Итак идите, научите все народы…

Образующий миф христианства — вера в универсальность заложенных в нем истин для всех людей, народов и культур. Однако, как быть с людьми, категориальная матрица которых не может вместить основные положения Евангелия, или с людьми, которые оступились — они уже не имеют права называться «Божьими детьми»? Такую проблематику ставит перед своим зрителем последний фильм Мартина Скорсезе «Молчание».

Сюжет ленты строится вокруг драматичной судьбы христианства в Японии. Начиналось всё за здравие. Первым проповедником новой веры в Стране восходящего солнца был иезуит Франциск Ксаверий, прибывший на острова в 1549 году. Не отличавшийся усидчивостью священник, «посеял семена» веры, а сам поехал дальше. Но на его место пришли другие проповедники: японская церковь динамично развивалась.

Японцы, даже в самые мракобесные периоды своей истории, дураками не были. Быстро разглядев угрозу европейской колонизации, идущей вслед за христианскими миссионерами, местная военная олигархия решила пресекать любые попытки вестернизации на корню: власти взялись за искоренение новой западной веры. Понеслись массовые казни, доносы в силу нелегального положения верующих и духовенства. Здесь стоит отметить важный кадровый просчет Ватикана. Падре были в основном испанцами или португальцами. Очевидно, что европейцу затеряться в японской толпе очень непросто. Священников ловили, пытали, заставляли отрекаться от веры. Самых стойких казнили — как правило, распинали на крестах. Закончилось всё за упокой.

После этих событий страна «закрылась», выбрав путь самоизоляции на почти 250 лет. Оставшееся христианское население, лишенное духовенства, богослужений и книг, сокращалось. Их религиозные убеждения, не подкрепленные разъяснениями со стороны христианских теологов, постепенно размывались, смешивались с местными буддийскими и синтоисткими верованиями, приобретали синкретический характер.

Собственно в этом контексте и разворачиваются события фильма Скорсезе «Молчание». Молодые иезуиты Родригес и Гаруппе отправляются на поиски своего друга и наставника отца Ферейры, пропавшего в Японии. На островах их встречает атмосфера страха и недоверия, порожденная репрессиями. Обращенные японцы наивно понимают постулаты христианства, но очень искренни в своей вере и готовы погибнуть за свои убеждения.

Прячась в конспиративных хижинах и перебегая из деревни в деревню, отцы-иезуиты исполняют свою пастырскую миссию, не забывая пописывать отчеты орденскому начальству и искать пропавшего наставника. В результате драматичных перипетий герои фильма становятся свидетелями бесчисленного количества жестоких казней своих единоверцев. Отец Гаруппе погибает, пытаясь спасти гонимых христиан. Оставшийся живым отец Родригес, в конце концов, находит своего учителя. Но всё было напрасно, он отрекся от веры…

Хочется сразу отметить, что, несмотря на огромный режиссерский талант Скорсезе, фильм показался, лично мне, каким-то наигранно картонным. Он полон стереотипов, доходящих порой до неприкрытого шовинизма. Японцы показаны улыбчивыми и глуповатыми садистами, христиане представлены дремучими дураками и/или самозабвенными фанатиками, иезуиты — эгоистичными лицемерами.

Главный герой, в роли которого снялся актер из «Человека-паука», совсем неубедителен. То есть он мог бы быть убедительным в фильме уровня «Паука…», но тут он играет христианского священника, подвергнутого репрессиям. Уровень изображения эмоций оставляет желать лучшего: отец Родригес плачет, кусает кулачки, опять плачет, устраивает истерики, симулирует помешательство.

Не могу судить, я никогда не видел смертной казни, не был в застенках, не знаю, как отреагировал бы сам на происходящее, но спектр переживаний, показанный в фильме, выглядит смешным. Прекрасно понимаю, что никто не пошел бы на фильм, в котором показано пресловутое иезуитское хладнокровие — людям нужны эмоции. Похоже, что здесь претензии исключительно к актеру. Такие же вопросы к его напарнику, сыгравшему роль отца Гаруппе. Хотя стоит отметить, что главный персонаж №2 выглядит куда выразительней первого. Особенно неубедителен региональный орденский генерал, который посылает своих подчиненных «пойти туда не знаю куда, принести то, не знаю, что».

Что хорошо в фильме, так это визуальная и звуковая составляющая. Слава Богу, красивую картинку в кино за последние годы научились делать даже ленивые. Ещё в фильме прекрасны японцы. Здесь мне понравились все: от наивных и очень преданных крестьян, до старого, пошлого и ленивого князя. Среди японцев особенного внимания заслуживает важный персонаж — слабый в вере христианин, постоянно отрекающийся, но постоянно кающийся. Автор провоцирует соблазн осудить этого человека, преподносит его слабость в гротескном виде, однако именно этот персонаж остается с главным героем до конца, проявляя последовательность и силу.

Центральным персонажем фильма всё же является тишина. Её в фильме много и она многогранна: то обрушивается на героя шумом морских волн, то нарастает стрекотом кузнечиков, шумом ветра, назойливыми разговорами, в конце концов, стоном истязуемых. Тишина играет и свою мистическую роль, и, похоже, это — главное из того, что хотел показать в фильме Скорсезе. Тишина понимается автором как мистическое молчание Бога.

Серьёзная мистическая претензия при жуткой неубедительности эмоций героя. Его духовный путь показан как очень качественная, но всё же карикатура на христианство: он слабый человек, пытающийся в тишине услышать голос Творца. Герой отождествляет себя с «Мужем скорбей» из книги Исаии. Неслучайно ему постоянно мерещится образ страдающего Иисуса работы Эль Греко и именно этот образ ему предлагают попрать, принуждая к отречению.

Моменты, связанные с психологическим давлением на героя носят откровенно экзистенциальный характер. Человек, доведенный до отчаяния, погруженный в пограничное состояние, наконец, начинает слышать голос Бога, который (о чудо!) говорит ему о том, что он простит его, даже если тот совершит отречение.

Возникает справедливый вопрос: о чем собственно фильм? О жестоких японцах, странными мерами пытающихся отстоять собственную духовную самобытность? О фанатичных иезуитах, лезущих со своим крестом ко всем на свете? О невежественных японских христианах, так и не сумевших понять до конца постулаты своей новой веры? Или о личной духовной трагедии одного скромного священника?

Хочется ответить, что обо всем сразу, но мне кажется, что центральной темой остается всё же тишина, обращенная к современному зрителю. Проповедует ли Скорсезе посредством тишины? Есть соблазн ответить, что да, но, думаю, не всё так просто. Его герой во многом несет на себе печать духовных исканий современного человека, неспособного из–за чрезмерного шума повседневности расслышать голос Бога. Тем не менее, Всевышний в тишине открывается человеку в момент достижения низшей точки его духовного падения. Боюсь, однако, что в отличие от героя фильма «Молчание», наш современник этот голос так и не услышит.