Это значило, — что R еще жив.
Тогда R потерял сознание, и опять очутился на своем собственном острове вдвоем с Анжелой. Больше никого не было. Надо было продолжать жить. А жить без государства — невозможно. Значит, необходимо его создать. Чем R не Авраам Линкольн или не Сапармурад Ниязов? Только тем, что не стал печатать свои школьные фотографии на баксах своей страны? Да ему достаточно иметь эту свою страну, и зачем ему баксы?
А, вообще-то, они иногда бывают необходимы.
У R не было другого выхода. Надо было организовывать свои способности — поднимать состояние духа: вышедшего за пределы черепа…
Анжелка, твой профиль восхитителен! Для него необходимо придумать государство, на монетах которого — печатать твой профиль. И R решил создать свое собственное государство со своей независимостью и своим суверенитетом. Из двух человек, — которым он доверял лично. Это — он сам и еще — Анжелка. Единогласно были приняты следующие кандидатуры:
1. ПРЕЗИДЕНТ — R;
2. ПРЕМЬЕР-МИНИСТР — R;
3. МИНИСТР ОБОРОНЫ И БЕЗОПАСНОСТИ — R;
4. ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ — R;
5. МИНИСТР ФИНАНСОВ — R;
6. МИНИСТР КУЛЬТУРЫ И СЕКСА — R;
7. МИНИСТР ЗДОРОВЬЯ И СПОРТА — R*;
8. МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ И ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКИХ СВЯЗЕЙ — R;
_______________________________
*Здесь возникли некоторые разногласия по поводу того, куда отнести секс: к спорту предлагал R. Анжела настояла на культуре…
В остальные министерства вошла лоббистка Анжела — лидер оппозиции. Ей достались портфели:
1. МИНИСТР ПРАВИЛЬНОГО ПИТАНИЯ — А;
2. МИНИСТР ЧИСТОТЫ И ДИЗАЙНА — А;
3. ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК — А;
4. МИНИСТР ЮСТИЦИИ — А;
5. ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР — А.
С большим упорством Анжела выбила себе еще одну теплую должность:
6. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ФИНАНСОВО-НАЛОГОВЫЙ ИНСПЕКТОР (по-иудейски: МЫТАРЬ) — это значит, что R, как министр финансов, должен будет ежемесячно покупать какую-нибудь турецкую или французскую шоколадку — в качестве ежемесячного налога. R, министр финансов, скрепя сердце и скрипя зубами — от такого расточительства, все же согласился, но при этом, он же, — как министр здравоохранения и спорта, — поставил условие: одно-единственное условие — бросить курить!!! И тогда…
РЕКЛАМНАЯ ПАУЗА
ФИРМА «АНЖЕЛА» R (OOO LTD), т. е. -
общество с ограниченной ответственностью
на время болезни президента, отсутствия его в государстве — все полномочия президента и прочая — возлагаются на тайного советника А и прочая, и прочая…
УКАЗ № 1. В ознаменование дружбы узбекского и татарского народов — в лице Анжелы (паспортные данные, выписки из истории болезней и месячные проездные (просроченные) билеты прилагаются), а также, учитывая, что ее юные и молодые годы прошли на субботниках и воскресниках по построению Дворца Дружбы Народов, в момент, когда ее бессознательные соседи таскали с данной стройки грандиозные мраморные плиты для полов своих ванн, прихожих и туалетов, Анжела самоотверженно трудилась на постройке Дворца Дружбы Народов и закончила ее в срок* -
_______________________________________________
*А у самой в квартире даже простых обоев нет, и туалет обосран братиком Анвиком и его друзьями — студентами Института Народного Хозяйства. Жопу вытирают купонами образца 1992-93 гг. (просроченными). И бросают прямо на пол. Когда Анжела сильно захотела туда зайти после субботника — она сразу перестала хотеть. И до сих пор терпит…
ПОСТАНОВЛЯЕМ:
отказаться от территориальных претензий к Дворцу Дружбы Народов, но создать свое независимое ГОСУДАРСТВО: фирму «АНЖЕЛА-R» — транснациональную компанию, — чудовищного монстра, который своими щупальцами охватит весь мир.
Весь мир должен пестреть рекламой «АНЖЕЛА-R» — пейте соков и слушайте голосов! Новое поколение выбирает Анжелку, а не старуху Барби с крашенными огрызками искусственных волос…
И ПОЭТОМУ ПРИКАЗЫВАЕМ НАГРАДИТЬ
ТАЙНОГО СОВЕТНИКА АНЖЕЛУ
ЗВАНИЕМ:
«МАТЬ-ГЕРОИНА»
и выставить ее шикарные бюсты во всех кишлаках (нашла коза на камень), в которых она имела привычку тайно собирать опийный мак или индийскую коноплю (где не сеяла, а жатву собирала).
Хакимы всех туманов и вилойятов должны проследить лично, чтобы возле каждого Анжелкиного бюста росли кольцами жирные головки опийных маков и тяжелые ширистые кусты индийской конопли.
Если для плантаций не хватит места — можно распахать Красную площадь и засеять ее маком и кокой, а всю эту радость закрыть Кремлевской стеной от разных иностранцев — дельцов подпольного наркобизнеса.
А потом отправить Анжелу на Международную конференцию, т. е. Сходняк.
БОЛЬШОЙ СХОДНЯК, -
где были бы итальянцы со своими любимыми «Калашниковыми» в коробках
А Анжела — МАТЬ-ГЕРОИНА (СНГ) — будет представлять среди разных «Коз» и «Ностр» — нашу, отечественную, самостийную, вольную, родную наркомафию — со спортивной сумкой на лямках — типа рюкзака, красивую, яркую (Анжелка, как и все обезьянки — любила все яркое), с разноцветными рисунками и надписями.
А в этом рюкзачке — 3 (три) пачки, три килограммовые пачки чистейшего кокаина. А рядом с ней R в черной кожаной куртке,
— протекает, наверное, — газом пахнет…- зашмыгал носом Мяо.
— ну, ты и нюхач…- заткнул его R, — так-сикаман и
А куда они ехали? И на чем? — Они ехали в белоснежном «Mercedes-Benz» №600 — и телохранителем был у нее R.
…блицы, вспышки фотоаппаратов, репортеры, микрофоны… весь преступный, самый крутой мир встает, когда впервые на Большом Сходняке появляется делегация от СНГ: возглавляет ее Анжела — Мать-Героина, за ней — чуть поодаль — R — Отец Контрабанды, телохранитель двух тел (по совместительству — на две ставки): Анжелкиного и своего — хранить и блюсти себя и ее (и что легче здесь, а что сложнее, и, может быть, даже и невозможнее? Кто знает?).
Но бабки он получал. В баксах. Расписываясь во всех своих ведомостях — теперь их у него было много…
Анжела несет в своих руках развевающийся флаг Содружества Независимых Государств — и весь зал, вся арена футбольного стадиона — встает, президенты крупнейших мафиозных кланов Востока и Запада, Севера и Юга — прыгают от восторга, как дети — нашего брата прибыло.
Дружба, жвачка, Советский Союз — мы там как из Атлантиды, страны, которая уже не существует, ее нет на картах мира. Но
А Мяо в зеленых очках, с прилизанными, жидкими, белобрысыми волосиками — под итальянского мафиозного альбиноса — шел сзади с пуленепробиваемой папкой: в ней Мяо нес два экземпляра (один под копирку) своего журнала «Художественная литература» №1 — продавать итальянской книгоиздательской мафии. И они клюнули. И купили. Правда, не за 100 (сто) долларов США, а за 100 (сто) итальянских лир и бутылку итальянского белого столового вина, начиненного ЛСД. Доза была лошадиная, но и Мяо был профессионалом — бывало, баловался в детстве и политурой, и стеклоочистителем, и сапожной ваксой, и в отечественной парфюмерии и фармацевтике — спецов — равных ему — не было…
Поэтому ничего с Мяо не случилось, и он попросил у итальянцев еще пару таких «пузырьков» — на похмелку. Затем запил все это треугольным одеколоном «Кара-Нова» с танцующей туркменкой в красном платье — прямо из фанфурика и закусил килькой (по 12 копеек за 300 грамм в Советском Союзе). Кильки он сжирал вместе с головами, кишками и хвостами — ничего не выплевывая.
Восхищенные самураи из «Якудзы» восторженно зацокали по-японски… Они приняли его за камикадзе.
ЯДГАР
шел в своем старом чапане с заплатками, откуда торчала старая пахта (хлопок) времен первого президента Юлдаша Ахунбабаева — в этом чапане его молодой дед за 45 (сорок пять) дней прорыл Большой Ферганский канал; уже став большим начальником, дед Ядгара ставил свои старые ичиги и кетмень всегда рядом с Переходящим Красным Знаменем от ЦК ВЦСПС — и — возле — на простой большой ржавый гвоздь вешал свой старый бухарский чапан-халат с многочисленными, — как и его годы — заплатами.
Это — чтобы не забываться, что родом он — простой дехканин.
Дед умер. Отцу Ядгара осталось наследство: ичиги, кетмень и чапан. Никто не мог догадаться — из какого материала был сшит вначале этот халат… Переходящее Красное Знамя передали другому району и оно пошло-поехало по рукам…
Отец запил, затеял драку с приятелями- «банге», зарубил пару друзей кетменем. Утром, на рассвете, во время первого намаза — его — в ичигах, без чапана, в белой узбекской рубашке без ворота вывели из дома четыре кызыл-аскера с винтовками, посадили в арбу и увезли в район. Больше о нем никто ничего не слышал. Кетмень, как вещдок, тоже забрали.
В каком случае плебей может стать плейбоем? — Если назначить его ханом. Из грязи — в князи…
Ядгар — в дедовском чапане — попросил у R Кокандское ханство. И R не выдержал и не стал возражать. Иногда и Ядгару надо почувствовать свою значительностью Тем более в таком возрасте, когда еще можно получить от жизни удовольствие…
ИТАК:
впереди процессии шла Анжела, затем R, потом Мяо в зеленых очках, за ним — Ядгар, уже кокандский хан, в бухарском чапане, за Ядгаром плыла его жена-ханша, за ними Константин Донатович Трубкин с женой, которая приехала из отпуска и уже была на сносях — за Трубкиными семенил папа Трубкина, Трубкин Старший, старый НКВДшник.
Ядгар нес знамя Кокандского ханства — и все люди, проходящие через глаза спящего R — как через городские ворота благородной Ферганы — устремлялись под знамя Ядгара. Волнистый зеленый попугай Рома сидел на древке и правым крылом, словно рукой полководца — указывал всем путь:
— верной дорогой идете, товарищи!
А это было уже не то знамя, не зеленое знамя древнего Коканда — Ядгар нес ПЕРЕХОДЯЩЕЕ КРАСНОЕ ЗНАМЯ ЦК ВЦСПС — и никто не заметил, и все шли на Коканд. Даже янычар Йоханн-Поханн ломанулся за всеми, хотя все прекрасно знают, что кошки ходят обычно сами по себе…
Лишь Шам-Шад шел так скромно в сторонке, по тротуару, что все это видели, и шел он, конечно, не в ногу, но туфлей, впрочем, громко тоже не шаркал. В глубоком кармане его плаща дервиша (одновременно: модерн! — у них в
Когда вся процессия прошла — оказалось, что осталось всего двое: R и Анжелка…
— ну что, пойдем с тобой на
R согласился.
Они обнялись и пошли совсем в другую сторону.
Только Очик и Ёпик со своими двоюродными сестрами — Мархамат и Илтимос — во главе со своим отцом и дядей — Ходжаином Илтимос Суянмангизом — стояли за прилавком, и глаза у них разбегались в разные стороны…
БЕЛОМОР-CAMEL
(
У R было желание: купить сигареты «Camel» по 1500 купонов за пачку, но у него не было 1500 купонов. Потом у R были эти деньги, но их уже не принимали (всерьез?), и сигареты «Camel» стоили 35 сумов, которых у R еще (уже) не было.
И он курил самокрутки, свернутые из газет различных политических ориентаций.
Однажды в «ФерГАНСкой правде» ему встретилось объявление о вербовке рабсилы: «Совместный советско-американско-голландско-киргизский колхоз-концерн-корпорейшн “Беломор-Camel» — с ограниченной материальной и моральной ответственностью — набирает на работу в Фергану потрошителей «Беломора” и набивателей «Camel»а. А также: надувателей воздушных шариков сладковатым конопляным дымом, чтобы шарики улетали
И шарики улетали…
Дни тоже были похожи на разноцветные воздушные шарики. Сегодня — синий, завтра — красный, послезавтра — желтый…
Неделя — это связка из семи воздушных шариков. Семь цветов радуги — каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Каждый шар несет в себе прокол. Каждый прокол — это легкий конопляный вздох воздушного шарика, стремящегося к небу…
И так — семь раз. Итак, семь п р о к о л о в…
СЕКС И НИЩЕТА КУРТИЗАНОК
(
…когда R предложил Анжелке, — она ответила:
— Нет! Ни за что! Что меня ожидает вместе с тобой? Секс и нищета…
Но в Фергану поехала.
— верной дорогой идете, товарищи!
Верная дорога вела в благородную Фергану. На белоснежном «Mercedes-Benz» №600 трепетала на ветру от счастья связка из семи разноцветных воздушных шаров.
Ехать надо было через перевал, где на большой высоте закладывало уши — как в самолете.
Ехать надо было бы прохладной бархатной ночью, под утро — время первого намаза, — когда ДАНишники (ГАИшники), собрав свою еженощную дань, ясак, пошлину — уже начинали клевать носами в свои бляхи-мухи и
РИТОРИЧЕСКИЙ ВОПРОС:
— что лучше: в Ташкенте курить сигареты «New York» или в New York-e курить сигареты «Ташкент»?
И R еще не рано, но уже и не поздно отправился в Фергану курить сигареты «Camel».
Теперь R — будет верноподданным Ферганы, где над каждой махаллинской крышей начинается небо, где звезды ближе и ярче, чем в многоэтажном Ташкенте…
— «…где часто, когда мне грустно и одиноко, я буду выходить на маргинальный маргиланский тракт и
А на перевале — он затащил связку шаров в машину, закрыл все окна — и один за другим — проколол все шесть шаров, наполнивших белоснежный «Mercedes-Benz» №600 благоуханием колониального южного уходящего ферганского лета, и машина сама взмыла и поплыла над горами, над ущельями, над скалами — над серпантином дороги, пересекающей перевал.
И теперь над этим перевалом Камчик плыла машина на семи шарах, и в этой машине плыли три человека и Ганс, немецкая овчарка в немецкой машине (гап йок!), — и все они прикололись и плыли в машине, словно в дирижабле, и машина плыла над перевалом на ближнем свете…
— ты опять поздно спать уснешь? — прикололся R своему обороту, обернувшись к Анжеле, — и увидел ее, спящую, с припухшими губами. И тогда R понял, что она уже на седьмом небе…
И тогда прокололся последний — седьмой шар, и в машину пахнуло духаном:
— здесь чуйский дух, здесь чуйкой пахнет …
И R не выдержал и открыл люк мерса, и вытащил свою голову:
— Люди! Повесьте свои уши на гвоздь внимания! Люди Ферганы!!! Ау!!! Имеющие уши — да услышат…
И неожиданно — перед глазами R — на небе всплыл мираж: огромный закат над всей золотой — в дымке — долиной, окруженной хребтами обалденно-высоких гор.
И все это было так четко видно, до мельчайших подробностей: и все дома, и все улочки, извилистые — вплоть до самых маленьких — в метр шириной, причем улочек жилых (здесь люди живут? — здесь люди живут!), действующих — не музей какой-нибудь под открытым небом, — и все глинобитные дувалы, и все медресе, и все мечети и крепости — и все это из глины, красивой и красной от закатного солнца — и во все это ожившее средневековье, словно дирижабль, бесшумно вплывал белоснежный «Mercedes-Benz» №600 с двумя пассажирами на борту, не считая собаки…
Машина плыла на полыхающий закат, на солнце — такое красное, и такое большое — на горизонте…
Ташкент, Коканд, Фергана.
Июль-август, 1995 год.
_______________________
Художник — Алексей Дмитриев
