Смех — это внутренняя свобода.

Джеймс Крюс “Тим Талер, или Проданный смех” (здесь и далее цитаты из повести Д.К.)

Андре

Все началось 12 марта 1927 года, когда в Каире, в семье сефардских евреев, родился четвертый ребенок — мальчик Андре. Когда мальчику было два года, его тетя по материнской линии погибла при трагических обстоятельствах. Мама Андре тяжело переживала смерть сестры. Вскоре после этого, старшая сестра Андре заболела туберкулезом, и мама, одержимая страхом вновь потерять близкого человека, с головой ушла в заботы о больной дочери. Мама с сестрой часто ездили в Париж на лечение, оставляя маленького Андре с отцом и нянями в Каире. Мальчику было ужасно одиноко. Он не мог толком обьяснить себе, что происходит, почему маме так тяжело, и почему он ничего не может с этим поделать. Постепенно, образ матери стал для Андре чем-то недосягаемым и печальным, он принял свое одиночество как данность и научился с ним жить. Когда Андре подрос, мама стала брать его в Париж с собой. А он брал с собой свое одиночество. В 19 лет Андре решил переехать в Париж окончательно, чтобы поступить на медицинский факультет и стать психиатром. Терять ему было нечего- отец умер, когда ему было 14. Отношения с матерью так никогда и не стали близкими. Он не знал никого в Каире, точно так же, как он не знал никого в Париже. С таким же успехом он мог переехать хоть на Луну- там ему было бы так же одиноко, как и в любом другом из уголков Земли. Мать Андре умерла, когда ему было 22. Он так и не виделся с ней с момента переезда в Париж. Со временем у него появились друзья, знакомые, любимая девушка. И вот, наконец, Андре приступил к изучению психиатрии.

Грин

Так, в 1953 году, заканчивается история мальчика Андре из Каира, и начинается история Андре Грина — одного из самых замечательных психоаналитиков 20 века. Позже, в одном из интервью, Грин скажет, что считает 1953 годом своего рождения.

Как подобает настоящему герою, Андре Грин посвятил вновь обретенную жизнь борьбе за свободу. За самую важную из свобод — внутреннюю. Проведя детство в “темноте” и одиночестве, он, как никто другой, знал, как бороться с монстрами, которые прячутся у нас внутри. Одним из таких монстров был “комплекс мертвой матери”. Андре Грин называл его многоголовой гидрой психоанализа. Отрубая одну голову чудовища, он видел, как на ее месте вырастало три новых. Грин был пациентом, психоаналитиком, ученым, философом, вечным учеником и учителем одновременно, и он использовал весь свой опыт, чтобы найти способ одержать победу.

Комплекс мертвой матери, вопреки своему названию, не является последствием физической смерти близкого человека. Он зарождается в результате отстраненности матери и невозможности установить с ней эмоциональный контакт. “Мертвая мать” — это мать, которая физически присутствует в жизни ребенка, но, лишенная теплоты и эмоций, поглощенная какой-то неведомой печалью, для ребенка она умирает. Комплекс формируется в раннем детстве вокруг взаимоотношений с человеком, который может быть отцом, матерью, или другим важным для ребенка членом семьи.

Мать и ребенок

“Он был крепким и вполне самостоятельным пареньком, мог без всякой посторонней помощи управлять океанским пароходом из табуреток и автомашиной из диванных подушек и на редкость заразительно смеялся.”

Как правило, изначально ребенок c комплексом мертвой матери был любим и счастлив. Но, по какой — то неведомой причине, все меняется, и вокруг этой перемены возникает внутренний конфликт. То, что было для ребенка источником любви и залогом безопасности, превращается в блеклый и практически неодушевленный образ. Причиной отстраненности матери может стать разочарование любого рода- проблемы с деньгами, самореализацией, сложные отношения с отцом ребенка.

Грин приводит следующий пример из своей практики — мать одного из пациентов тяжело переживала выкидыш, но это событие держалось в секрете, и пациент узнал от родных о семейной тайне уже в процессе анализа.

Основная характеристика депрессии, порожденной комплексом мертвой матери — это то, что она развивается в момент физического присутствия объекта (матери), который поглощается ощущением утраты — так ребенок переживает отсутствие эмоциональной близости с матерью. Даже если на каком — то этапе жизни ребенка происходит реальное расставание (или потеря), эти события уже не имеют отношения к формированию комплекса. В случае реальной утраты эмоционально близкой матери, могут проявляться схожие симптомы и модели взаимоотношений с окружающими, однако, подобная травма несет совершенно иной характер.

Для данного случая также характерно, что ребенок не испытывает чувства ненависти или агрессии по отношению к матери. Зачем винить близкого человека за его же горе? Повзрослев, некоторые дети начинают винить мать за определенные ошибки, но, в то же время, они сами тут же легко находят оправдание ее поступкам и сострадают ей. В своей работе по клинической психологии, написанной в США в 2012 году, С. Райт приводит пример пациента, упоминавшего алкоголизм матери, как корень своих проблем во взаимоотношениях с другими людьми; одновременно с этим, пациент легко находил оправдание поведению матери и глубоко ей сопереживал.

Итак, что вы делаете, когда близкому человеку плохо? Конечно, пытаетесь его растормошить и развеселить. В попытке обратить на себя внимание, ребенок становится активным, старается вовлечь мать в общение. Позже это сменяется легкой возбудимостью, беспокойством, бессонницей. Потерпев поражение, ребенок начинает искать иной способ сблизиться с матерью и находит единственное решение- стать таким же, как она. Он мимикрирует и подсознательно старается приблизиться к матери, разделив с ней печаль. В конечном итоге, горе становится тем, что их объединяет. Ребенок переносит внутреннюю скорбь от потери близкого человека снова на объект потери, то есть сопереживает матери из–за собственной депрессии.

Вслед за этим происходит утрата смысла. Ребенок пытается найти хоть какое-то объяснение происходящему и приходит к выводу, что, скорее всего, это он сделал что-то не так. Но каким должен быть проступок, чтобы получить такое наказание? Достраивая картину мира из подручных средств и фантазируя о своем проступке, ребенок начинает чувствовать, что само его существование является источником разочарования матери. Отдаляясь, мать будто отказывается признавать за ребенком право на чувства и эмоции, что воспринимается как отказ в праве на существование в целом. Если ты даже не в праве существовать, то о праве иметь собственные желания и говорить нечего. Так, ребенок накладывает внутренний запрет на свои желания.

Тим Талер и Андре Грин

Одной из любимых страшилок моего детства была история про Тима Талера- мальчика, который обменял свой смех на способность выигрывать любое пари. Удивительным образом, мальчик прошел через все то, что описал Андре Грин в своей работе “Мертвая мать”.

Жизнь трехлетнего Тима меняется в одночасье — отец теряет работу, из счастливого дома с окнами на городской сад они переезжают в квартиру в темном переулке в неблагополучном районе, его мама умирает и образ веселой, любящей матери вытесняется из сознания ребенка образом нервной и холодной мачехи, от которой Тим получает одни шлепки да оплеухи. Несмотря ни на что, Тим пытается быть хорошим и заслужить одобрение мачехи, которая всегда чем-то недовольна.

Грин пишет, что ребенок с комплексом мертвой матери отчаянно стремится быть прилежным, вести себя тихо, не отвлекать родителей, не мешать им, делать успехи в учебе. С. Райт приводит пример пациента, который утверждал, что “если ты хочешь, чтобы тебя любили, для этого нужно стараться, нужно делать что-то такое, за что ты получишь признание, ты должен быть идеальным ребенком.”

Поначалу Тим Талер тоже очень старается в школе, но его усилия остаются незамеченными. Тим не сдается.

“Стоило ей (мачехе) разок похвалить его за то, что он один притащил тяжелую сумку картошки, и он чувствовал себя совершенно счастливым, становился покладистым и сговорчивым и готов был помогать ей с утра до вечера.”

Но и это не помогает Тиму снова обрести любящую семью.

“Если бы у меня было очень много денег, я снял бы большую квартиру, у меня была бы там отдельная комната и каждый день я давал бы Эрвину на карманные расходы, сколько он ни попросит. А мать могла бы покупать себе все, что захочет”- рассуждает Тим.

Он пытается понять, как сделать своих родных счастливыми.

Неспособность вызвать эмоциональный отклик в матери, отсутствие тепла, чувства безопасности воспринимается ребенком, как его собственный провал. Это ощущение провала, неспособности исправить или изменить что-либо, остается с ребенком на всю жизнь и переживается снова и снова, но уже в других ситуациях.

“Из–за всех этих непонятных вещей, приключившихся с ним на новой квартире в переулке, Тим почти совсем разучился смеяться.”

Так, после утраты смысла, ребенка мертвой матери поглощает печаль, которую он тщательно скрывает.

Грин считает, что одиночество и боль стимулируют в ребенке развитие интеллектуальных и творческих способностей. Воображение предоставляет убежище от реальности и помогает заполнить пустоту. Интеллект употребляется на то, чтобы достигать академических успехов и, таким образом, стать достойным любви. Считается, что творческий потенциал и интеллект ребенка выступают как защитные механизмы, и, на какое-то время, ребенок может заполнить пустоту творчеством. Такие дети часто посвящают себя искусству и выбирают творческие профессии.

Среди других способов заполнить пустоту- чрезмерная привязанность к отцу, попытка найти “мать” вне семьи — в друзьях или в матерях друзей. Некоторые дети начинают проявлять заботу о других членах семьи и превращаются во взрослых детей, другие проявляют гиперответственность, у многих наблюдается синдром дефицита внимания.

“Жизнь непонятна, а все взрослые- конечно, за исключением отца -несправедливы”- к такому выводу приходит Тим Талер, для которого отец остается единственным источником радости. Но и отец вскоре умирает.

Тим отчаянно хочет всем нравиться, хочет чтобы все с ним дружили и любили его, но не понимает, что ему даже не нужно ничего для этого делать. Его жизнерадостный смех- это и есть то, что притягивает к нему людей. Он нравится всем таким, какой он есть. Только от мачехи по-прежнему никаких проявлений тепла и заботы. Так, Тим принимает решение навсегда отказаться от своего смеха в обмен на богатство, которое, как он думает, принесет ему любовь и уважение мачехи и друзей. Он еще не понимает, что тем самым, он лишает себя возможности быть счастливым.

Проданный смех

“Мое наследство- тяжелая ноша, господин фотограф. И я еще не знаю, что мне делать- смеяться или плакать. Разрешите мне пока подождать и со смехом, и со слезами.”

Такое наследство оставляет ребенку «мертвая мать». Андре Грин подробно описал, как это происходит.

Несмотря на все успехи и достижения, дети “мертвой матери” переживают бесконечное повторение своего “поражения”. Вскоре две важные сферы жизни — карьера и семья- превращаются в источник обид и разочарований. За что бы они ни брались, любое вложение эмоций и чувств снова возвращает этих детей к скорби. Таким людям трудно говорить о том, чего они хотят, их желания все еще под запретом. Мертвая мать пресекает любые попытки ребенка жить собственной жизнью.

Профессиональная жизнь, даже если человек глубоко в нее вовлечен (работа превращается в еще один способ вытеснить одиночество), становится источником разочарования. Неудачи в любви ведут к серьезным нарушениям в сексуальной жизни и эмоциональном общении. Желание ребенка мертвой матери быть спасителем, человеком который может все исправить, который все отдает другим, удивительно сочетается с недоверчивостью, стремлением избегать серьезных отношений или не вовлекаться в них эмоционально. В своем стремлении любить и быть любимым, он может ненадолго забыть себя, отдавая партнеру все, но это быстро сменяется опустошением и обидой. Этот взрослый ребенок постоянно чувствует, что его недостаточно любят и ценят, что его могут бросить, он утрачивает способность ощущать себя в покое и безопасности. Взаимоотношения с близкими становятся противоречивыми и двойственными. В сексуальной жизни, даже если все хорошо, жертвы комплекса мертвой матери либо становятся одержимы идеей, что к ним не испытывают ответного влечения, либо они создают ситуацию, в которой, якобы, теряют его сами.

Они жаждут спасения, перемен, просветлений, всего, что может дать им иллюзию того, что отныне все изменится. Они меняют партнеров, интересы, занятия, пристрастия в еде, сами разыгрывают маленькие трагедии и сами помогают себе их пережить. Ситуации, в которых они, как барон Мюнхгаузен, вытягивают себя за волосы из болота, ненадолго дают им иллюзию силы, контроля, ощущение перемен. Еще одним отвлекающим маневром служат различные проявления деструктивного поведения. Проблемы с алкоголем, наркотиками, переедание и булимия- так жертвы комплекса наказывают себя за горе матери, и в то же время, бросая все силы на борьбу с этими проблемами, они забывают, что под ними погребен далекий образ из детства.

При этом дети мертвой матери достаточно стабильны, они молча преодолевают препятствия, и даже не страдают депрессиями в классическом понимании. Их депрессия растянута во времени и проходит через всю жизнь чередой микро-депрессий.

Укрепившись и окопавшись в своей неспособности быть счастливым, любить или быть любимым, как в крепости, человек, живущий под гнетом мертвой матери, начинает искать независимости и одиночества. Одиночество, которое когда-то стало причиной развития комплекса, и от которого так хотелось спрятаться, превращается в единственное доступное утешение. По словам Грина, видя в одиночестве спасение, пациент завершает круг и возвращается к тому, с чего начинал. Их снова остается только двое- ребенок и его мертвая мать.

Не в силах ни оплакать свою детскую потерю, ни быть счастливым в самостоятельной жизни, взрослый с комплексом мертвой матери превращается в Тима Талера- одинокого ребенка, которому пришлось рано повзрослеть, и который теперь не умеет ни плакать, ни смеяться.

Молчание

“Обе стороны обязуются хранить полное молчание о настоящем соглашении.”

Молчание — одно из важнейших условий контракта, который подписал Тим, навсегда отказываясь от своего смеха.

Грин считает, что молчание — это типичная особенность, указывающая на наличие комплекса мертвой матери. Это значит, что пациент готов говорить о чем угодно, кроме того, что непосредственно может навести аналитика на верный след.

“Самые сложные вещи иной раз становятся простыми, когда поговоришь о них с кем-нибудь. Но Тиму нельзя было ни с кем говорить об этом. Он должен был замкнуться в своей тайне, как улитка в раковине.” Поначалу Тим даже не осознает, какую непосильную ношу он взвалил на свои плечи.

Комплекс мертвой матери надежно скрыт за множеством других проблем и комплексов. На момент начала анализа, у пациентов нет четких воспоминаний о травмирующей ситуации, и, в качестве исходного конфликта, они приводят совершенно другие эпизоды из своей жизни. Именно поэтому Грин говорил, что комплекс мертвой матери- это многоголовая гидра психоанализа. На то, чтобы понять с чем именно он имеет дело, у Андре Грина ушли годы. Обычно то, что могло бы указать на причины формирования комплекса, либо умалчивалось, либо представлялось пациентами, как следствие другой травмы. Пациенты не испытывали ненависти или злости, не страдали глубокими депрессиями. В силу своего интеллекта, многие из них блестяще анализировали собственные конфликты. Грин писал, что такие пациенты изматывают аналитика, водят его вокруг да около, развлекая интеллектуальными беседами. В итоге последний сдается, исполненный чувством собственного бессилия. Андре Грин считал, что в данном случае “молчание психоаналитика” не эффективно. Для того, чтобы заставить пациента вспомнить то, что он так старательно забывал- придется начать говорить.

Поскольку, под влиянием комплекса мертвой матери, пациент с самого детства подавляет негативные чувства, то, согласно Грину, первым шагом на пути к освобождению может стать появление злости, гнева, обиды. Эти негативные чувства открывают доступ к тому моменту в прошлом пациента, где он когда-то “захоронил” образ матери.

Когда друзья приводят Тима Талера в кукольный театр на спектакль про царевну Несмеяну, они надеются, что вместе с царевной рассмеется и Тим. Мальчик сразу проникается симпатией к Несмеяне и мысленно называет ее сестренкой. Он понимает, что больше не один, что в этом мире есть кто-то, с кем его роднит бесконечная печаль. Тим мысленно молит царевну не смеяться, не оставлять его одного. Но вот раздается смех Несмеяны и вместе с ней смеется весь зал. Тим плачет и впервые осознает, что хочет вернуть свой смех.

“Впервые с того рокового дня на ипподроме в душе его поднялся бессильный гнев. Гнев словно захлестнул его. И в эту минуту он твердо решил, что добудет назад свой смех, чего бы это ему ни стоило.” Так Тим начинает свой путь домой, к счастливому ребенку, который умел заразительно смеяться и которого все любили просто так.

Задача психоаналитика заключается в том, чтобы привести пациента к настоящему себе, помочь ему пройти путь от одинокого и покинутого ребенка к счастливому и заслуживающему любви. Круг замкнется, а заложник мертвой матери окажется свободным. Это возможно только тогда, когда пациент разрешит себе испытать боль и сам захочет вернуть утраченную свободу. Грин писал, что нужно “заставить мертвую мать улыбнуться”, пробудить в сознании ребенка образ любящей матери, такой, какой она была до потери эмоциональной близости с ребенком. Можно поднять его со дна воспоминаний, придумать- неважно. Главное ненадолго вдохнуть в нее жизнь. Оживив мать, ребенок сможет с ней попрощаться, дать ей по-настоящему «умереть» в последний раз и отпустить этот образ навсегда.

“Лицо мачехи расплылось; перед глазами Тима стояло другое лицо — лицо той, которая подарила ему его смех: лицо матери. Черные волосы и блестящие черные глаза, смуглая кожа и веселые полукруги возле уголков губ.” Этот образ предстал перед Тимом Талером незадолго до того, как ему, наконец, удалось вернуть свой смех. И это именно тот момент, когда, по словам Грина, психоаналитик понимает, где находится “шея гидры” и может отсечь все головы разом.

Преодоление собственного комплекса матери ознаменовало для Андре Грина начало новой жизни, которую он посвятил психоанализу. Когда Тим Талер вернул свой смех, он чувствовал то же самое — “Слезы катились по его щекам; он бессильно опустил руки; он даже не смотрел на своих друзей. У него было такое чувство, словно он рождается заново.”

“Теперь, когда к Тиму снова вернулся смех, и он словно выздоровел, он понял, вдруг, как все это было просто. А он-то в смятении и отчаянии столько лет пробирался окольными путями, вместо того чтобы выйти на прямую дорогу”

Для того, чтобы понять, как вернуть свой смех и что такое внутренняя свобода, Тиму Талеру было необходимо пройти всеми этими окольными путями.

Для того, чтобы выделить комплекс мертвой матери в отдельную категорию, Андре Грину было необходимо пройти три курса психоанализа в качестве пациента, и множество раз иметь дело с нарциссическими травмами в качестве психоаналитика.

После Грина

Когда Тим Талер впервые встречает человека, который догадывается о том, что на самом деле происходит с мальчиком, он не может ни пожаловаться, ни попросить о помощи. Своим контрактом мальчик связан по рукам и ногам.

“Твое молчание достаточно красноречиво. Может быть, мне когда-нибудь удастся тебе помочь,”- говорит ему незнакомец.

Первая и случайная встреча с моим будущим психоаналитиком прошла за обсуждением философии, истории, моего синдрома дефицита внимания, хронического саботажа близких отношений и неспособности действовать согласно своим желаниям.

Через некоторое время, я пришла на первый сеанс со следующим заявлением: “У меня биполярное расстройство и сейчас я в депрессивной фазе, мне нужен рецепт на таблетки”.

“Я думаю, что это не так, пожалуйста, дай мне время разобраться во всем получше”,- получила я в ответ.

После нескольких сеансов, и пары попыток прекратить сессии, которые становились все менее приятными, мой психоаналитик сказал:

— Мне кажется, я знаю, как тебе помочь. Но для этого, нам придется убить твою мать! Или ты все еще хочешь таблетки?

Таблеток уже не хотелось. Во мне бушевали гнев и решимость Тима Талера.