Часто ли, рассматривая музейные картины былых эпох, вы ловите себя на мысли, что увековеченные там женщины, до рвоты уродливы? Питер Пауль Рубенс, этакий фэт-фетишист, нарисовал трёх отборных жиробасин со свисающим салом и назвал своё произведение «Три Грации». Сколько я ни рассматривал эти целлюлитные жопы, мой далёкий от искусства глаз не смог уловить в них ничего грациозного, однако Рубенс посчитал, что именно так должны выглядеть задницы греческих богинь прелести и красоты.

Вероятно, каждой из богинь-«красоток» Рубенс бы с радостью присунул промеж потных складок, однако это не повод насмехаться над художником за его тягу к полноте — во времена, когда он творил, идеалы женской красоты были далеко не такими, как сейчас. Нормальный средневековый мужик, каковым и был Рубенс, вероятно, предпочёл бы провести ночь с Вупи Голдберг, нежели с Наоми Кэмпбелл, ибо последняя со своим тощим и костлявым телом не сможет ни разродиться десятью отпрысками, ни вскопать огород.

От эпохи к эпохе одни образцы привлекательности сменялись другими, однако на какой бы исторической вехе мы не остановились, секс-символов далёкого прошлого сложно не назвать уёбищами, будь это Джаконда, Лиля Брик или брюлловская «Всадница». Каких только баб мужик не трахал на протяжении веков: и кривоносых, и косоротых, а ныне компас эволюции — елдак — смотрит в сторону Марго Робби, Ким Кардашьян и других завсегдатаев обложек мужских журналов. Пройдёт столетие, и, быть может, за топовую тян наши потомки сочтут горбатую ютубершу Лиззку с её немытыми волосами.

Что же это получается? На сексуальные предпочтения в большей степени влияют вовсе не заложенные на глубоко-инстинктивном уровне паттерны, а культура? Неужели то, в какую девушку я влюблюсь, за меня определили мода и общественные установки, нежели пресловутая «химия» и биологическое влечение? Мне даже представить противно, как я няшусь в постели с жирной бодипозитивщицей, что не бреет лобок и подмышки, а Рубенс бы с твёрдым стояком накинулся на эту феминистку, словно помойная муха на альбом Мияги & Эндшпиль.

По умолчанию Homo Sapiens готов трахать всё, что движется, однако сменяемость женских идеалов — яркая демонстрация биосоциальности человека. Казалось бы, половое влечение — сугубо животный рефлекс, однако он неотрывен от представлений сексуальности, сложившихся в социуме. Кто послужит стимулом для притока крови к твоим гениталиям и кого ты будешь сношать этим вечером, решает стадо, овцой которого является каждый из нас.