Donate


radio.syg.ma is a community platform for mixes, podcasts, live recordings and releases by independent musicians, sound artists and collectives
Cinema
Music
Books
Art
Psychology
Philosophy
Society
Poetry
Prose
Theatre
Architecture
Technology
Notes
Self-organization
Map
e-flux
Tashkent-Tbilisi
more...
Коллекция InLiberty.ru

Пиноккио в Волгограде: Дмитрий Бутрин для Inliberty.ru

Рита Гооге13/10/14 04:59
Сергей Краснослов
Vasily Kumdimsky
panddr

О возвращении символов в России говорят сейчас много, например, практически в прямом эфире мы наблюдаем эволюцию смысловых значений «георгиевской ленточки»: еще месяц назад предполагалось, что из милитаристского советско-лоялистского символа (как рассчитывал ее автор, бывший сотрудник бывшего информагентства РИА «Новости») она превратится в символ антилиберальной оппозиции, но «Новороссия» как-то незаметно выработала внутри себя свою символику и адаптировала в борьбе с заокеанскими агрессорами модифицированный флаг американской же Конфедерации.

Ленточка теперь используется преимущественно гостями столицы в качестве оберега и девушками из столичных офисов — как любовный амулет, для привлечения внимания юношей; и в первом и во втором качествах ленточки повязываются на носимую ручную кладь. Другой пример — герб СССР: активное осмысление значения символа покойного государства маркетологами некрупных производителей продуктов питания привело к тому, что творение художника Гознака Ивана Дубасова используется теперь как своеобразный отсыл к советским ГОСТам и является декларативной заменой «знака качества».

Хуже пришлось товарищу Сталину. Как мне уже неоднократно приходилось констатировать, в целом широкие слои населения потребляют светлый образ вождя как символ эффективных некоррумпированных госструктур, реализующих моральные ценности советского общества. Однако есть нюанс, связанный с практикой работы тоталитарного государства. Дело в том, что с 60-х годов слово «Сталин» стало в исконном смысле термина нецензурным, то есть запрещенным к использованию вне специальных и технических текстов. Невеликий корпус русских нецензурных слов встретил это слово как брата — с тех пор и до 1986–1987 года нечесанная бабка-кликуша на трамвайной остановке, заполошно орущая о «сталине», «гитлере», «евреях» (еще одно нецензурное слово, с 40-х годов) и «жопе», воспринималась как член общества, неправомерно употребляющий обсценную лексику (о связи сакрального и обсценного написано слишком много, чтобы давать конкретные ссылки) в публичном месте под угрозой административного наказания в пять деревянных. Перестроечная пресса не до конца легализовала «Сталина» как слово цензурное. Поэтому во многом вялотекущую дискуссию о возвращении Волгограду неисконного наименования «Сталинград» также стоит рассматривать как борьбу идеологии «новой искренности» с советской стыдливостью: написать на географической карте «Сталин» хотят преимущественно те, кто с удовольствием заменил бы на том же русском глобусе «США» на другие три буквы, а в противостоянии им слишком заметно советское семейное стремление дать по губам плохому подростку, не знающему приличий.

И та, и другая сторона забывают о том, что судьба любого символа такого рода — указывать на нечто из текущей или будущей, но не из прошедшей реальности.

Эволюция символов может быть куда как более забавной и интересной, чем судьба герба СССР, имени Сталина и георгиевской ленты. Меня, например, сейчас много сильнее интересует почти двухвековая судьба деревянной куклы с длинным носом, во всем просвещенном мире использующейся как символ взросления.

***

Начало истории носит легендарный характер, и, как ко всякому мифу, к нему следует относится критично. То ли в 1760-м, то ли в 1790 году жил во Флоренции некий инвалид по имени Пиноккио Санчез. Будучи призван в армию, он потерял ноги и нос в одной из военных кампаний тех лет, но выжил, а местный то ли мастер, то ли доктор Карло Бестульчи сделал ему деревянные протезы на место утерянных конечностей. Он дожил до 1838 года и был похоронен на кладбище, где в 1890-м был также похоронен вполне реально существовавший и даже довольно известный человек, который теоретически мог видеть инвалида в детстве, — Карло Лоренцини.

Лоренцини родился во Флоренции в 1826 году и, что неплохо известно, служил в армии — в 1848 году в армии Тосканы, куда сын священника и семинарист из училища Колле де Валь д’Эста, стажировавшийся затем в школе ордена пиаристов, ушел с должности библиотекаря в епископальном книгохранилище. Первая война за независимость Италии явно сбила будущего священника с прямого пути — уже в 1849 году он обнаруживает в себе сатирика-фельетониста и начинает издавать журнал Il Lampione (быстро запрещенный властями Тосканы), с помощью дяди пытается купить другой журнал, пишет в газеты аллегорические статьи и театральную критику, входит в цензурную комиссию Флоренции по театральным вопросам. Когда в 1856 году известный издатель Челестино Бьянчи открывает новую газету La Lenta, Лоренцини, уже тогда занимавшийся написанием и переводом на итальянский сказок, пишет туда несколько памфлетов под псевдонимом «Карло Коллоди». Бьянчи в 1860 году закроет Lenta, открыв вместо нее легендарную Gazetta del Popolo, но Лоренцини-Коллоди туда уже пиcать не будет — он уходит добровольцем на новую войну. В Италии, которая создана этой войной, все уже другое — и дела у Лоренцини идут так себе. Впрочем, не так и плохо. В 1870 году он участвует в создании нового словаря литературного итальянского языка, публикует несколько популярных тогда романов, в 1875-м берется за перевод и адаптацию к итальянским реалиям сказок Шарля Перро и пытается создать свою сказку — в 1880-м начинает писать «Историю марионетки». Впрочем, никаких особенных надежд на то, что она будет сравнима с историями Перро, нет и в помине — Коллоди буквально клинит на теме «девушки с волосами цвета туркуаз», феи и волшебницы, по неизвестной причине сопровождающей судьбу тупой деревянной марионетки Пиноккио, сюжет из–за этой странной девушки с мертвенно-бледным лицом, Бог весть откуда и зачем взявшийся, стоит на месте.

В это же время другой коллега Лоренцини, флорентийский журналист Фердинанд Мартини, получает предложение от руководства своей газеты Il Fantulla — опробовать на итальянской почве изобретение пытливого и неуемного американского гения, воскресные приложения к газете.

В 1879 году Мартини, в будущем — итальянский сенатор и соавтор «Манифеста фашистских интеллектуалов», министр по делам колоний Италии и губернатор Эритреи, выпускает литературное приложение к Il Fantulla.

Оно имеет бешеный успех, а будущий интеллектуальный вождь разыскивает по всей Флоренции авторов — под Коллоди выпускается еще одно приложение, Il Giornale dei Bambini, «Газета для детей», первая в Италии, и в ней под названием «Приключения Пиноккио» публикуется в трех выпусках все, что успел написать про burrattino, деревянную марионетку, бывший кандидат в священники Лоренцини.

История закончилась бы на этом третьем выпуске, где деревянный Пиноккио, повешенный Лисом и Котом, висит на дереве — и, в силу своей деревянности, не может задохнуться. Однако пришлось писать дальше, поскольку итальянские дети буквально завалили Фердинанда Мартини с требованием считать слова «конец» в «Приключениях Пиноккио» яко небывшим — требовалось продолжение.

Продолжение Коллоди, право слово, вымучивал. В ход шли и «Золотой осел» Апулея, и история Ионы в Ветхом завете, и какая-то козочка с голубой шерстью, с какого-то перепугу подарившая Пиноккио домик в деревне, куда тот поселил отца-столяра, и акула размером с пятиэтажный дом, и шагреневая кожа Бальзака, и волшебный Сурок, и списки съедобных рыб античного Лукиана, и призвание Святого Духа в виде голубя, шлющего с небес письмо, и змея с дымящимся хвостом, и говорящий какую-то нравоучительную ерунду дельфин, и остров трудолюбивых пчел с неизвестными ценностями, и прочая совершеннейшая и невозможная даже для 1880 года гиль. Девушка с волосами цвета туркуаз и мертвенно-бледным лицом оказывается то сестрой Пиноккио, то неожиданно воскресшей его матерью, то, понятное дело, волшебной феей. Не изменяется только одно — Лоренцини-Коллоди, который так и не женился и у которого никогда не было детей, страстно повторяет детям заповеди, которые, по уму, итальянским детям должен страстно проповедовать священник, которым тот так и не стал.

Продолжение статьи здесь.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Сергей Краснослов
Vasily Kumdimsky
panddr

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About