Вечером 11-го февраля произошло сразу два значимых культурных события, и оба связаны с одним именем — Канье Уэст. Артист представил свою новую коллекцию — Yeezy season 3 — и долгожданный, седьмой музыкальный альбом, «The Life of Pablo». Что было на первом плане, а что на втором — сказать трудно. Скорее всего, Канье намеревался совершить цельный перформанс, где своеобразная эстетика коллекции концептуально дополняла музыку и тексты артиста. И наоборот. Что более важно и интересно для нас, так это то, какие общественное-культурные трансформации в очередной раз очертил Канье. Что идеологически несет за собой «Yeezy season 3»+«The Life of Pablo»?
Начиная с «808’s Heartbreak», каждым новым альбомом Канье обозначал самые значимые тенденции мировой культуры. Если «808’s» был меланхоличным плачем, отступом от коммерческого рэпа к чувствительности, то «My Beautiful Dark Twisted» Fantasy” провозгласил окончательный поворот хип-хопа, а вместе с ним и всей массовой культуры, к синтезу с авангардом, фэшном и высокой культурой. Рэп на глазах становился признаком чуть ли не аристократического вкуса. Но следующим альбом «Yeezus» Канье сделал контр-ход, напомнив, откуда все пришло. В текстах треков «New Slaves» и «Black Skinhead» сквозила и запоздалая, казалось бы, критика дискриминации, и
А затем пошли «сезоны» — самостоятельные эксперименты Канье в области высокой моды. Первый «сезон» был скорее черновиком, чем полноценной коллекцией. Мешковатые вещи, свисавшие с моделей, не радовали обилием интересных деталей и, откровенно говоря, были скучны. Тем не менее, коллекцию раскупили мгновенно. Кто же мог знать, что ежегодные «сезоны» были лишь подготовкой к грандиозном концепту артиста, воплотившемуся в жизнь 11 февраля?
Поясню, в чем же заключается эпохальность и монолитность февральского выступления Канье. Для современного культурологического дискурса предельно актуально взаимопроникновение всех сфер общественной жизни друг в друга. Ни один арт-объект не обходится без политического подтекста. Художники ставят диагнозы мировой экономике. Дизайнеры вдохновляются не эстетикой прошедших эпох, а социальными проблемами стран третьего мира. Кажется, мир потихоньку скатывается в неконтролируемую какофонию. Но Канье, планировавший свой жест без малого 3 года (с момента появления «Yeezy season 1»), резким движением подвел под новой культурой черту и четко выразил её парадигму.
Свитшоты на несколько размеров больше, рваные ткани, неприкрытое нижнее белье, модели с откровенно изможденными телами. Канье не просто заигрывает с «бомж-эстетикой», вошедшей в оборот фэшн-блоггеров Бог знает когда. Нет, за общим «сиротским» видом моделей кроется куда более эпохальный посыл. Высокая мода, искусство, аристократическая культура — все то, что раньше обладало оттенком элитарности, отдано маргинальным массам. Они — новая богема. Хороший тон, сдержанность, привилегированность отныне не являются признаками чего-то высокого. Бразды мировой культуры окончательно перехватили молодые, дерзкие и грубые, способные разглядеть эстетику в грязи и похоти, в лживости фраз политиков и в остроте ребер голодающего африканского ребенка. То, что еще 20 лет назад считалось атрибутом бедности и пошлости, что интересовало очень узкий круг людей, ныне находится на пике передового мировоззрения. То же, что было «люксовым», «элитарным», теперь откровенно скучно, а в крайних случаях — вульгарно.
Причиной такой радикальной сменой позиций стал, конечно же, вездесущий интернет. Бесконечные возможности коммуникации вскрыли всю фальшь элитарности. Наладился диалог между искусством и уличной эстетикой, между политикой и культурными деятелями, между средним и низшим классом. На стыках родилось сотни субкультур. Люди стали понимать, кто они и чего хотят друг от друга. Ореол славы перешел от зазнавшихся артистов с классическим образованием к разудалым умельцам, выходцам из народа. Youtube-блоггеры, стартаперы, 12-летние подростки с неожиданным взглядом на моду, бомжи, в конце концов — вот те люди, которые ведут вперед культуру, искусство и даже экономику. И главное их преимущество — умение не оглядываться на прошлое.
Новая культура донельзя искренна. Тот сдвиг, что начался в русле авангардизма в начале XX века, завершается именно сейчас. Передовые творцы окончательно и бесповоротно освободились от скреп «академичности». Творческое вдохновение, душевный порыв больше не преломляется о каноны сложившегося наследия. Все дело в том, что людям, наконец, дали возможность общаться. Это вызвало совершенно новый порыв откровенности, стремительно уничтожающий надоевший всем «кризис культуры».
И Канье прекрасно играет с этой «новой искренностью». Так, в инструкциях моделям, выступавшим на подиуме «Yeezy season 3», было сказано «двигаться естественно» и вести себя так, «будто в комнате нет никого, кроме вас». «Никакой сексуальности», «никакой крутизны». «Если вы устали, присядьте или лягте». Это — максимальное ограничение позы, срыв модельных масок. Канье дал зрителям почувствовать, что они наблюдают за живыми людьми. Вывел фальшь за скобки. И как же символично, что единственной моделью на подиуме, на которую эти правила не распространялись, была икона девяностых Наоми Кэмпбелл. Одетая в шубу Наоми, сама того не понимая, стала контрастом, отобразившим все то, от чего отрекается культура нового времени.
Умиротворенное звучание «The Life of Pablo» сильно резонирует с дерзостью коллекции, но парадоксальным образом дополняет её искренность. Даже сама подача — новые треки включались напрямую с ноутбука — отдает какой-то открытостью, дружелюбностью. Артист как будто пригласил свою многочисленную аудиторию на домашнюю тусовку семейства Уэст. К нам вернулся, по выражению моего американского знакомого, «old, non-hurt Kanye».
Презентация «Yeezy season 3»+«The Life of Pablo» была очень честным жестом, и одновременно — масштабной попыткой подведения итогов 100-летней истории новой культуры. Да, у игры новые правила. Больше никакой напыщенности и сдержанности. Только искренность.
