Create post

Каминг-аут на Афише. Что сказал бы Мазох?

Дима Безуглов
Alex Kuzmichenko
Vasily Kumdimsky
+1

На Афише вышла статья c любопытным сюжетом: журналист отправляется к «госпоже», чтоб написать об этом статью в духе «БДСМ на своей шкуре». Обычно рассказ журналиста — это взгляд мимоходом через щель в заборе, ведь он (как актер) не может стать тем, про кого пишет, не перестав быть собой, т.е. журналистом. Однако в данном случае перед нами как раз попытка автора стать своим героем: он решает пережить опыт такой БДСМ-практики как «публичное унижение» и для этого сделать каминг-аут, опубликовав статью от своего имени и со своими фотографиями.

Статья начинается с описания «госпожи», т.о. нам сразу дают понять, что мы находимся в той области БДСМ, которая была названа в честь Леопольда фон Захер-Мазоха. Мазох писал тексты и о его текстах писали тексты, т.о. мы имеем некую оптику для рассмотрения попытки нашего автора, и наш вопрос сводится к тому, можно ли считать публикацию этой статьи мазохистской практикой (при этом исходим из допущения, что материал написан «на голубом глазу», без скрытых отсылок к Мазоху). Сравним некоторые моменты нашего текста с классическим текстом Мазоха «Венера в мехах».

В обоих случаях все начинается со знакомства с «госпожой». Вот первая встреча Северина с Вандой: «Вот она — Венера — только без мехов… Она не крупная, но и не маленькая. Головка — скорее привлекательна, пикантна, в духе эпохи маркизы Помпадур, чем красива в строгом смысле» («Венера в мехах», с. 33). А вот наш журналист: «Передо мной же стоит женщина приятной, но довольно простой внешности, в пуховике и джинсах, с туристическим рюкзаком за спиной». Можно сказать что по типажу «привлекательная-но-не-красавица» они похожи, но главное — у обоих есть меха, пусть вот втором случае в упрощенном и массовом варианте пуховика.

Журналист рассказывает о контракте с «госпожой» (похоже, в статье описывается такая его часть как программа). Он тоже поеден молью массовости: «список услуг, оказываемых госпожой, — клиент помечает нужные. Похоже на меню в пиццерии, где вы можете по своему вкусу добавлять топинги». Сравнение с фаст-фудом вполне уместно — конструирование фантазма не отменено, ведь это ключевой для мазохиста момент, однако сведено к минимуму; автор поступает в рабство к «госпоже»… на час, так и видишь, как через час она крикнет «свободная касса». Сравните с «Венерой»: договор является бессрочным, «госпожа» по нему ни к чему не обязывается, и в дополнение подписывается записка в духе «Прошу никого не винить в моей смерти» («Венера в мехах», с. 104). Наличие договора/программы — вообще ключевой элемент мазохизма, как говорит Делез, это средство защиты создаваемого мазохистом фантазма от вторжения реальности. При этом Делез отмечает, что отличие садизма в стремлении к реальному и в предпочтении нечетких границ института явным требованиям договора («Представление Захер-Мазоха», с. 256).

Фотография: Госпожа Лана

Фотография: Госпожа Лана

В статье важны моменты ожидания: ожидание «госпожи» в холле гостиницы, в ванной, ожидание публикации, ожидание реакции на публикацию. Это проторенный Мазохом путь: по сути, после конструирования фантазма, оформленного подписанием договора, ничего и не происходит. Северин, перейдя в положение раба, находится в постоянном ожидании внимания «госпожи»; вообще, мазохист предпочитает «быть», а не «иметь», его выбор — пребывание в неком, по терминологии Мазоха, «сверхчувственном», т.е. выходящим за границы обычных чувств, состоянии. В «Представлении Захер-Мазоха» Делез определяет это ожидание как откладывание удовольствия, однако в дальнейшем он сместит акценты и выдвинет на первый план желание как «производство», не стремящееся к какой-либо цели (в т.ч. и удовольствию) и значит не ограниченное чем-либо. Однако удовольствие все–таки прокрадывается в эту схему в качестве угрозы прерывания «производственному процессу»; боль в этой схеме оказывается тем, что «охраняет» этот процесс («Тысяча плато», с. 257)

Итак, мы видим, что опыт, описанный журналистом, имеет определенное сходство с классической практикой мазохизма. Теперь вернемся к исходному вопросу, можно ли трактовать ли каминг-аут в статье как мазохистскую практику. Если исходить из указанных черт классического мазохизма, то ответ — нет, т.к. сам выход в реальное противоречит фантазматической природе мазохизма, создаваемой договором/программой. Так, Северин, подписывая договор с Вандой, меняет свое имя на Григорий; они вдвоем уезжают во Флоренцию, где их никто не знает, чтоб он мог исполнять роль ее слуги. Да, он подвергается унижениям — но анонимно; игра заканчивается с появлением третьего, который посвящен в тайну его личности. Опасность реального в том, что оно разрушает любую программу своей принципиальной непредсказуемостью, и журналист сообщает нам, что «госпожа» пыталась отговаривать его, говоря, что это противоречит практике и предлагая ему «классическое» анонимное унижение. Впрочем, автор признается, что он и сам не испытал унижения: «Нет. Фотографии и описанные события не кажутся мне унизительными». Похоже, движимый чем-то вроде любопытства, помноженным на желание разобраться в себе, он попытался получить новый опыт, признавшись в чем-то, при этом и сам толком не понимая в чем именно и почему именно в такой форме. В результате перед нами довольно необычный случай каминг-аута, однако к наследию Мазоха отношения он скорее всего не имеет.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Дима Безуглов
Alex Kuzmichenko
Vasily Kumdimsky
+1

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About