Идёт второй день войны. В этот вполне весенний и ясный день я направляюсь на короткую прогулку у пруда. Вторая половина дня, солнце уже довольно низко, верхние этажи многоэтажек окрашены желтоватым светом с примесью крови.

Лавируя между собачьими фекалиями, которые обнажила плюсовая температура, я пересекаю участок снежной каши невнятного цвета, спускаясь от дороги к пруду. Привычный хруст снега под ногами сменяется ударами каблуков по асфальту. Я у пруда.

Остановившись посреди дороги, двое школьников смотрят обращение Путина на смартфоне. Они высокие, у них очень серьезные лица, они молчат и, вероятно, не замечают, что заняли почти всю узкую дорогу. Я делаю маневр: развернувшись боком, аккуратно обхожу их и иду дальше.

Рядом овчарка беззастенчиво гадит на снег, а ее хозяин, отвернувшись, курит, долго затягиваясь и выпуская большие грибовидные облака дыма. Собака доделывает свое дело, и оба удаляются.

Женщина с коляской, уставившись в смартфон, на ходу внимает речи Лаврова. Одновременно другой рукой она умудряется легонько покачивать коляску, убаюкивая ребенка под звуки голоса министра иностранных дел.

Прохожу дальше и начинаю слышать шелестящий рой воробьиных голосов на той стороне замерзшего пруда — птицы обосновались на ветвях небольшого дерева, устроив здесь свой плацдарм из–за обилия кормушек.

На лавочке двое зачуханных мужиков с прокуренными голосами забавляются безыскусным каламбуром: «В квартире стоял кумар, а на столе стоял кумас».

На следующей лавке две молодые подруги, бомбардируя снег осколками лузги, обсуждают курс валют.

Не спеша шагая по дороге, овальные, как дирижабли, в пуховиках и с пакетами из магазина Spar курочки-наседки деловито беседуют о рецепте шарлотки.

Солнце догорает, атакуя горизонт. Я возвращаюсь домой.