Create post

Сто и одна бессонница

Rifat Gumerov

Художник — Алексей Дмитриев
Художник — Алексей Дмитриев

ЙУХАНН ИЛИ ЙОХАНН

Кому как нравится. Его называли по-разному. Это был небольшой, но наглый усатый кот турецкой породы. Турецкоподданный. Не доставал до звонка, но мяукал в дверь. Если не открывали, то влезал в форточку — как янычар. Блондин с изумрудными глазами — он канал за арийца. R принес его котенком — в отместку Анжелке — большой любительнице больших собак…

Вначале Анжела, приняв его за клубок ангорской шерсти, сбросила его с постели. Спросонок — страшно заорал и укусил эRа за большой палец ноги.

Вот так они и познакомились.

В этот же день Анжела вытащила из его крошечной розовой пасточки измочаленный клочок бумаги — это было все, что осталось от родословной:

…Й.

.У …

…ХА…

…нн…

— Ничего не поделаешь, — назовем его Йоханном, — решил R. Дети во дворе дразнили: «Ёхан-Похан»… Соседка, жена Ядгара — жалела: «Ёркин-жон»…

— Пойдем, вмажем, Йоханнчик, — звала Анжела, разливая молоко на троих. R тоже любил молоко, но…

— Брысь с Анжелкиной груди, Ёган-швайн…- стряхивал его R.

— Это же кошечка…- благоволила Анжела.

— По паспорту — кот. Тоже мне, ус моржовый…- отрезал R.

Анжела учила Йоханна команде «апорт!». Однажды он бросила палку, а Йоханн принес в зубах полуживую мышь. После этого Анжела не пыталась сделать из Йоханна собаку.

Как все янычары — Йоханн любил погулять. Уже через год соседки стали вешать на него всех собак. Уже через год Йоханн ходил весь в зеленке: «Solutio Viridis nitentis spirituosa 2%» — это сердобольная Анжела замазывала на нем следы котовских драк. На белой породистой шерсти турка отпечатывались следы стрессовых случаев и взаимной любви, следы бурной молодой биографии: по всей спине — черный резиновый отпечаток жигулевского протектора, морда вся покоцанная, одно ухо разодранное — как у Ван Гога, сам худющий, глаза круглые и огромные — горят сумасшедшим изумрудным огнем…

— Опять эта Черная кошка! — это не гребля, а убийство! — вычесывая черную шерсть с блудливого белобрысого кота, — жалела его Анжела.

…а каким он был маленьким!

По ночам, когда кто-нибудь ходил в туалет пописать, — Йоханн оживал, выбегал из засады и хватал полуночников за голые пятки. Помаленьку зверел.

И вконец озверел. Грыз туфли и тапочки, затачивал свои когти на коврах и паласах, бегал по стенам — отлавливая Рому, бедного волнистого попугайчика с разодранным хвостом и маленьким, но крепким кривым носом.

Бедный Рома, потерявший свою подругу Ксюшу — их обоих R купил в дуканчике «ХАМДАМ — ВАМ ДАМ», а точнее:

«ЖАН КЛОД ХАМДАМ» ШОП-ДУКОНИ,

с которого все и началось.

R был с бодуна, голова трещала как спелый арбуз — готовый вот-вот лопнуть.

R шел по середине, по правую руку от него — одесную — плыл величайший бедуин ферганской долины Шам-Шад, а по левую — ошую — Мевяо, легендарный Мевяо в огромных зеленых очках — как крыловская стрекоза, одетая не по сезону. За огромными зелеными стеклами проглядывали синяки и ссадины.

— А что у тебя морда покоцанная? — спросил R у Мевяо.

— Да, вчера вышел из кабака, — отвечал простуженный Мевяо, — а асфальт — на дыбы, — как с цепи сорвался — и по морде, по морде…

Шам-Шад скромно поморщился — такие штучки были не по его кейфу. А у R у самого болела голова — не было сил даже шутить. Втроем они завалились в дуканчик. R бывал там частенько. Здесь можно было купить буквально все — были бы деньги.

Продавцами там работали два брата-близнеца. Одного звали Ёпик, а другого — Очик. Ёпик был замкнутым, скрытым, себе на уме, а Очик — открытым, любитель поболтать, душа нараспашку.

Дуканчик был близнецовым. Братьям помогали две сестры, тоже двойняшки. Одну звали Мархамат, а вторую — Илтимос. Мархамат была простодушной, гостеприимной, общительной, а Илтимос — обязательной, исполнительной, трепетной, любящей одиночество.

Хозяином дукана являлся отец двух братьев-близнецов, он же — строгий дядя двух сестер, которого звали Илтимос Суянмангиз.

Полки дукана оседали под всякой пестрой всячиной и импортным барахлом: турецкие кожаные куртки, китайские кроссовки, корейские магнитофоны, австрийские и итальянские презервативы с шипами — из гуманитарной помощи для банановых республик, жевательные резинки — оттуда же, американские сигареты, набитые и упакованные в странах 3-го мира, арабские и иранские шоколадки, немецкие и испанские вина и ликеры…

R купил бутылку немецкого «Киви» — ликера, пачку колумбийских сигарет «Шиз-Галес», а на сдачу взял килограммовую пачку колумбийского кофе в вакуумном пакете и шоколадку «Vispa» для Анжелки.

R никогда не думал, что клюнет на глупейшую рекламу:

«Делай все, что тебе нравится вместе с шоколадом «Vispa»!

А в это время Анжела с полным ртом спросила R:

— А тебе нравится?

— Нравится ли мне… Нравится ли… Нравится… — ответил с воодушевлением R.

— Тогда купи мне шоколад «Vispa» — попросила его Анжелка, которая была красивой, а красивые женщины всегда любят глупые и дорогие безделушки.

Денег на картошку — как обычно не хватило. Но Анжелка должна была быть довольна, она всегда была довольна, когда ее рот был набит шоколадом.

Втроем, — вместе с бутылкой ликера — они пошли к Анжелке. По дороге Мяо взял у R бутылку:

— Не дай Бог, уронишь…

На что R стал возражать, но Мяо так вцепился в бутылку, что R ничего не оставалось делать — как подчиниться. Мяо нежно обнял пузырь, так же нежно, с любовью — он положил во внутренний карман своего пальто, своей авангардистской хламиды — пузырь ловко проскользнул мимо кармана и грохнулся об тротуар…

Между тремя величайшими представителями русскоязычной словесности растекалась лужа красивой нежно-зеленой благоухающей жидкости из Германии…

На Мяо страшно было смотреть, а он сам боялся смотреть на R. Слов не было, — немая сцена… три мужика, двое с похмелья, и последний — разбитый! — пузырь. И Анжелка, которая ждала их с пузырем, — она так любила этот ликер «Киви»!!!

Смерть пузыря переживали мужественно, как и подобает мужчинам. Ни единой слезинки не скатилось с мужественных скул эRа, он даже попытался пошутить:

— Ну что, мужики? Давай постоим, подождем — пока ликер не застынет, потом мы соберем этот зеленый лед домой, — Анжелка его растопит…

Мяо попытался смеяться шутке, но у него ничего не получилось. Делать было нечего — пошли к Анжелке, но уже без настроения и без пузыря.

— Молодые цыплята в самом раннем возрасте! — встретила их ничего не подозревающая Анжелка, занося с кухни сковородку с жареными яйцами — единственное блюдо, которое она могла готовить. Позже она научится готовить жареные яйца с жареным луком, после того, как R ей скажет, что они повышают потенцию…

В тот день, как назло, один прокол шел за другим. Когда Анжелка съела шоколадку, а великая троица — скворчащие яйца — яичницу — глазунью — прямо со сковородки, — R потянулся за пакетом с колумбийским кофе. Пакет был золотистого цвета, блестящий — на нем была нарисована чашка дымящегося кофе, а усатый колумбиец в сомбреро держал в руках корзину, наполненную кофейными зернами:

«COLUMBIA KOFFEE» -

было написано на нем коричневыми буквами по-немецки: “Dieser kaffee ist aromaschutzend vakuumverpackt. Packung geschlossen kuhl und trocken aufbewahren. 1 kg. Goldene tasse”.

R попытался разорвать край пакета руками, но у него ничего не получилось.

— Давай, я зубами попробую…- выхватил пакет виноватый Мяо, — я бормотуху спокойно зубами открываю, а этот кефир и подавно.

Мяо вцепился в пакет своими маленькими хищными зубами, но пакет не поддавался. Мяо скосил глаза, не выпуская из зубов пакета, и стал читать по складам: «Mit Columbia Kaffee servieren Sie Lhren Kunden einen Kaffee, der durch seine ausgewogene Komposition einzigartig its — ein Kaffee hach osterreichischer Nradition…».

— Анжела, принеси ножницы… — попросил R, — после сытного обеда не мешало бы вмазать по чашке горячего кофе.

— Вытравили твари Матрене тавро на таре… — Шам-Шад, — спросил Мяо, а ты так можешь?

— Плывет клипер, на клипере шкипер, у шкипера триппер… — а это надо обязательно по-немецки, и быстро-быстро повторять…

Анжела пошла за ножницами. R распечатал пачку «Шиз-Галеса», закурил. Шам-Шад молчал и мило улыбался. Он не курил и по-немецки не понимал. Мяо, словно бультерьер, не ослабевая своей хватки, — продолжал складывать немецкие буквы в немецкие слова: «…Wir verwenden Rohkaffees aus den besten Anbaugebieten der Welt, die den vollen Geschmack und das feine Aroma des Columbia Koffees garantieren… ».

Из всего этого R понял только последнее слово:

«GARANTIEREN»… -

— гарантия. К этому времени Анжела принесла ножницы. R забрал пакет у Мяо и аккуратно разрезал край:

— Сейчас я сварю вам кофе по-турецки…

Из плотно набитого вакуумного пакета прямо на стол посыпался порошок белого цвета…

Все четверо стали нюхать его и пробовать на язык. Нет, — трое, — так как хитрая Анжела сыпанула порошок Йоханну в молоко, сама пробовать не стала:

— А может это крысиный яд? Если он через пять минут не сдохнет — то это можно есть.

— Вот это кофе! Garantieren… — психанул R и дал волю своим долго сдерживаемым

чувствам. Всю злость за разбитый пузырь «Киви», за прокол с кофе — R решил излить на Илтимос Суянмангиза, схватил разрезанный пакет и ломанулся из дома.

— Уже поздно. Дукан закрыт… — едва-едва остановила его уже в прихожей терпеливая Анжела. По своему опыту она знала, что в такие минуты с R лучше не ругаться, а наоборот…

— Рядом с кофе даже не лежало… — уже начал отходить R.

Анжела заварила крепкого черного индийского чая — «индюшку», потому что Шам-Шад пил только черный чай, зеленый он не любил, а Мяо не видел никакой разницы между чаем и кофе, пил только спиртное…

Анжела принесла огромный китайский чайник, склеенный на базаре из двенадцати ровненьких осколков, — что удивительно — чайник не протекал; в него влазило полтора литра крепко заваренного купеческого чая, R называл его «Большим Бэмом»…

Шам-Шад снисходительно нюхал порошок, Мяо ему помогал, R уже остыл, Йоханн еще не помер, они еще раз попробовали на язык, Анжелка тоже — все стали вежливо пить чай из глиняных пиалушек, Анжела принесла мед…

Шам-Шад пил чай и не курил, Мяо курил и пил чай, R курил и чай не пил. Завязывалась беседа…

— Вкусные сигареты «Шиз-Галес», — сказал Мяо, — вкуснее, чем «Астра»…

Все промолчали… беседа завязывалась… сигарета дымила в пепельнице… пепельница была красивая, японская, в виде свернутой рыбки… Мяо открывал рот — из его рта вылезали слова, он что-то спрашивал, а Шам-Шад отвечал… R молчал и видел Йоханна и Анжелку на кухне…

— Уважаемый Шам-Шад, какие проблемы стоят перед литературой?

— Не знаю, — ответил Шам-Шад и лизнул порошок, — пожалуй, смерть.

Анжелка с Йоханном на кухне нализавшись… ха-ха-ха… на Тякше — кайф, на Чек-Шуре — кейф… сигарета дымила в пепельнице… пачка красивая…

Мяо говорил, принюхиваясь:

— Представляется ли тебе литература как единый процесс или всякий художник это непроницаемый мир?

— Литература — единый процесс, и каждый художник — непроницаемый мир…- блестяще отпарировал Шам-Шад.

— Наверное, это конский возбудитель…- сказала Анжела на кухне, забавляясь с обалдевшим Йоханном.

R молчал, курил и видел Шам-Шада и Мяо в зале за большим круглым столом, накрытым китайской скатертью с драконами и домиками под кривыми изогнутыми крышами… R все слышал и ничего не понимал.

— Какими качествами, — продолжал Мяо, переключившийся с пакета на Шам-Шада, — должен обладать современный художник?

— Спокойствие, страх перед реальностью, чувство всеобщности… — вежливо, как неразумному ребенку, объяснял Шам-Шад.

Если хочешь сил моральных

И физических сберечь… — вспоминал R…

На кухне громко гремела посудой тихо кайфующая Анжела. Сзади на нее бросался — вразнос балдеющий Йоханн. Душа Мяо жаждала самоутверждения, реабилитации, и он не унимался:

— Несколько имен на твой вкус…

Пейте кофе натуральных -

Укрепляет грудь и плеч… — вспомнил R… и забыл.

— Хандке, Драгомощенко, продолжал уплывать от ответа к ответу кейфующий дервиш, — Ботто Штраус, Ольми (кино), Эшбери…

— Илтимос Суянмангиз, Жан Клод Хамдам… — дополнил список имен R, стараясь вспомнить: … зачем он хотел видеть этого человека?…

— В чем ошибка литературы? — спросил R у Мяо.

— Разрушение видимого и профанация невидимого… — ответил Шам-Шад.

Говорила мне Анжелка:

Не плевай в своя тарелка… — сказал R.

Анжелка и Йоханн на кухне уронили сковородку.

— R, — закричала из кухни Анжела, — Йоханн ко мне пристает!…

— А ты попробуй объяснить ему, — ответил R, — что ты устала, что у тебя месячные и у тебя болит голова…

— Что есть литература? — выдыхался Мевяо.

— Бытие — к — смерти… — философствовал Шам-Шад, — в наши дни, когда повсеместно (в искусстве — чуть ли не тотально) — происходит разрушение видимого и профанация невидимого. Элиот и Паунд остаются образцами духовной одержимости, обращенной к поиску вечно ускользающей поэтической целостности…

— Это наркотик! — догнал R, — они все кайфуют…

— Ты прав, — сказал Мяо, — по-своему…

— Когда Иосиф Бродский говорил о поэзии как аллюзивном искусстве, — продолжал кейфовать Шам-Шад, — он, вероятно, прежде всего, имел Эзру в виду — Паунда…

— Кончай базар! — из кухни вышла Анжела, — мне ничего не понятно. Надоел мне этот Славик…

За Анжелой выскочил Йоханн, и они вместе стали играть в прятки. Анжела начала считать:

У попа была коза -

Через жопу тормоза.

Поп на ней зерно возил

И ушами тормозил…

В ухо семечко попало -

Тормозить коза не стала…

Маяться выпало Йоханну.

— Котик, если ты меня найдешь, — я твоя. А нет — я вон в том шкафу — сказала Анжела и поплыла в спальню.

За ней поплыл Мяо в огромных зеленых очках.

— Тормозить коза не стала… — подметил R, — в ухо семечко попало.

Шам-Шад отвечал кому-то на вопросы и говорил… говорил… говорил…

Йоханн лежал на паласе и совсем забыл, что он должен искать Анжелу.

— Ленивый кот… — подумал R и стал представлять, как этому козлу Йоханну в ухо попало маленькое конопляное семечко и тут же — на его обалдевших глазах — словно по мановению волшебной палочки индийского факира — стало быстро-быстро расти и превратилось в огромный куст индийской конопли с большими, ширистыми тяжелыми головками.

Йоханн продолжал лежать в зале на зеленом паласе, под огромным кустом, который продолжал разрастаться из его уха и уже напоминал афганскую пальму, верхушкой упирающуюся в потолок.

— В жизни бы так!… — вслух размечтался R.

От его голоса проснулся Рома, сиганул с гардины и, нарезав пару кругов по залу, — спикировал на макушку афганской пальмы.

— Кыш-кыш… — замахал на него руками R.

Шам-Шад продолжал что-то говорить. Рома презрительно посмотрел на него сверху вниз и жадно защелкал клювом.

На стол, покрытый китайской скатертью, на Шам-Шада, на R, на зеленый палас, на спящего Йоханна — посыпались дождем жирные конопляные зерна… R смахнул со стола в ладонь горсть зерен — они лежали на ладони, настоящие, словно живые, затаившись, тихие, с хищным змеиным окрасом.

— Здрав-ствуй, поп-ка, Но-вый год! — радовался наверху Рома, — ха-ха-ха…

— Ах, ты, дрессированный анашист! — обозлился R, — Ёгана на тебя нет, индюк голландский…

Йоханн продолжал спать. Шам-Шад продолжал что-то говорить. Радостный Рома продолжал обжираться. Анжелки не было…

— Тормозить коза не стала… — вспомнил R и мимо афганской пальмы, мимо спящего Йоханна, мимо говорящего Шам-Шада — прошел в спальню…

ВОЗБУЖДЕННЫЙ МЯО

в зеленых очка стучался в дверь шифоньера. Из шифоньера, по иудейски — вопросом на вопрос — ему благосклонно отвечала Анжела:

— Мяо, а у тебя мама есть?

— Есть…- отвечал Мяо.

— Вот и иди к своей маме…

Мяо ничего не ответил, так как увидел R — схватил его за грудки и стал выталкивать из спальни. R ничего не оставалось делать, — как делать то же самое.

Вдвоем они оказались на лестничной площадке.

Две вещи поразили R. Первое — это то, что Мяо его не узнавал: ему очень понравилась Анжела, и он никак не мог понять, что здесь делает R? А второе — это то, что Мяо, несмотря на свой тщедушный вид хлюпика-интеллигента, оказался сильным, проворным и ловким — ногами дрался как руками…

На лестничном пролете R поднял Мяо, — в воздухе Мяо напоминал паука-тарантула — через некоторое время после недолгой борьбы — его руки и ноги, словно щупальцы, оплели решетки перил, и R никак не мог оторвать Мяо от них…

— Ты кто такой? Твое имя как? — спрашивал Мяо у R, когда они шли к трамвайной

остановке мимо ночного базарчика. Было очень холодно, хотя снега еще не было. На небе висели огромные колючие звезды и тихо звенели от мороза — как далекие холодные сталактиты. Немытые нечесаные пряди волос Мяо свисали на голове сосульками. Под покрасневшим носом не успевали замерзать сопли, — Мяо утирался рукавом своего авангардистского пальто. Зеленых очков не было, — видимо где-то валялись, разбитые.

Мяо был похож на болезненного Белинского — когда R оставлял его на пустой трамвайной остановке. На улице не было ни души. R испытывал угрызения совести, когда оставлял Мяо, одного — потерявшего все ориентиры.

Но делать было нечего — дома его ждали Анжела и килограммовая пачка колумбийского кайфа. Надо было торопиться…

Когда R подходил к дому — увидел Шам-Шада в длинном темном плаще дервиша, уплывающего в другую сторону — Шам-Шад торопился на работу. Он, видимо, совсем забыл, что на улице час ночи и к тому же — воскресенье, выходной…

Мяо, наверное, уже сел в свой последний трамвай и уже ехал на нем в Санкт-Петербург, поближе к долларам, Сосноре и Собчаку…

КОКАИН,

героин, морфий, гашиш, кукнар, анаша, ЛСД — перебирал по памяти R, когда заходил домой, — что это может быть?

Кофе из Колумбии, а в Колумбии растет кока, значит, это — скорее всего — кокаин. А может быть ЛСД? Какого он цвета? Надо посмотреть в Большой Советской Энциклопедии.

Дома был полный разгром — это когда R провожал Мяо домой — они, оказывается, прошли из спальни через зал, кухню, кабинет R, ванную, лоджию и прихожую — везде остались следы бурного прощания. Йоханн продолжал спать в зале на зеленом паласе, Рома спал в своем углу — на гардине. Во всех комнатах горел свет. Анжелы нигде не было. Куста индийской конопли тоже. Конопляные жирные зерна, просыпанные по всему паласу, по скатерти на столе — исчезли, их словно корова языком слизнула…

— наверное, Рома все сожрал… — чертыхнулся R и полез в шифоньер за энциклопедией — в книжные шкафы Большая Советская не помещалась, и поэтому R держал ее в шифоньере. Там он нашел спящую Анжелу. Вместо подушки — у нее под головой лежал двенадцатый том БСЭ. Кокаин, кофе, Колумбия — как раз в этом томе! R осторожно вытащил из шифоньера Анжелу вместе с двенадцатым томом. Надо же, какое совпадение — как раз нужная дюжина, значит это не случайно, значит это судьба.

Анжела даже не проснулась, когда R уложил ее в постель и бережно накрыл одеялом.

Затем R сел в кабинете за свой рабочий стол и открыл двенадцатый том на странице 394: кокин, кокаинизм, кокаиновый куст, Коканд, город в Ферганской области Узбекской ССР. Расположен в западной части Ферганской долины, в низовье реки Сох, «Сохский веер». Узел железных и шоссейных дорог из Ташкента в Ферганскую долину. К югу от Коканда проходит Большой Ферганский канал (два канала — побратима: Большой Ферганский и Беломор! Беломор-канал, канал и доканал… До канала… 25 папирос — впереди всех! До канала… Папироска, великая — как Америка…).

Коканд впервые упоминается в Х веке. Был расположен на караванном пути из Индии (вот откуда индийская конопля!) и Китая. А еще R вспомнил, что в Коканде про коноплю говорят: «Виноград кушай, где рос — не спрашивай». А к поговорке «Собака лает — нарко-караван идет» добавляют: «Чтобы собака не пугала верблюдов — ее пристреливают»…

В Х111 веке разрушен монголами. В 1732 году на месте крепости Эски-курган возник город, получивший в 1740 году название Коканд (а причем здесь Коканд?)… С 1740 года Коканд — столица Кокандского ханства.

— а причем здесь Коканд? — проснулся R и снова положил свою тяжелую голову на Кокандскую автономию, кокандское восстание 1873-1876 гг. и на все Кокандское ханство… Стр. 395.

…прямо перед глазами R — рисунок: кокаиновый куст, цветущая ветвь, цветок… Ниже — фотография: Коканд. Дворец Худояр-хана. 1871. С облицовкой глазурованными желтыми и зелеными плитками — фасад, резьбой по ганчу и дереву и росписью клеевыми красками… мастера Ма-Расул, Ма-Солех и Хакимбай…

…R спал и ему снилось Медресе-и Мир и ханские усыпальницы Дахма-и Шохон…

…кокандские ханы происходили из узбекского племени минг… В 1758 году Коканд рассматривался в Бухаре как самостоятельное государство… При ханах Алиме, Омаре и Мухаммед-Али (Мадали) к Кокандскому ханству были присоединены города Ташкент, Ходжент, Каратегин, Дарваз, Куляб, Алай…

…сон был тревожным, слышались какие-то скрипы и шорохи. R казалось, что кто-то влезал через окно. Надо было вставать, — но руки и ноги его не слушались, отказали. R хотел что-то сказать и не смог даже пошевелить губами.

…в комнате горел свет. Когда R просыпался — он хотел лечь нормально в постель, раздеться и выключить свет… но напрячься и встать — сил не было…

…R поднимал голову и перед его глазами:…на границах с владениями казахов кокандские ханы строили свои сильные крепости — Ак-Мечеть (ныне Кзыл-Орда), Аулие-Ата (ныне Тараз), Пишпек (ныне Бишкек)…

…бухарский хан Насрулла отнял у Коканда Ташкент и Ходжент… В Коканд назначен бухарский наместник…

…призванный ферганцами двоюродный брат Алим-хана — Шир-Али-хан изгнал бухарцев и, отразив новый натиск Насруллы — отвоевал Ташкент и Ходжент…

…от колумбийского кофе — R, как скорый литерный поезд, экспресс, сквозной — пролетел до Коканда и тормознулся уже в Кокандском ханстве. И там — как армия Искандера Двурогого — затерялся… потерялся… исчез…

СНЕГ

Всю ночь падал снег. Красивый, как стихотворение Мяо:


«»»»»»»»»»»»»»»»

«»»»»»»»»»»»»»»»

«»»»»»»»»»»»»»»»

«»»» снег «»»»»»»

«»»»»»»»»»»»»»»»

«ЖАН КЛОД ХАМДАМ -2» …

R открыл глаза и сразу увидел рядом с ним сидящую Анжелу. Она с кошачьим прищуром смотрела на него и все-все печально понимала…

R вскочил и начал стремительно собираться — 45 секунд! — пока горит спичка в заскорузлых пальцах старшины…

— где сумы? Сумы давай! — на ходу одеваясь, закричал Анжеле. Она не пошевелилась, только молча посмотрела на R. R был немного не в себе и взъерошен — у него возникает ссора с Анжелкой из–за каких-то вонючих бабок? Да?!

— может быть не надо… — попыталась смягчить его Анжела.

— баба она и есть баба! — и никакой фойды не понимает! — короче! — и R выгреб из тумбочки все деньги, которые сам туда когда-то положил — и хлопнул дверью.

По обледенелой дороге, нахлобучивая на себя шапку и обматывая шею шарфом — он летел к дуканчику «ЖАН КЛОД ХАМДАМ» — покупать колумбийский кофе…

Только сейчас он заметил перемену на улице. За ночь намело столько белого искристого снега — что все вокруг было белым-бело.

— сколько кокаина! — вспыхнуло в мозгу R и тут же погасло. Несмотря на столь раннее утро — из–за белого снега вокруг было светло…

Под ногами редких прохожих — в основном, сменных рабочих — поскрипывал снег.

Проскакивали на замерших стыках первые заиндевевшие трамваи. У длинного «Гастронома» выстраивались две очереди:

первая — за молоком — дедушки-бабушки с пенсионными, ветеранскими книжками и орденскими колодками на пиджаках. Здесь все знали друг друга в лицо. Здесь велись свои разговоры, и царил свой порядок;

и вторая — за бормотой. Здесь тоже все знали друг друга. Здесь тоже велись свои разговоры, и царил свой порядок. Один Савелий, — которого знали обе очереди — менялся время от времени. Полтора месяца походит за молоком, а потом опять меняет очередь и тоже — месяца на полтора-два; пока жена с детьми не соберет ему убедительных доказательств, что молоко и дешевле, и полезней…

Рядом с «Гастрономом» находился дуканчик «ЖАН КЛОД ХАМДАМ». На его дверях висела табличка:

«ЁПИК»…

— Ёпик так Ёпик…- решил R и стал ждать, когда появится Очик. На старой белоснежной — Газ-21 — с оленем на капоте — подъехал Ходжаин — Илтимос Суянмангиз. Первым выскочил Очик, сразу открыл дверь дукана. Ёпик убрал табличку со своим именем, а милые Мархамат и Илтимос сразу стали раскладывать по полкам товары.

…кофе осталось всего две пачки. R их купил и попросил еще. Больше не было. R — на радостях — забыл взять сдачу и бегом помчался домой. Закрыв двери на все щеколды, цепочки и замки — он постелил на большой круглый обеденный стол старые газеты с портретами Брежнева и Черненко — над которыми ножницами стал аккуратно разрезать один пакет за другим — из каждого сыпался… — R не хотел верить своим глазам — самый настоящий кокаин.

ЗИМА

R родился зимой, может, поэтому зиму он не любил. Зимой было ужасно холодно и из–за этого возникало много проблем. Объемы людей, закутанных в различные зипуны и поддевки, очень мешали друг другу в метрополитене и в другом общественном транспорте. Зимой R всегда умудрялся терять шарфы, шапки, перчатки — иногда по отдельности, а иногда вместе с туфлями. Пуговицы на пальто он менял, как перчатки.

Потом R не мог без тоски и боли смотреть на закутанных, зачуханных женщин в пальто с кошачьими облезлыми воротниками или в искусственных пожилых шубках — под леопарда не первой молодости. R не имел путан, — и в виду тоже — которые все в мехах и коже выходили и заходили в белоснежные «Mercedes»ы или черные «Rolls-Royce»ы. Этот разговор сейчас не о них. У них всегда — Гавайи, тропики вместе с субтропиками.

А наши простые трудолюбивые нежные женщины, красивые женщины, прекрасные женщины — только раздень, попробуй! Это же Рубенс, Тициан, Рафаэль!!! Это же эпоха Возрождения — замаскированная как в годы войны (и удачно, причем, замаскированная!)… И они в ватниках и кирзачах…

Зимой — холодно. И рабочему человеку требуется больше для сугреву. Пьяных больше. А денег меньше. Люди ходят, понурив головы — с похмелья, от безденежья или — как бы не поскользнуться…

И вот у R возникла проблема — начала протекать труба водяного отопления. Из дырки в трубе хлещет кипяток, вокруг струи — клубы пара. Чем затыкать? Кого звать? R притащил из ванной таз, а сам стал судорожно прятать свои три пакета «Колумбийского кофе».

Снизу застучали по трубе — видать соседей тоже затопило. R не знал — то ли ему расстраиваться, то ли радоваться. Но в любом случае надо было жить и действовать. И R решил позвать сантехника, но сантехника, как обычно, на месте не оказалось — «на выезде» -

сказали ему в ЖЭКе. Потом сантехник все–таки объявился, но был так пьян, что пользы принести мог не больше, чем дырка в ведре.

В конце концов, сосед с первого этажа — алкаш дядь Коля — пришел и за две бутылки бормоты все сделал в шесть секунд…

-УХ-Х-Х-Х… НАКОНЕЦ-ТО… -

передохнул R, но вспомнил про три пакета. С ними будет потяжелее. Сколько это будет стоить, — если выставить это все оптом на аукционе Сотбис? А?

Господа миллионеры! Снимайте свои котелки, шляпы и цилиндры — новые бароны наркомафии — сэр R и леди Анжела…

Бам-бам-бам! — по лысине мажордому белой перчаткой, чтобы не путался в званиях!!!

— простите, господа, — барон наркомафии R с баронессой Анжелой!

— Виват, господа!

— Выпьем, господа!

— Еще по одной, господа!

— За молодую пару баронов!!!

Надо было подкрепиться. R отправил Анжелу на базар, а сам полез, а свой тайничок — на лезвии ножа вытащил щепотку кокаина — потом все закрыл, привел в порядок, сел в кресло и поднес блестящее лезвие к своему носу…

ЗИМНЯЯ СПЯЧКА

…Анжела уже полчаса звонила и никак не могла дозвониться. R спал и ему снилась Анжела — когда R увидел ее в самый первый раз — она сидела на огромных воротах Самарканд-Дарвоза. Когда он узнал, что ее зовут Анжелой — он четко понял, что это судьба. Тем более, разве это случайность, что это — Анжелы…сыпятся… десантом… с неба…

Да-а-а-а-а…

…Йоханн, лежавший рядом с Анжелой, вдруг превратился в огромного льва, и R испугался: что может быть, — если этот громадный Йоханн выскочит на улицу…

— хорошо, что Анжела сидит на воротах… — подумал R, хотя, что такое ворота для льва? — калитка…

R спал полуголый — в джинсах, но без рубашки — на зеленом паласе. Его окружали белые стены с портретами и картинами его друзей. Один художник повесился. Другой — умер. А этот эмигрировал из Союза на Запад. Сейчас Союза нет. Эмигрировать? Куда? Откуда? Этого художника убили. Этот утонул…

И R — без рубашки, в одних джинсах, на босу ногу — лежит красиво на зеленом паласе и спит в окружении своих друзей…

— ау-ау-ау… Где вы, старые мои друзья?! Что вы молча смотрите на меня? Что мне делать? Подскажите… Так же и вы не получили ответа на свой последний вопрос:

— ЗА ЧТО?

— ЗА ЧТО?

— ЗА ЧТО?

…почему жизнь загоняет здорового, крепкого мужика, видевшего-перевидевшего всего — в такие ситуации, когда у него нет больше слов, когда он может только тихо позвать: «Мама… Мамочка… Ау, мама…», а мамы давно уже нету у вас, осиротевшие люди…

…а сейчас R спит и ему снится Анжела в зеленых штанишках, как тогда — первый раз — на воротах…

…а ворота были громадные — Самарканд-Дарвоза.

Она смеялась… Солнце било в глаза и мешало смотреть в ее лицо, и сорок косичек вокруг ее лица — переплетались с солнечными лучами, и она смеялась — Сари-киз — Желтая девчонка с хитрыми кошачьими глазами, похожая на Пеппи-Длинный Чулок и на Гавроша, на шпанистого пацана, угловатого подростка, отрока — еще не юношу…

— а почему мои ворота превратились в громадные Самарканд-Дарвоза, почему? — потерялся на минуту R и сразу же все забыл, как только увидел Анжелу на воротах, которая смотрела на него своими кошачьими глазами и смеялась.

— Как тебя зовут?

— Анжела…

— Анжела?! — R четко понял, что это уже с ним было.

И Йоханн, превратившийся в огромного льва, стоял рядом с воротами. Как сфинкс. Охранял Анжелу — Нефертити…

И комнату охраняли друзья на стенах, комнату — в которой на паласе спал R — словно сторож музея: МУЗЕЙ ДРУЗЕЙ. А R — ночной директор…

И комната, в которой спал R — наполнялась Анжелой, а Анжела к этому времени не переставала звонить — в надежде, что R проснется…

А R видел во сне Анжелу и не просыпался. Тогда Анжела вспомнила, что ключи она брала с собой, открыла двери, — R спал…

…и тогда она стала его понимать… и давать… ему… себя… понимать…

— если я тебе не дам, кто тебе еще не даст? — спросила Анжела R.

— R, повтори, что я тебе сказала…

— не скажу…

— скажи…

— не скажу…

— ну, тогда скажи: не помню…

— не помню…- сказал R…

–…R, о чем ты думаешь?

— О тебе, обо мне, о нас с тобой… — с готовностью отвечал R.

ВЫБОРЫ

…всю ночь скрипели ветки деревьев. R спал, — ему снились далекие Гавайские острова, утыканные кокосовыми пальмами, утопающие в солнечном сиянии, когда все вокруг чисто белого цвета — как в последних кадрах фильма Антониони «Моя профессия — репортер»

— белоснежные виллы баронов колумбийской наркомафии, белоснежные шезлонги и черные смокинги, белозубые улыбки шоколадных нимфеток: «Чи-и-из…», белоснежный мягкий песок, шелковистый нежный теплый песок на чистеньких пляжах с голубыми бассейнами, белоснежные паруса яхт известных миллионеров, белоснежные трусики и чайки на горизонте, белоснежные — как трусики…

Это не снилось самому турецкоподданному Остапу Бендеру вместе с Сонькой Золотой Ручкой! Куда им дальше Сахалина… Карта у них Сахалином кончалась. Мировую географию изучали по карте «Беломора»…

— привет!

— Хеллоу!

— Хау ду ю ду?

Анжелка — шоколадная попка!

Загар по-гавайски в этом осенне-летнем бархатном сезоне тебе обеспечен…

R видит сон: он, как Сальвадор Дали, — на своем собственном острове. А Анжела, загорелая, как шоколадка «Твикс» — его Гала. Сладкая парочка на необитаемом острове. С кем поведешься — так тебе и надо!

Бывает две категории снов:

1. Сны, — которые сбываются.

2. Сны, — которые не сбываются.

Однажды R увидел во сне огромные манты. На следующий день он рассказал свой сон Анжеле. В этот же день сон сбылся — Анжела напарила три мантышницы: манты были огромные, вкусные — как в сбывшемся сне. А в каждой мантышке, — как на Новый год — был спрятан сюрприз для «Camel»а — верблюда-перевозчика. В каждой мантышке была заложена доза кокаина — «Киндер-сюрприз» в презервативе английского производства. Одна начинка развалилась прямо в желудке…

R потерял сознание, — очнулся в таможенной операционной международного аэропорта Хитроу. Хирург в резиновых перчатках ковырялся в брюхе R, как в собственном кармане…

— «Гюльчатай, открой личико…» - хотел сказать R, но губы его не слушались. Он только смотрел своими глазами в ее глаза, и это было много. Это значило, — что R еще жив.

Тогда R потерял сознание, и опять очутился на своем собственном острове вдвоем с Анжелой. Больше никого не было. Надо было продолжать жить. А жить без государства — невозможно. Значит, необходимо его создать. Чем R не Авраам Линкольн или не Сапармурад Ниязов? Только тем, что не стал печатать свои школьные фотографии на баксах своей страны? Да ему достаточно иметь эту свою страну, и зачем ему баксы?

А, вообще-то, они иногда бывают необходимы.

У R не было другого выхода. Надо было организовывать свои способности — поднимать состояние духа: вышедшего за пределы черепа…

Анжелка, твой профиль восхитителен! Для него необходимо придумать государство, на монетах которого — печатать твой профиль. И R решил создать свое собственное государство со своей независимостью и своим суверенитетом. Из двух человек, — которым он доверял лично. Это — он сам и еще — Анжелка. Единогласно были приняты следующие кандидатуры:

1. ПРЕЗИДЕНТ — R;

2. ПРЕМЬЕР-МИНИСТР — R;

3. МИНИСТР ОБОРОНЫ И БЕЗОПАСНОСТИ — R;

4. ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ — R;

5. МИНИСТР ФИНАНСОВ — R;

6. МИНИСТР КУЛЬТУРЫ И СЕКСА — R;

7. МИНИСТР ЗДОРОВЬЯ И СПОРТА — R*;

8. МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ И ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКИХ СВЯЗЕЙ — R;

_______________________________

*Здесь возникли некоторые разногласия по поводу того, куда отнести секс: к спорту предлагал R. Анжела настояла на культуре…


В остальные министерства вошла лоббистка Анжела — лидер оппозиции. Ей достались портфели:

1. МИНИСТР ПРАВИЛЬНОГО ПИТАНИЯ — А;

2. МИНИСТР ЧИСТОТЫ И ДИЗАЙНА — А;

3. ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК — А;

4. МИНИСТР ЮСТИЦИИ — А;

5. ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР — А.

С большим упорством Анжела выбила себе еще одну теплую должность:

6. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ФИНАНСОВО-НАЛОГОВЫЙ ИНСПЕКТОР (по-иудейски: МЫТАРЬ) — это значит, что R, как министр финансов, должен будет ежемесячно покупать какую-нибудь турецкую или французскую шоколадку — в качестве ежемесячного налога. R, министр финансов, скрепя сердце и скрипя зубами — от такого расточительства, все же согласился, но при этом, он же, — как министр здравоохранения и спорта, — поставил условие: одно-единственное условие — бросить курить!!! И тогда…

РЕКЛАМНАЯ ПАУЗА

ФИРМА «АНЖЕЛА» R (OOO LTD), т. е. -

общество с ограниченной ответственностью

на время болезни президента, отсутствия его в государстве — все полномочия президента и прочая — возлагаются на тайного советника А и прочая, и прочая…

УКАЗ № 1. В ознаменование дружбы узбекского и татарского народов — в лице Анжелы (паспортные данные, выписки из истории болезней и месячные проездные (просроченные) билеты прилагаются), а также, учитывая, что ее юные и молодые годы прошли на субботниках и воскресниках по построению Дворца Дружбы Народов, в момент, когда ее бессознательные соседи таскали с данной стройки грандиозные мраморные плиты для полов своих ванн, прихожих и туалетов, Анжела самоотверженно трудилась на постройке Дворца Дружбы Народов и закончила ее в срок* -

_______________________________________________

*А у самой в квартире даже простых обоев нет, и туалет обосран братиком Анвиком и его друзьями — студентами Института Народного Хозяйства. Жопу вытирают купонами образца 1992-93 гг. (просроченными). И бросают прямо на пол. Когда Анжела сильно захотела туда зайти после субботника — она сразу перестала хотеть. И до сих пор терпит…


ПОСТАНОВЛЯЕМ:

отказаться от территориальных претензий к Дворцу Дружбы Народов, но создать свое независимое ГОСУДАРСТВО: фирму «АНЖЕЛА-R» — транснациональную компанию, — чудовищного монстра, который своими щупальцами охватит весь мир.

Весь мир должен пестреть рекламой «АНЖЕЛА-R» — пейте соков и слушайте голосов! Новое поколение выбирает Анжелку, а не старуху Барби с крашенными огрызками искусственных волос…

И ПОЭТОМУ ПРИКАЗЫВАЕМ НАГРАДИТЬ

ТАЙНОГО СОВЕТНИКА АНЖЕЛУ

ЗВАНИЕМ:

«МАТЬ-ГЕРОИНА»

и выставить ее шикарные бюсты во всех кишлаках (нашла коза на камень), в которых она имела привычку тайно собирать опийный мак или индийскую коноплю (где не сеяла, а жатву собирала).

Хакимы всех туманов и вилойятов должны проследить лично, чтобы возле каждого Анжелкиного бюста росли кольцами жирные головки опийных маков и тяжелые ширистые кусты индийской конопли.

Если для плантаций не хватит места — можно распахать Красную площадь и засеять ее маком и кокой, а всю эту радость закрыть Кремлевской стеной от разных иностранцев — дельцов подпольного наркобизнеса.

А потом отправить Анжелу на Международную конференцию, т. е. Сходняк.

БОЛЬШОЙ СХОДНЯК, -

где были бы итальянцы со своими любимыми «Калашниковыми» в коробках из–под пиццы или спагетти. Где были и бы китайцы со своими вечными улыбочками: «Холесо, холесо, холесо…» — а сами: ушу, кунг-фу и тому подобное. Кормят: не определишь, чего хочет хозяин — или отравить тебя, или угостить каким-нибудь особо вкусным блюдом: например, гюрзой по-сычуански в собственных яйцах…

А Анжела — МАТЬ-ГЕРОИНА (СНГ) — будет представлять среди разных «Коз» и «Ностр» — нашу, отечественную, самостийную, вольную, родную наркомафию — со спортивной сумкой на лямках — типа рюкзака, красивую, яркую (Анжелка, как и все обезьянки — любила все яркое), с разноцветными рисунками и надписями.

А в этом рюкзачке — 3 (три) пачки, три килограммовые пачки чистейшего кокаина. А рядом с ней R в черной кожаной куртке, из–за пазухи оттопыривается ствол массивного газового пистолета «Майами»…

— протекает, наверное, — газом пахнет…- зашмыгал носом Мяо.

— ну, ты и нюхач…- заткнул его R, — так-сикаман и эдак-сикаман… это просто зажигалка… протекает… барахлит…

А куда они ехали? И на чем? — Они ехали в белоснежном «Mercedes-Benz» №600 — и телохранителем был у нее R.

…блицы, вспышки фотоаппаратов, репортеры, микрофоны… весь преступный, самый крутой мир встает, когда впервые на Большом Сходняке появляется делегация от СНГ: возглавляет ее Анжела — Мать-Героина, за ней — чуть поодаль — R — Отец Контрабанды, телохранитель двух тел (по совместительству — на две ставки): Анжелкиного и своего — хранить и блюсти себя и ее (и что легче здесь, а что сложнее, и, может быть, даже и невозможнее? Кто знает?).

Но бабки он получал. В баксах. Расписываясь во всех своих ведомостях — теперь их у него было много…

Анжела несет в своих руках развевающийся флаг Содружества Независимых Государств — и весь зал, вся арена футбольного стадиона — встает, президенты крупнейших мафиозных кланов Востока и Запада, Севера и Юга — прыгают от восторга, как дети — нашего брата прибыло.

Дружба, жвачка, Советский Союз — мы там как из Атлантиды, страны, которая уже не существует, ее нет на картах мира. Но мы-то — есть, и поэтому: мы — это звучит гордо! Мы, сироты, осиротевшие дети своей, почившей в бозе, страны, родины… Пусть ее нет, но мы же есть, есть и всегда будем есть!

А Мяо в зеленых очках, с прилизанными, жидкими, белобрысыми волосиками — под итальянского мафиозного альбиноса — шел сзади с пуленепробиваемой папкой: в ней Мяо нес два экземпляра (один под копирку) своего журнала «Художественная литература» №1 — продавать итальянской книгоиздательской мафии. И они клюнули. И купили. Правда, не за 100 (сто) долларов США, а за 100 (сто) итальянских лир и бутылку итальянского белого столового вина, начиненного ЛСД. Доза была лошадиная, но и Мяо был профессионалом — бывало, баловался в детстве и политурой, и стеклоочистителем, и сапожной ваксой, и в отечественной парфюмерии и фармацевтике — спецов — равных ему — не было…

Поэтому ничего с Мяо не случилось, и он попросил у итальянцев еще пару таких «пузырьков» — на похмелку. Затем запил все это треугольным одеколоном «Кара-Нова» с танцующей туркменкой в красном платье — прямо из фанфурика и закусил килькой (по 12 копеек за 300 грамм в Советском Союзе). Кильки он сжирал вместе с головами, кишками и хвостами — ничего не выплевывая.

Восхищенные самураи из «Якудзы» восторженно зацокали по-японски… Они приняли его за камикадзе.

ЯДГАР

шел в своем старом чапане с заплатками, откуда торчала старая пахта (хлопок) времен первого президента Юлдаша Ахунбабаева — в этом чапане его молодой дед за 45 (сорок пять) дней прорыл Большой Ферганский канал; уже став большим начальником, дед Ядгара ставил свои старые ичиги и кетмень всегда рядом с Переходящим Красным Знаменем от ЦК ВЦСПС — и — возле — на простой большой ржавый гвоздь вешал свой старый бухарский чапан-халат с многочисленными, — как и его годы — заплатами.

Это — чтобы не забываться, что родом он — простой дехканин.

Дед умер. Отцу Ядгара осталось наследство: ичиги, кетмень и чапан. Никто не мог догадаться — из какого материала был сшит вначале этот халат… Переходящее Красное Знамя передали другому району и оно пошло-поехало по рукам…

Отец запил, затеял драку с приятелями- «банге», зарубил пару друзей кетменем. Утром, на рассвете, во время первого намаза — его — в ичигах, без чапана, в белой узбекской рубашке без ворота вывели из дома четыре кызыл-аскера с винтовками, посадили в арбу и увезли в район. Больше о нем никто ничего не слышал. Кетмень, как вещдок, тоже забрали.

В каком случае плебей может стать плейбоем? — Если назначить его ханом. Из грязи — в князи…

Ядгар — в дедовском чапане — попросил у R Кокандское ханство. И R не выдержал и не стал возражать. Иногда и Ядгару надо почувствовать свою значительностью Тем более в таком возрасте, когда еще можно получить от жизни удовольствие…

ИТАК:

впереди процессии шла Анжела, затем R, потом Мяо в зеленых очках, за ним — Ядгар, уже кокандский хан, в бухарском чапане, за Ядгаром плыла его жена-ханша, за ними Константин Донатович Трубкин с женой, которая приехала из отпуска и уже была на сносях — за Трубкиными семенил папа Трубкина, Трубкин Старший, старый НКВДшник.

Ядгар нес знамя Кокандского ханства — и все люди, проходящие через глаза спящего R — как через городские ворота благородной Ферганы — устремлялись под знамя Ядгара. Волнистый зеленый попугай Рома сидел на древке и правым крылом, словно рукой полководца — указывал всем путь:

— верной дорогой идете, товарищи!

А это было уже не то знамя, не зеленое знамя древнего Коканда — Ядгар нес ПЕРЕХОДЯЩЕЕ КРАСНОЕ ЗНАМЯ ЦК ВЦСПС — и никто не заметил, и все шли на Коканд. Даже янычар Йоханн-Поханн ломанулся за всеми, хотя все прекрасно знают, что кошки ходят обычно сами по себе…

Лишь Шам-Шад шел так скромно в сторонке, по тротуару, что все это видели, и шел он, конечно, не в ногу, но туфлей, впрочем, громко тоже не шаркал. В глубоком кармане его плаща дервиша (одновременно: модерн! — у них в Питерах-Парижах таких не бывает…) он нес модерн-новый журнал карманного формата и тиража, но очень духовного со (не?)держания…

Когда вся процессия прошла — оказалось, что осталось всего двое: R и Анжелка…

— ну что, пойдем с тобой на качу-качу?

R согласился.

Они обнялись и пошли совсем в другую сторону.

Только Очик и Ёпик со своими двоюродными сестрами — Мархамат и Илтимос — во главе со своим отцом и дядей — Ходжаином Илтимос Суянмангизом — стояли за прилавком, и глаза у них разбегались в разные стороны…

БЕЛОМОР-CAMEL

(P. S.)

У R было желание: купить сигареты «Camel» по 1500 купонов за пачку, но у него не было 1500 купонов. Потом у R были эти деньги, но их уже не принимали (всерьез?), и сигареты «Camel» стоили 35 сумов, которых у R еще (уже) не было.

И он курил самокрутки, свернутые из газет различных политических ориентаций.

Однажды в «ФерГАНСкой правде» ему встретилось объявление о вербовке рабсилы: «Совместный советско-американско-голландско-киргизский колхоз-концерн-корпорейшн “Беломор-Camel» — с ограниченной материальной и моральной ответственностью — набирает на работу в Фергану потрошителей «Беломора” и набивателей «Camel»а. А также: надувателей воздушных шариков сладковатым конопляным дымом, чтобы шарики улетали из–под дымка за ролики.

И шарики улетали…

Дни тоже были похожи на разноцветные воздушные шарики. Сегодня — синий, завтра — красный, послезавтра — желтый…

Неделя — это связка из семи воздушных шариков. Семь цветов радуги — каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Каждый шар несет в себе прокол. Каждый прокол — это легкий конопляный вздох воздушного шарика, стремящегося к небу…

И так — семь раз. Итак, семь п р о к о л о в…

СЕКС И НИЩЕТА КУРТИЗАНОК

(P. S.S.)

…когда R предложил Анжелке, — она ответила:

— Нет! Ни за что! Что меня ожидает вместе с тобой? Секс и нищета…

Но в Фергану поехала.

— верной дорогой идете, товарищи!

Верная дорога вела в благородную Фергану. На белоснежном «Mercedes-Benz» №600 трепетала на ветру от счастья связка из семи разноцветных воздушных шаров.

Ехать надо было через перевал, где на большой высоте закладывало уши — как в самолете.

Ехать надо было бы прохладной бархатной ночью, под утро — время первого намаза, — когда ДАНишники (ГАИшники), собрав свою еженощную дань, ясак, пошлину — уже начинали клевать носами в свои бляхи-мухи и жезлы-посохи: плох тот сержант-данишник, что не носит в своем просторном кармане полосатого жезла… свою палочку-выручалочку — полосатую, как сама ж и з н ь…

РИТОРИЧЕСКИЙ ВОПРОС:

— что лучше: в Ташкенте курить сигареты «New York» или в New York-e курить сигареты «Ташкент»?

И R еще не рано, но уже и не поздно отправился в Фергану курить сигареты «Camel».

Теперь R — будет верноподданным Ферганы, где над каждой махаллинской крышей начинается небо, где звезды ближе и ярче, чем в многоэтажном Ташкенте…

— «…где часто, когда мне грустно и одиноко, я буду выходить на маргинальный маргиланский тракт и долго-долго идти по нему, ночью — пока не встречу первую попавшуюся Анжелу и н е о б н и м у ее…» — так думал R, сидя на переднем сиденье в своей таиландской рубашке с попугаями, расшитыми золотыми нитками — фирма «Sant Angelo»… Иди и больше не греши.

А на перевале — он затащил связку шаров в машину, закрыл все окна — и один за другим — проколол все шесть шаров, наполнивших белоснежный «Mercedes-Benz» №600 благоуханием колониального южного уходящего ферганского лета, и машина сама взмыла и поплыла над горами, над ущельями, над скалами — над серпантином дороги, пересекающей перевал.

И теперь над этим перевалом Камчик плыла машина на семи шарах, и в этой машине плыли три человека и Ганс, немецкая овчарка в немецкой машине (гап йок!), — и все они прикололись и плыли в машине, словно в дирижабле, и машина плыла над перевалом на ближнем свете…

— ты опять поздно спать уснешь? — прикололся R своему обороту, обернувшись к Анжеле, — и увидел ее, спящую, с припухшими губами. И тогда R понял, что она уже на седьмом небе…

И тогда прокололся последний — седьмой шар, и в машину пахнуло духаном:

— здесь чуйский дух, здесь чуйкой пахнет …

И R не выдержал и открыл люк мерса, и вытащил свою голову:

— Люди! Повесьте свои уши на гвоздь внимания! Люди Ферганы!!! Ау!!! Имеющие уши — да услышат…

И неожиданно — перед глазами R — на небе всплыл мираж: огромный закат над всей золотой — в дымке — долиной, окруженной хребтами обалденно-высоких гор.

И все это было так четко видно, до мельчайших подробностей: и все дома, и все улочки, извилистые — вплоть до самых маленьких — в метр шириной, причем улочек жилых (здесь люди живут? — здесь люди живут!), действующих — не музей какой-нибудь под открытым небом, — и все глинобитные дувалы, и все медресе, и все мечети и крепости — и все это из глины, красивой и красной от закатного солнца — и во все это ожившее средневековье, словно дирижабль, бесшумно вплывал белоснежный «Mercedes-Benz» №600 с двумя пассажирами на борту, не считая собаки…

Машина плыла на полыхающий закат, на солнце — такое красное, и такое большое — на горизонте…

Ташкент, Коканд, Фергана.

Июль-август, 1995 год.

_______________________

Художник — Алексей Дмитриев

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Rifat Gumerov

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About