Сверхчеловек. Неудача Ницше
Вы когда-нибудь пытались представить облик сверхчеловека по описанию Ницше? Попробуйте создать фоторобот по разбросанному его «лику» по разным местам «Так говорил Заратустра» (Also sprach Zarathustra) [1].
Что такое обезьяна для человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека, — посмешищем или мучительным позором.
Человек это канат, протянутый между животным и сверхчеловеком, это канат над пропастью.
В человеке важно то, что он — мост, а не цель; в человеке можно любить только то, что он — переход и уничтожение.
Там, где оканчивается государство, — там смотрите же, братья мои, разве вы не видите радугу и мосты к сверхчеловеку?
Этот смысл есть сверхчеловек, молния из темной тучи человечества.
Можете ли вы создать Бога? Так молчите же о всех богах! Но вы можете создать сверхчеловека.
Но по какому лекалу? Каната, моста, молнии… По такому описанию даже фоторобот не составляется. У каждого выйдет свой фоторобот — множество конвейерных истуканов.
Конечно, бесформенность, бесплотье, расплывчатость черт сверхчеловека Ницше смущает даже его ярых поклонников. Они рвутся ему помочь, пытаясь хоть как-то оконкретить образ. Сверхчеловек — это личность, самостоятельно управляющая своей судьбой. Аристократ духа. Он стоит над понятиями добра и зла, самостоятельно определяя моральные законы. На это способны только избранные, те, кто наделен «волей к власти». Сверхчеловек есть высший образ чистейшей воли к власти.
Толкователи Ницше даже атакуют. Вот в лице отшельника Заратустры Ницше дает конкретный образец личности сверхчеловеческого типа. А тот, спустившись с гор, напустил своими речами еще больше тумана: «Ваша душа так далека от понимания великого, что Сверхчеловек с его добротой будет для вас ужасен». Нас укоряет: «Человек есть нечто, что должно быть преодолено. Что сделали вы, чтобы преодолеть человека?» Учит смыслу бытия: «Этот смысл есть сверхчеловек, молния из темной тучи человечества». Милостиво подсказывает, как добраться до этого нового человека: «Там, где оканчивается государство, — там смотрите же, братья мои, разве вы не видите радугу и мосты к сверхчеловеку?» Даже нас подбадривает: «Можете ли вы создать Бога? Так молчите же о всех богах! Но вы можете создать сверхчеловека».
Но по какому лекалу? Каната, моста, молнии?
Наконец, толмачи, нет-нет не поднимают вверх руки, а проявляют изворотливость. Дескать, Ницше пишет отрывочно, афористически. Излагает свои мысли из психологических ассоциаций. Поэтому, не успевши еще до конца развить свою мысль, он уже бросает ее и переходит к другой. Вследствие чего его сочинения представляют собой хаос суждений, взглядов, воззрений. Желающие хоть сколько-нибудь систематизировать его взгляды и воззрения, уложить их в
Однако, может, действительно Ницше просто выбрал неудачный стиль своего изложения. И что было бы, выбери он тот удачным? Но об этом чуть ниже. Потому, что у меня возникает подозрение, что не стиль выбрал Ницше, а он выбрал таким его. Сознательно выбрал птичий язык. Вспомним, Ницше считал себя учеником Достоевского. Однако, сообразил, что в традиционном философском или художественном тексте он проиграет. Ловкий ученик. Не даром он любил часто повторять изречения Шиллера: «Имей смелость мечтать и лгать».
Далее комедь. Ведь и Достоевский, возьмись он за образ сверхчеловека, потерпел бы неудачу. Наступил бы на те же грабли… Чтобы лучше понять, о каких граблях идет речь, подвергнем неудачу Ницше художественному исследованию, ставшее с легкой руки Солженицына действенным инструментом.
САНИТАР N
Комедия философа
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
САНИТАР N.
БАРОН.
ЛИЗА.
ПЕРВЫЙ,
ВТОРОЙ гимнасты.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.
ПРЕСТУПНИК со шрамом на щеке.
ПРОСТИТУТКА.
СЛУГА барона
ПРУССКИЙ ОФИЦЕР.
МОРОДЕР,
его шайка, беженцы, орангутан.
Место действия у разрушенного моста. Время действия Франко-прусская война 1870 год.
ПРОЛОГ
Площадь. По ее краям стоят две высокие башни. Между ними натянут канат. Из маленькой двери левой башни на площадку выходят два человека в черном трико и большая обезьяна. Она сразу бежит к канату, прыгает и цепляется за него передними лапами. Какое-то время висит, неуклюже дрыгает задними лапами и гримасничает. Толпа внизу на площади встречает ее смехом и улюлюканьем. Двое в черном трико гимнастов останавливаются возле каната, смотрят на обезьяну.
ПЕРВЫЙ (в сторону обезьяны). Не хотел бы я стать таким же посмешищем и позором, как эта рыжеволосая обезьяна. Орангутан, может, и рад бы восстать против такого унижения. Да страх перед человеком сильнее. Вот и кривляется, чтоб вконец не сгореть от срама.
ВТОРОЙ. Но и мы с тобой, гимнасты, тоже потешаем публику.
ПЕРВЫЙ. Нет-нет! Мы здесь не по зову толпы, а по зову каната. И здесь на высоте канат для нас — это переход к себе другому… Да, тренировки на земле закончились. Ладно, хватит болтать! Начнем. (Кричит обезьяне.) Пошел прочь с каната, недоделок! (Орангутанг виновато затихает и убирается с каната назад на площадку. Второй гимнаст подходит к канату, берет шест. Первый поучает его.) Помни, опасно это прохождение, опасен взор, обращенный назад. Но главные наши враги — страх и остановка. Иди и преодолей себя.
ВТОРОЙ. Я готов. (Глубоко вздыхает и направляется по канату к противоположной башне. На половине своего пути вдруг замирает на месте. Сквозь слезы первому.) Помоги мне, друг! У меня кружится голова, я теряю равновесие. Я не могу смотреть — кругом я вижу только бездну…
ПЕРВЫЙ (кричит ему). Побеждает тот, кто смотрит в бездну глазами орла. Кто хватает бездну когтями орла.
ВТОРОЙ. Но я не могу открыть глаза. Мне очень страшно.
ПЕРВЫЙ (кричит, срывая голос). Вперед, хромоногий! (Орангутан повторяет все его движения и жесты, злобно рычит.) Вперед, трус! Ты загородил мне путь. Твое счастье, что ты далеко. А то я саданул бы тебя пяткой в спину… (Поворачивается к орангутану.) Видишь, какой он храбрец… Срывает мое прохождение. Загородил дорогу тому, кто лучше! Спихни его… (Орангутан прыгает на канат. Цепляется за него передними лапами, быстро перебирая ими, подступает к стоящему на канате гимнасту. Издав злобный рык, толкает задней лапой гимнаста. Тот летит вниз, крутясь, словно крест из рук и ног. Глазеющая толпа на площади в испуге разбегается с того места, куда падает тело. Орангутан возвращается на площадку башни. Первый гладит его по голове.) Молодца!… Ты освободил путь первому. (Берет шест и быстрыми и уверенными шагами идет по канату к противоположной башне.)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НА БЕРЕГУ
реки. К мосту через заросли проходит дорога. Мост взорван минерами. От него остались целыми только балки с опорами. Беженцы столпились на берегу,на большой поляне, в панике смотрят на остатки от бывшего моста. Невдалеке от них в зарослях появляется санитар, который тащит на себе тяжелораненого прусского офицера. Останавливается, опускает раненого на землю, прислоняет его к стволу дуба.
САНИТАР N (тяжело дыша). Господин офицер, мы окончательно заблудились. Санитарный обоз не догнали, забрели пес знает куда…
ОФИЦЕР. Санитар, ты только не бросай меня. Я не хочу остаться здесь добычей французам или волкам. Ты не бросай меня, даже если я умру. Я хочу, чтобы мои родители похоронили меня в родном поместье. Ты обязан вытащить меня отсюда! Слышишь, санитар? Обязан!
САНИТАР N. Слышу, слышу, господин офицер. Не плачьте, я не брошу Вас. Я только разберусь, куда нам идти дальше? (Отходит в сторону.) Куда я попал! Добро б еще я попал к свиньям! А то к немцам, коих даже Бисмарк не может переделать. (Смотрит на заснувшего у дуба офицера.) Теперь я готов поверить слухам, что некоторые санитары добивают тяжелораненых. Чтобы не волочь их на себе с поля боя. Да, этот толстяк так вымотал меня, что я сам готов добить его… (Направляется к беженцам на берегу реки.)
Вдруг со стороны дороги слышится громкий и нетерпеливый голос: «Ганс! догоняй. Мы у цели. Мост уже рядом. Ты не слуга, а увалень…» Беженцы невольно поворачиваются в сторону дороги. Видят идущего к мосту молодого дворянина в дорожном костюме. Сзади неуклюже ковыляет его слуга с саквояжем в руке. Молодой дворянин подходит к мосту. Он раздосадован от увиденной картины. Разглядывает беженцев. Останавливает свой взор на санитаре.
МОЛОДОЙ ДВОРЯНИН. Санитар, мост, я вижу, взорван. Что ж нам делать?
САНИТАР N. Поезжайте к другому мосту.
МОЛОДОЙ ДВОРЯНИН. Да я бы рад поехать, да не на чем. У моей кареты полетела ось колеса.
СЛУГА. Мы с бароном чуть не перекувыркнулись.
БАРОН. Ганс, обойдемся без подробностей. Лучше поспрашивай у беженцев, нет ли среди них кузнеца? Нам надо починить карету. Скажи, что она валяется здесь недалеко. (Слуга ходит среди беженцев ищет кузнеца. Но те только пожимают плечами.)
САНИТАР N. А Вам непременно нужно перебраться на тот берег?
БАРОН. И чем скорее, тем лучше. (Снова смотрит на остатки моста.) Как же быть?
САНИТАР N. Попробуйте переплыть реку. Нет-нет, не удастся. Лето кончилось, вода уже холодная. Сведет ногу, и вы утонете. (Ганс возвращается.)
СЛУГА. Барон, среди беженцев нет кузнеца. (Барон какое-то время ходит в задумчивости вдоль берега. Снова останавливается напротив санитара.)
БАРОН. А никто не попробовать перейти на другой берег по оставшимся балкам?
САНИТАР N. Видно, не нашлось такого смельчака.
БАРОН. Придется мне им стать. (Но тут вдруг к балкам подбегает человек со шрамом на щеке.)
СО ШРАМОМ. Я первый пойду по балкам на ту сторону. За мной гонится полиция!… (Толпа беженцев в панике. Слышатся возгласы: «Это убийца!» «Он сбежал из тюрьмы!»)
БАРОН (преступнику). Стой на месте! Я барон и не позволю какому-то бродяге опередить себя. За мной тоже гонятся. (Направляется к балкам. Преступник выхватывает нож и угрожающе смотрит на приближающегося барона.)
СЛУГА (испуганно). Барон, не подходите к преступнику. У него в руке нож!…
САНИТАР N. Да, барон, не стоит мешать преступнику. Он сейчас в безумии, очень опасен. Сейчас он настоящий преступник. Он жаждет убивать, томиться по счастью ножа. Сейчас он, возможно, впервые жаждет только убивать. Душа его всегда алкала крови, а не грабежа. Но навязанный ему вопрос, что толку в крови? Всегда давил и делал его бледным преступником. А сейчас чужая кровь — это цена его свободы. Он не отступит. Смотрите, как в нем клокочет радость убийства! Он опасен как никогда! Дайте, барон, ему первому покинуть нас.
БАРОН. Ни за что!
СЛУГА. Барон, одумайтесь! Если разбойник убьет Вас, что я скажу вашему отцу?
БАРОН. Его сын защищал честь дворянина.
СЛУГА. Барон, тогда ваш отец забьет меня.
БАРОН. Ганс, не плачь, тебя никто не будет бить. Я справлюсь с этим бродягой.
Барон и преступник сближаются, начинают ходить по кругу. Напряженно и неотрывно следят за действиями друг друга. Барон ловко уходит в сторону от нескольких ножевых выпадов преступника, минуя грудью в нескольких сантиметрах от лезвия ножа. Барон меняет движение по кругу в другую сторону. Вдруг он во время одного из выпадов преступника ногой подсекает того. Тот падает на бок, роняет нож. Но тут же быстро вскакивает, кидается к своему ножу на земле. Но барон успевает наступить на нож подошвой своего английского ботинка. Преступник понимает, что проиграл. Отступает, затравленно озирается по сторонам.
БАРОН (санитару). А знаешь, санитар, как победитель, я проявлю милость к бродяге. Позволяю ему первому идти по балкам. (Санитар подходит к преступнику.)
САНИТАР N. Ты своей смелостью заслужил свою балку. Иди по ней первым. Пока твой разум не расслаблен и не туп, ты быстро пройдешь по балкам на ту сторону. Пройдешь, как ловкий канатоходец. Тебя никто не сможет ни остановить, ни скинуть. Беги! И пусть удача станет тебе перилами над мутным потоком внизу.
Преступник вскакивает на первую балку разрушенного моста и быстро бежит по ней в сторону противоположного берега. Пробегает вторую. Добегает почти до середины, как вдруг с противоположного берега начинают обстреливать бегущего преступника. Пули свистят вокруг него. Но он не замечает их, забегает за середину моста. Затем внезапно резко останавливается и валится в реку. На берегу среди беженцев воцаряется мертвая тишина.
БАРОН. Вот те на… французы стреляют в бегущего к ним по балкам человека. Но почему?
САНИТАР N. …я догадался. Французы принимают его за лазутчика. И тут особенно страшно французское игольчатое ружье — шаспо. На сегодня у него самая высокая дальность и точность в мире. Офицеры нас учили, что на удалении от 1500 м до 600 м прусская пехота беззащитна от огня шаспо. Солдаты становится мишенями, словно утки.
БАРОН. Какой же выход?
САНИТАР N. Надо ждать, когда стемнеет. Ночью можно будет перейти на ту сторону по балке.
БАРОН. Ночью?… Скорее всего, ты прав. Подождем, когда стемнеет. Думаю, меня хватятся не раньше вечера. Когда обнаружат мое отсутствие на ужине. Значит, я еще успею сбежать. Ганс, вернись к карете и забери в ней одеяло, провизию и вино. Будем ждать ночи. (Слуга уходит.)
САНИТАР N. Вы сказали, что за Вами тоже гонятся. Но кто? На преступника вы не похожи.
БАРОН. За мной гонится мой папаша. (Поясняет.) На наших землях сейчас идет война. Мой же отец из бывших знатных прусских офицеров. И этот большой патриот надумал отправить меня на фронт добровольцем. Но хорошо если меня там просто убьют. А коль мне оторвет руку или ногу, выбьют глаз? Потом на калеку и урода не глянет ни одна дама из высшего света. И чтобы отец не сдал меня в армию, я сбежал из дома. Переберусь в Лондон к тетке баронессе. Отсижусь там, пока кончится война. Вот только бы перебраться на ту сторону реки, а там… (Поворачивается к санитару.) А ты, собственно, как тут очутился, то же дезертир?
САНИТАР N. Барон, Вам кажется, что все помешались на страхе потерять ногу на войне. Увы, я заблудился и просто отстал от санитарного транспорта. (Барон несколько смущен ответом. Чтобы преодолеть неловкую паузы, он втягивает носом воздух, морщится.)
БАРОН. Как здесь воняет…
САНИТАР N. Где толпа ест и пьет, там всегда воняет. Прикажите ей не гадить на этой поляне.
БАРОН. Да, я не хочу, чтобы здесь воняло. Да, больше вонять здесь не будет. (Поднимает с земли камень. К беженцам.) Все слушайте меня внимательно! Отныне вы все будете гадить на удаление от меня не ближе того расстояния, куда упадет этот камень. (Замахивается и швыряет камень. Тот падает далеко в заросли.) И подберите на этой поляне за собой весь мусор.
САНИТАР N (вторит ему). Слушайте барона! Барон будет среди нас главным. Он аристократ. Его слово для нас закон. И ни какой диалектики! Здесь у нас в естественных условиях собралось естественное общество. Поэтому никаких аргументов. Только добрый обычай — почитание авторитета аристократа. А то у нас даже костер, некому разжечь. (Санитар снова обращается к барону.) Прикажите им разжечь костер. Дни уже холодные.
БАРОН. Правильно, санитар. (Беженцам.) Женщины занимаются уборкой мусора, а мужчины идут в заросли искать палки и сучья для костра. Я буду жарить кролика. И пошевеливайтесь! Я проголодался. (Беженцы недовольно ворчат, но начинают убирать мусор на поляне, собирать в зарослях сучья. Остаются барон и санитар. Барон к нему.) А ты почему не идешь за сучьями для костра, как все?
САНИТАР N. Я не все… Я из польских аристократов.
БАРОН. Понятно… (Садится на пенек.) Что ж ты, аристократ сам не приказал толпе не гадить на поляне?
САНИТАР N. Я бы просто оскандалился. Знать, что твои потомки аристократы, мало. Дело в том, что когда я хочу приказать что-то толпе, меня сразу начинают грызть сомнения. А подчинится ли она мне? Толпа это чувствует. И когда я ей приказываю, она поднимает меня на смех.
БАРОН. А ты психолог… Ты студент? Наверное, рвался на фронт санитаром, чтобы быть поближе к дармовому морфию?
САНИТАР N. Нет, я уже не студент, а профессор кафедры филологии.
БАРОН. Профессор?… А с виду не подумаешь.
САНИТАР N. Я рвался на фронт из патриотических чувств. И хотел быть солдатом. Я знал толк в двух видах оружия: сабле и пушках. Но мне разрешили по здоровью пойти на войну лишь санитаром.
БАРОН. Ты понравился бы моему отцу.
САНИТАР N. Сейчас бы нет. Поначалу мне казалось, что эта война и Бисмарк осуществили мечту Шиллера о слиянии всех немцев. Да, Бисмарк почти покрыл каждого немца прусской каской. Но нынешним немцам она оказалась велика и тяжела… (Садится на толстый корень пенька рядом с бароном.) Хотя, барон, вы правы. Я иногда употребляю морфий. У меня бессонница. Обычно я принимаю хлоралгидрат. Но когда моему телу совершенно необходим крепкий сон, тогда я принимаю морфий.
БАРОН. А я всегда думал, бессонница — это дамские заморочки. Кстати, одна моя знакомая дама говорила мне, что ей от бессонницы хорошо помогает гашиш.
САНИТАР N. Я раньше тоже иногда курил гашиш. Но
БАРОН. А зачем тебе глубоко думать?
САНИТАР N. Ну, например, чтобы создать свое учение. Я чувствую, что во мне бродят мысли, которые стоит оформить. А может, и воплотить.
БАРОН. Но учение ничего не стоит, только старит.
САНИТАР N. Вы, барон, как и большинство людей, неправильно считаете. К примеру, Ротшильд и Кант для современников, можно сказать, равнозвучащие имена. А ведь на одной чаше весов мешки с миллионами… Так сколько же стоит ученье Канта?
БАРОН. Вот какой ты жаждешь славы…
САНИТАР N. Возможно, современники меня даже не поймут. Заблистать через 300 лет — вот моя жажда славы. (Возвращается слуга с одеялом и ящиком с провизией.)
БАРОН. Признаюсь, я думал, после Канта философия кончилась. Ладно, профессор, думай, твори. А я буду отдыхать. (Берет у слуги одеяло, бросает его на землю рядом с пеньком. Затем удобно располагается на одеяле. Приказывает вернувшемуся слуге распаковать ящик с провизией и поставить все на пенек. Наливает себе и санитару в походные бокалы вина. Пьют. Хмель быстро ударяет в голову санитару.)
САНИТАР N. Нет-нет, барон, вы не правы. После Канта философия только начинается. Кант со временем еще станет огородным пугалом для птиц. Он был созерцателем собственного пупка. И хотел, чтобы все смотрели туда же.
БАРОН (хохоча). Да, нетрудно представить немцев, почтительно созерцающих пупок философа…
САНИТАР N (увлекается). Точно, философия Канта — это философия немца. Немец любит истину простой, спокойной, постоянной любовью. Ведь Канта ни разу не изменил выбранной им истине. Ему даже не приходило в голову, что змея, которая не меняет кожу, погибает. Так же и дух, которому не дают сменить убеждения, перестанет им быть. Поэтому в Канте было что-то безвольное, бабское. Он, как бабёнка, прекрасные чувства принимал за аргументы. Душевное воздыхание — за воздуходувку Божества. Убеждение — за критерий истины. От такой философии несет запахом церковного ладана, моралина… А на деле нет никакого чуда морального закона внутри нас! Это надуманное чудовище давит на нас извне. О, я докажу, что никакой внутренней добродетели нет ни в одном человеке.
БАРОН. Даже так? Ну, а чуда над головой тоже нет?
САНИТАР N. Звезды также познаваемы.
БАРОН. С тобой интересно беседовать. О, студентом я любил поговорить с товарищами о добре и зле. Что есть человек?
САНИТАР N. Барон, не верьте, что сегодня кто-то знает, что есть добро и зло. И что есть человек. (Ставит на пенек пустой бокал. Слуга тут же его наполняет.) На самом деле человек есть мост, а не цель. А нынешние понятия добра и зла, правды и лжи для неудачников. Могучий лжет всегда и всегда намерен поиграть силой. Должно быть так: дурно все, что вытекает из слабости. Хорошо то, что возвышает чувство победителя в человеке. Короче, в моей философии не будет никакой неметчины!… (Отпив новую порцию вина.) И вообще, у философов все их учения и системы в итоге сводятся не более чем к одному простому афоризму.
БАРОН. А ты наметил создать, как я понял, учение с непростым афоризмом. Великим!
САНИТАР N. Надеюсь, что так оно и будет.
БАРОН. Да ты наглый парень! Вправду, из молодых, да ранних. Но до ночи у нас много времени, а скучать я не привык. Ладно, быть ученым я перестал любить. Однако быть веселым кутилой все также обожаю. Конечно, как говорят у немцев, есть местечко и получше, но мы пока здесь. Закатим пир, праздник для души! У меня в карете много бутылок вина. (Слуге.) Ганс, вернись к карете и принеси все бутылки с вином. Нет, одну оставишь кучеру. (Встает.) А я пока пойду, подберу себе компанию. Тут я видел несколько приличных мужчин и проституток. (К санитару.) Ты то же присоединяйся к пирушке. Если тебе, конечно, это позволяет твой служебный долг. (Идет к беженцам отбирать сотрапезников для своего пира.)
САНИТАР N. Какой еще служебный долг? (Вдруг вспоминает об офицере, оставленном в зарослях.) Ба! Совсем забыл. Меня ждет раненный офицер. (Устремляется к зарослям. Приближается к дереву, наклоняется к раненому.) Офицер, кажется, сам преставился… (Проверяет у него пульс.) Точно, скончался. Теперь я, как горбатый верблюд должен тащить на себе это толстое мертвое тело? «Ты должен» — камнем висит на моей шее. (Взваливает мертвеца на плечи.) «Ты должен» — это хуже самого злого дракона. (Какое-то время держит труп на плечах.) Но что я должен этому трупу? Мертвому какая разница, кто зароет его в землю и где? Нет, надо слушать свое живое тело. А оно кричит, брось эту тушу! А от волков спрячь тело в… (видит большое дупло в дубе) дупле дуба. (Устраивает труп в дупле.)
ДИОНИСИЙСКИЕ ИГРЫ
Избранные бароном беженцы собирались в центре поляны вокруг костра. Слуга барона разливает всем в бокалы вино. Пирушка в разгаре. Через
ПРОСТИТУТКА (ему). Я чувствую ты еще девственник, студент.
САНИТАР N. Нет, в детстве у меня был опыт. Любовная связь с моей старшей сестрой.
ПРОСТИТУТКА. Блудница совратила тебя?
САНИТАР N. Не знаю, можно ли, так сказать. Просто однажды ночью сестра забралась ко мне в постель, и стала играть с моим членом. О, это были сказочные ночи.
ПРОСТИТУТКА. И долго продолжались ваши игры?
САНИТАР N. Несколько лет. Но я на всю жизнь запомнил чудесные пальцы сестры. Они помогли мне создать представление о половом удовольствии.
ПРОСТИТУТКА. Студент, а хочешь, я поиграю с твоим членом в настоящую игру?
САНИТАР N. Да-да! (Кидается с жаром ее обнимать.) Очень хочу! (Проститутка высвобождается из его объятий.)
ПРОСТИТУТКА. Подожди, нетерпеливый. Мне вдруг приспичило сбегать за кустики. (Убегает.)
САНИТАР N (вслед). Только поскорее возвращайся. (Поднимается в нетерпении ходит взад-вперед.) Наконец-то у меня будет настоящая женщина. И уже ни один санитар не будет смеяться над моей девственностью. Ну, чего она там так долго? (Вдруг останавливается, как вкопанный.) А если она там не только по маленькому?… А подмыться негде… Какой-то подозрительный этот любовный эдем у женщины… (К нему проходит барон.)
БАРОН. Ждешь проститутку?
САНИТАР N. Уже не жду.
БАРОН. Что так? Я видел, как вы обнимались.
САНИТАР N. Она пошла в кусты, а потом не подмоется, негде. Любить ее такую грязную — не эстетично и противно…
БАРОН. Да, у женщины эдем находится между — двух помоек… Но поиметь женщину немножко с душком — это даже пикантно.
САНИТАР N. А вы сами пробовали?
БАРОН. Естественно. Когда заваливаешь под кустом деревенскую девку, подмываться некогда.
САНИТАР N. Вам можно позавидовать, как легко вы об этом говорите. Нет, я так не могу.
БАРОН. Это все потому, что ты, профессор, тощий. Надо есть больше мяса. Жаль кролик еще не прожарился. Навернул бы его ножку, и любая женщина стала бы для тебя красавицей. Ну, тогда выпей вина. Глотни с полбутылки и забудешь, что даме надо подмыться. Любая женщина станет эстетичной. (Санитар прикладывается к бутылке. Из кустов выглядывает проститутка, завет взмахами руки к себе санитара.)
ПРОСТИТУТКА (кричит). Студент, иди сюда! И захвати мне салфетку.
САНИТАР N. Сейчас. (Ставит бутылку на пенек, хватает салфетку.)
БАРОН (хохоча вслед). Только не увлекись, профессор, возвращайся. Друзья тебя ждут. Пир продолжается… (Уходит к сотрапезникам. Им.) Каков профессор-то наш! Разошелся — завалил женщину в кустах. (При этих словах юркий молодой человек откладывает в сторону нож, которым он выстругивал палку.)
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Барон, а вы слышали анекдот про женившегося профессора?
БАРОН. Нет. Надеюсь смешной, расскажи.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Профессор просыпается после первой ночи с молодой женой. А жена его недовольно ворчит: «Я думала, профессор знает, что должен делать муж с женой ночью…» Призадумался профессор. У кого же узнать, что делают в таких случаях мужья? К коллегам обратиться за советом как неловко. Решил все узнать у своего студента. Тот согласился помочь, и пришел к супругам ночью. Велел профессору держать свечку и смотреть. А сам лег на кровать с его женой. Затем студент встал с постели и интересуется у профессора. Дескать, теперь-то он сумеете провести ночь с женой? Профессор эдак ему самонадеянно в ответ, да чего тут уметь. Свечку-то держать… (Все хохочут.)
Неожиданно скоро из кустов выходит проститутка, отрясает юбку от пучков сухой травы. Проходит к костру.
БАРОН. Ну, как наш профессор?
ПРОСТИТУТКА. У студента (разочарованно кривит губы) половое бессилие.
БАРОН. Я так и думал. (Подходит санитар, убитый своим казусом.) Осечка, профессор? (Санитар в ответ уныло машет рукой. Садится на пенек.)
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Ничего, свечку держать он сумеет, ха-ха… (Барон приходит на выручку.)
БАРОН. Просто глупая женщина перед этим попросила профессора принести ей в кусты салфетку, чтобы подтереться. И он скис от такой женской простоты. (К проститутке.) А тебя в наказание за неизысканность мы лишаем нашего общества. Покинь нас. (Свирепо.) Ну!… (Та злобно вспыхивает, ворчит, но подчиняется, уходит.)
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (к санитару). Смотрите, какой эстет среди нас нашелся …
САНИТАР N. Да, я убедился, что нельзя любить женщину, не закрыв глаза на уродство, скрытое под ее прекрасной кожей. Под ней кровь, жир, слизь, фекалии — эти физиологические ужасы… Любящий, идя к женщине, должен вырвать свои глаза, отказаться от истины. Я не могу так.
БАРОН. Профессор, тебе надо было еще больше выпить вина. А главное, я тебе уже говорил, надо бросать свою диету. (Протягивает санитару бутылку вина.) На, выпей. Успокойся и забудь все, как кошмарный сон. (Тот следует совету барона.)
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Профессор, а у тебя вообще была когда-нибудь женщина.
САНИТАР N (под пьяной фантазией). У меня уже было много женщин. Но я встречался с ними в приличных условиях. Студентом я был даже в борделе. (Увлекается.) А первую женщину я поимел еще… когда учился в школе Пфорта. Я ночью забрался в спальню к замужней графине. Правда, она была только рада моему дерзкому поступку. Она была постоянно сексуально озабоченной. Однажды я даже избил ее в бешенстве кнутом для верховой езды. Дабы избавиться от ее приставаний. Что привело графиню просто в неистовое сексуальное возбуждение. Она бросилась на меня, повалила на пол. Потом села на меня сверху и изнасиловала меня…
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. О, выходит, я неправильно понимал свою бабку. Она всегда говорила мне. Когда идешь к женщине — бери кнут. Я думал кнут нужен для другого.
БАРОН (к нему). Ах, вот для чего ты выстругал палку. Для кнута.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Нет, барон, это не палка — это фаллос. Древнегреческий жезл…
САНИТАР N. Жезл Диониса!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Точно! Я вручаю его Вам, барон. (Передает барону палку в форме фаллоса.) Вы сегодня у нас здесь за щедрого и веселого бога. (Барон берет палку, и под смех сотрапезников рассматривает свой жезл. Затем молодой человек выхватывает у одной проститутки венок, сплетенный из последних полевых цветов, и надевает его на голову барону. Кричит.) Да здравствует Дионис! (Охмелевшие собутыльники дружно подхватывают этот клич. Барон поднимается.)
САНИТАР N (кричит). Дионис против Распятого! (Вскакивает с пенька.) А я буду сатиром, полубогом из свиты Диониса. Я верю только в такого бога, который умеет танцевать. Мы будем танцевать! Давайте, все танцевать.
БАРОН (охмелев). Да, я славный Дионис. Я герой! (Санитар подскакивает к проституткам.)
САНИТАР N. Женщины, поднимайтесь водить хоровод вокруг нашего бога. (Пьяные проститутки танцуют вокруг барона. Санитар прыгает перед бароном и громко декламирует греческие стихи.)
Голос устремим мы к небу!
Песнь Дионису мыгрянем,
В дни священные споем!
Приди, о
Бык досточтимый!
Расступитесь, расступитесь!
Богу место дайте!
Бог желает во всем своем блеске,
Пройти посредине!
И там луга бессмертные, цветистые,
И рощи, тени полные, дают приют
Прелестным хороводам дев вакхических…
Все сюда, сюда спешите,
Все сюда, сюда смотрите!
Эта дева — кто она?
Бога нежно обняла.
Одна из проституток выбегает из хоровода и обвивается вокруг шеи барона, виснет на нем. Но санитар отталкивает ее от барона.
САНИТАР N. Шлюха, прочь от бога! Ему нужна девственница-весталка.
БАРОН. Да, мне нужна дева! Коль я сегодня Дионис. Дева, которую я сделаю своей женщиной. (Оглядывает проституток.) Эти не подходят. (К сотрапезникам.) Ну-ка, приведите мне такую. (Юркий молодой человек снова подскакивает к барону.)
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Барон, я видел здесь одну красивую молодуху. Дочь старой еврейки. Я сейчас ее приведу. Мигом. (Убегает. Все снова пьют вино и танцуют. Только барон не принимает участие в разгуле, нетерпеливо ходит взад-вперед. У костра вновь появляется юркий молодой человек. Он тащит за руку юную девушку, которую за другую руку удерживает старая мать. Барон вырывает у них девушку, осматривает ее, прищелкивая от восторга языком.)
САНИТАР N.
Все сюда, сюда спешите,
Все сюда, сюда смотрите!
Эта дева — кто она?
Бога нежно обняла.
БАРОН. Да, это она! Бога нежно обняла… (К девушке.) Ты что стоишь, как пугало? Обнимай меня! (Та в страхе, словно парализована. Испуганно смотрит на мать, которую к ней не пускает хоровод из пьяных проституток и мужчин. Тогда барон сам поднимает девушку на руки и уносит ее в чащу зарослей.)
Хоровод поет им вслед: «Бога нежно обняла… Бога нежно обняла…» Мужчины, следуя примеру барона, подхватывают проституток на руки и удаляются по разным сторонам в заросли. Санитар в пьяном угаре продолжает скакать. Спотыкается о
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Профессор, запомни, вино пьют из туфелек порядочных дам. И делают это офицеры, а ты всего лишь санитар. (Хохочет, берет с пенька бутылку и идет искать себе пару. Санитар бросает туфлю, припадает к бутылке с вином. Хмель еще больше ударяет ему в голову.)
САНИТАР N (в след оскорбителю). Ты врешь. Я офицер! У меня были пять порядочных дам и целых двадцать четыре шлюхи! (Снова начинает прыгать по козлиному, корчить рожи.) Я офицер! Офицер! Дайте мне порядочную женщину. Нет, я сатир, полубог! Дайте мне деву! Да, я хочу деву. Мне тоже положена дева. Деву мне! Деву мне!… (В поисках девы скрывается в чаще.)
Остается одна старая еврейка. Она бегает вокруг кустов, где скрылся барон с ее дочерью. Тыкая рукой в сторону кустов, иступлено вопит: «Сару Shtup!… Сару Shtup!…»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ТРЕУГОЛЬНИК
Поляна. На ней ни шума, ни движений. Компания гуляк после пьяного угара свалилась в послеобеденный сон. Вдруг тишину нарушает громкий крик: «Спасите! Помогите!» К поляне бежит девушка. За ней мчатся два мародера с саблями. Санитар просыпается и вскакивает. Девушка подбегает к нему и прячется за его спину. Первый мародер подбегает к санитару и приставляет свою саблю к груди санитара. Второй мародер останавливается в стороне.
МАРОДЕР. Санитар, отойди! Или я проткну тебя!
ДЕВУШКА (санитару). Не отходите. Он убьет меня.
САНИТАР N (мародеру). Санитар на войне личность неприкосновенна. Если вы меня убьете, вас будут судить.
МАРОДЕР. Мне уже все равно кого убивать. Если я попадусь, суда и казни мне не избежать в любом случае. Так что считаю до трех, и если ты не отойдешь… Раз… два…
САНИТАР N. Но зачем вам эта девушка?
МАРОДЕР. Она наша добыча. Пусть снимет с себя драгоценности и отдаст нам их вместе с сумочкой.
САНИТАР N. Я не позволю грабить девушку!
МАРОДЕР (хохочет). С голой рукой ты будешь биться против моей сабли? (Усиливает давление конца сабли в грудь санитара. На том месте появляется кровь. Санитар в испуге кричит.)
САНИТАР N. Барон, спасите! Меня убивают. У меня пошла кровь… (Раздается грозный окрик барона, который видел эту сцену и успел достать из своего дорожного саквояжа два пистолета.)
БАРОН. Бросай саблю, мародер! Или я продырявлю твою дурную башку. (Мародер поворачивает голову к барону, видит у того в руках пистолеты. Чуть помедлив, бросает саблю на землю. Второй мародер убежал еще раньше.)
МАРОДЕР. Все-все, я сдаюсь.
САНИТАР N. Барон, застрелите его, он хотел убить меня и девушку. (Девушка в полуобморочном состоянии падает на руки санитара. Он сажает ее на пенек, приводит ее в себя.) Барон, убейте же этого разбойника.
БАРОН. Не спеши, профессор. У меня есть задумка поинтереснее. (К мародеру.) Топай к балкам моста. (Мародер послушно идет к балкам. Подходят. К мародеру.) У тебя остался только один путь к спасению — перейти по балкам на другой берег.
МАРОДЕР. Я не пойду. Я слышал, что французы стреляют в того, кто идет по балкам.
БАРОН. У тебя нет выбора. Я уж точно попаду в твою башку. А французы еще могут промахнуться, если будешь быстро бежать по балкам. (Приставляет к его голове дуло пистолета, щелкает курком.) Ну, вперед!
Мародер после краткого раздумья взбирается на балку и устремляется по балкам к другому берегу. Вскоре с того берега начинают стрелять по движущейся в их сторону мишени. Мародер не успевает добежать даже до середины моста как сваливается в реку, сраженный пулей. На берегу все молча отходят от балок. Санитар подходит к девушке.
САНИТАР N. Расскажите, что с Вами случилось? (Не обращая внимание на кровоточащий порез на груди)
ДЕВУШКА. Вы ранены.
САНИТАР N. Пустяки, царапина. (Юркий молодой человек вдруг испуганно кричит.)
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Барон, зачем вы не отпустили мародера с миром. Сейчас его напарник приведет сюда всю свою шайку, чтобы отомстить за гибель дружка. Они перебьют нас всех!… (Пытается заглушить свой страх вином. Пьяным валится в кусты.)
БАРОН (санитару). Он прав, мародеров было явно не двое. И остальные придут сюда. (В нем проснулся азарт воина. Оценивающе оглядывает местность.) Санитар, ты говорил, что знаешь толк в сабле. Подними саблю мародера, и оставайся с девушкой. Заодно порасспроси, кто она и откуда? А я залягу вон за тот дальний пенек впереди. Мародеры не будут ждать меня там. Тем более, когда издали увидят тебя здесь с девушкой… (Убегает с пистолетами к пеньку, залегает за ним. Остальные его недавние собутыльники и оставшиеся на берегу несколько беженцев тут же разбегаются в сторону зарослей. На поляне остаются только барон, санитар, девушка и упавший в кусты юркий молодой человек. Через некоторое время из леса появляется шайка мародеров. Они не видят барона, трусливо озираясь, двигаются к берегу реки. Барон подпускает их ближе и стреляет. Первым же выстрелом он укладывает на землю одного из мародеров. Звучит второй выстрел, падает еще один мародер. Внезапность атаки барона и смерть двух товарищей сеют панику среди мародеров. Они поворачиваются и бегут прочь. Барон, выждав еще какое-то время, поднимается с земли, возвращается. Снова устраивается на свою лежанку из ковра. Кладет пистолеты в саквояж, закуривает трубку. Санитар подбегает к нему.)
САНИТАР N. Барон, вы настоящий герой! Я и девушка…
БАРОН (равнодушно перебивает). Ты узнал, кто она?
САНИТАР N. Это Лиза, путешественница из России! О, я всегда любил русских. Помню, когда мне было 10 лет, шла Крымская война. Я тогда сильно переживал за русских. И я даже заплакал, когда узнал, что пал Севастополь. Потом я несколько дней не играл ни в какие игры, и даже отказывался есть. А успокоился, лишь после того, как воспел в стихах подвиги своих русских друзей… И знаете, барон, Лиза из самого Петербурга! Где еще отгадывают такие вещи, каких не отгадывают даже в Париже. О, одаренность славян мне всегда казалась более высокой, чем одаренность немцев. Я даже думал, что немцы вошли в ряд одаренных наций лишь благодаря сильной примеси славянской крови. И такая встреча с Лизой. Это для меня подарок судьбы! Вряд ли когда-либо между людьми существовала большая открытость, чем между мной и Лизой. Она поразительно зрела и готова к моему способу мышления. Я женюсь на ней. Я уже раньше думал, что мне для моего дела надо найти невесту. Жениться лет на десять, пока я не закончу свое учение. Лучшей кандидатки на эту роль, чем Лиза, мне не найти.
БАРОН. Быстро вы спелись. Ну, так за чем же дело стало? Пойди к Лизе и предложи ей свою руку. Чего тянуть время.
САНИТАР N. Верно. Я прямо сейчас сделаю ей предложение! (Через некоторое время возвращается.)
БАРОН. Ты что такой грустный, профессор?
САНИТАР N. Лиза поклялась себе, что никогда не выйдет замуж…
БАРОН. Девушка явно свихнулась. А как же церковь, кухня, дети? Что же у нее на уме?
САНИТАР N. Снять квартиру вместе со мной и Вами. И жить втроем. Однажды ей уже снился сон, что она живет в трехкомнатной квартире с двумя мужчинами. И все трое очень счастливы. Теперь ей кажется, что я и вы, барон, очень похожи на тех двух интересных ее сожителей из сна.
БАРОН. Ай да Лизи! Ай да молодец! Я согласен. Только спроси у нее, а в спальню к ней мы с тобой будем приходить по одному или сразу вдвоем? (Санитар уходит к Лизе. Барон оглядывается вокруг.) Да, после нападения мародеров сбежал даже мой верный слуга… Скоро мой папаша узнает, где я. Но уже вечереет, а там, папаша, лови ветра в поле… (Замечает под кустами лежащего юркого молодого человека.) О, с нами остался еще какой-то пьяница. (Возвращается санитар.) Ну и что ответила Лиза? Будем втроем ночью заниматься любовью? Отлично! ха-ха…
САНИТАР N. Нет, о любви, эротике речь вообще не идет.
БАРОН. Да? Леди хочет играть по своим правилам. Ну и чем же мы будем заниматься, живя треугольником? Я ее не понимаю.
САНИТАР N. А я Лизу хорошо понимаю. Она будет изучать теологию. Я буду работать над своим учением. А вы пока будете делать то, что захотите.
БАРОН. То есть ничего. Ох, это самое трудное занятие, ха-ха… Но ты сказал пока. Потом что вы мне приготовите?
САНИТАР N. Мы с Лизой объединим усилия и сделаем Вас… Нет, еще рано об этом говорить. Сначала надо будет приглядеться к Вам.
БАРОН. Профессор, ты это о чем?
САНИТАР N. Нет-нет, не время еще об этом рассказывать.
БАРОН. Профессор, а ты случаем не социалист? Не кружок ли бомбистов ты замыслил создать? Кто ты?
САНИТАР N. Если бы я жил в Петербурге, то я стал бы нигилистом. А в Германии можно быть только философом. Но кого я более всего ненавижу между теперешней сволочью? Так это сволочь социалистическую! Апостолов чандалы, которые хоронят чувство удовлетворённости рабочего своим малым бытием. Именно социалисты делают рабочего завистливым, учат его страдать. Но страдать от действительности — это значит самому быть неудачной действительностью. Этим социалисты подбивают рабочего к мести. Он становится сегодняшним Спартаком… Хотя настоящая несправедливость — в притязании на равные права.
БАРОН. Я не ослышался? Что университетский человек вырос без капли сострадания к угнетению рабочего люда.
САНИТАР N. Сострадание только у decadents зовётся добродетелью. Дурные манеры. Я за добродетель, свободной от моралина. Короче, начинается наш поход против морали. И Лиза меня понимает. Мы с ней близнецы по разуму. Русские женщины не обладают большей независимостью по сравнению с венскими. Но эта русская девушка провозгласила свою свободу. Она требует образования. Лиза уже понимает, что люди делятся по основному признаку. Одни желают мира в душе и счастья. Они должны верить и обращаться к вере. Другие стремятся найти истину. Они должны отказаться от мира в душе и посвятить свою жизнь исследованию. Как точно подметила Лиза, это будет наша дьявольская троица! Я уже было разуверился найти себе друга, который разделил бы со мной без остатка горе и радости. Но, кажется, это возможно. На горизонте моего будущего появилась такая прекрасная подруга. Ничто так не трогает меня, как мысли о смелой и богатой душе моей милой Лизы. О, с каких звезд мы упали сюда, чтобы оказаться вместе?
БАРОН. Не спеши радоваться, профессор. Женщина поет гимны своей свободе, пока не встретит настоящего самца. Надеюсь, им буду я. Счастье женщины называется: он меня хочет. Против природы не пойдешь.
САНИТАР N (про себя). Но это мы еще посмотрим, чья сторона возьмет. Недаром говорят, что женщина любит ушами.
БАРОН. Любопытно, а что Лиза вообще думает о половом соитии мужчины и женщины? Пойди, профессор, спроси ее об этом. (Санитар уходит к девушке. После их краткого разговора Лиза поднимается с пенька и стремительно направляется к барону.)
ЛИЗА. Барон, разве вы не чувствуете, что половое соитие у людей — это жалкая пародия на него. Настоящее половое соитие бывает только у амеб. Это полное слияние! Эти маленькие существа совокупляются, попарно вжимаясь одна в другую, и сливаются абсолютно. Происходит усиление, затем удвоение, плодотворный рост! (От волнения она внезапно теряет нить рассказа, растерянно смотрит на барона.)
САНИТАР N (про себя). С амебами что-то не так. При таком размножении численность их популяции не росла бы. Она вымерла бы. Надо потом разобраться, где закралась ошибка в словах Лизы.
ЛИЗА (приходит в себя). Да, нам кажется нормальным, что люди физически уже не способны на полное слияние. Наше тело удовлетворяется тем, что лишь частичка его самого «идет» для оплодотворения. И только наша душа хочет, чтобы это взаимопроникновение распространялось еще дальше. Так, как это происходит у амеб. Но наше тело изначально ограниченно, не может удовлетворить нашу душу. Зачем же его насиловать. Лучше последовать за соитием художника со своим творчеством. Автор, не соприкасаясь с предметом, пребывает с ним в полном, амебообразном соитии. Поскольку этот предмет оплодотворил его фантазию… Поэтому мы все трое займемся творчеством, как художники. А в свободное время будем беседовать друг с другом, размышлять без насилия над нашими телами.
БАРОН. Профессор, а ты, обещал мне — ничего неделание, а придется заниматься творчеством, размышлять… Со стороны это будет треугольник чокнутых. Ладно, как говорил Наполеон, ввяжемся в бой, а там посмотрим. (К девушке.) Лиза, но вы не учли, что соитие амеб, случайное, слепое, механическое — кто под боком… А у человека оно избранное. Ему предшествует любовная прелюдия, страстные признания, восторги. Представьте, влюбленные, прежде чем придти к соитию, проживают необычные часы. Жизнь в это время становится поэтичной. Видите, сейчас закат солнца. (Поднимается.) Для амеб это просто наступление ночи. А мы с Вами пойдем вместе к реке смотреть этот закат. Он будет для нас прекрасным, волнующим видением, уже священнодействием. Разве могут амебы воскликнуть — с каких звезд мы упали сюда, чтобы быть вместе? Идемте, ощутим это прекрасное мгновение. (Нежно приобнимает Лизу за талию, и ведет к реке. Они какое-то время стоят на берегу, любуются природным явлением. На фоне заката видны их силуэты. Барон крепко прижимает Лизу к себе, целует. Затем нежно поднимает ее на руки, уносит в заросли.)
САНИТАР N (в отчаянии). Лиза пошла с ним! Сейчас отдастся барону… я забыт! Чувственность — сука, кусающая нас за пятки! (В гневе бегает вокруг пенька.) О, как хорошо эта сука умеет выпрашивать кусочек души, не взяв у меня кусочек плоти. (От досады со всей силы пинает пенек ногой. Корчась от боли.) Эта русская дрянь, эта обезьяна с накладными грудями, предала меня. Мне казалось, что я нашел свою любовь, о которой мечтал. Что она будет чем то большим, чем просто половое сношение. Но я горько ошибся. Лиза не может ни брать, ни давать. Она бездуховна, ненадежна, у нее смутные представления о чести. Она хищница в шкуре домашней киски. Она не любит людей, зато любит бога, хитра… О, вы причинили мне вред, вы принесли мне зло. Я отлучаю вас от себя. Я выношу обвинительный приговор самому вашему существованию. (Вдруг останавливается.) Однако, нельзя позволить распасться нашему треугольнику. Он, а точнее барон мне нужен для моего учения. (Человек лежащий под кустарником приходит в себя, поднимает голову. Это юркий молодой человек.)
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Профессор, дай мне вина. У меня голова раскалывается. (Санитар подает ему бутылку с вином.)
САНИТАР N. Только много не пей. Нам скоро переходить реку по балкам моста.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Профессор, не волнуйся. Я, как настоящий циркач. Чем больше пью, тем лучше держу равновесие. (Выпивает из бутылки и снова валится на землю.)
НА БАЛКЕ
моста. Ночью. К балкам взорванного моста подходят санитар, барон и Лиза.
САНИТАР N. Все как я говорил, над рекой ночью поднимется густой туман. Теперь нас с того берега никто не увидит. Можно идти по балкам. (Лиза, затем санитар и барон осторожно ступают на балку.)
ЛИЗА (испуганно). Мне страшно! Впереди ничего не видно.
САНИТАР N. Надо каждому сделать себе шест для равновесия. Будем идти по балкам, словно канатоходцы.
БАРОН. Увы, это бесполезно. Человек падает с балки не от потери равновесия, а от страха. Тут шест не поможет.
САНИТАР N. О, я придумал! Надо не идти по балке. Нам надо сесть на нее верхом и, подтягивая тело руками, ползти вперед. (Садятся на балку и начинают по ней передвигаться к другому берегу. Довольно долгое время они, молча и упорно, ползут вперед. Вдруг Лиза вскрикивает.)
ЛИЗА (в ужасе). О, боже! Как страшно! (Останавливается.) Внизу я вижу не реку, а черную бездну. У меня кружится голова.
БАРОН. Лиза, ты не смотри вниз. Просто закрой глаза и ползи.
ЛИЗА (в большем ужасе). Когда я закрываю глаза мне еще страшнее. Голова кружится еще сильнее. Я не могу ползти. Боже, помоги мне! Я прочту тебе молитву. (Беззвучно шепчет молитву. Санитар ползет за ней и недовольно ее отчитывает.)
САНИТАР N. Сегодня взывать к богу глупо. Ныне этот старый киник обанкротился, умер. Не прячь, Лиза, понапрасну голову в песок небесных абстракций. К Богу надо относиться, как древний грек к своим богам. Разве может христианин, как эллин, сказать: «Все зло от богов» или «Меня, должно быть, одурачил бог». О, если бы Бог даже существовал, то его следовало бы упразднить. Его учение мешает человеку, делает того слабым и жалким. Когда из бледной немочи конструируют идеал, из презрения к телу — спасение души, то это рецепт decadence. Бог как слуга, как почтальон, как календарь — вот его место.
БАРОН. Мертвы все боги. Теперь мы хотим, чтобы здравствовал… Кто, профессор?
САНИТАР N. Тот, кто не выдуман, не галлюцинация, новый герой. Для кого сегодняшний человек превратиться в посмешище и позор природы. Какой стала для человека обезьяна. Так будет. Не надейтесь на свою особенность. Природа мачеха, и у нее все пасынки, что обезьяна, что человек.
БАРОН. Вот как. Значит, будет новый герой. Любопытно, каков он будет? (На балке замолкают, двигаются дальше.)
САНИТАР N (про себя). Я еще сам не видел этого героя. Но я чувствую, что этот надчеловек рождается. Что мне теперь — до богов!… Он победитель Бога. (Внезапно Лиза снова перестает ползти, намертво вцепившись руками в балку. Санитар, ползущий следом, тоже вынужден остановиться.)
БАРОН. Профессор, ты чего стал? (Санитар осторожно трогает рукой плечо и спину Лизы.)
САНИТАР N. Лиза от страха впала в ступор. Теперь ее не сдвинуть с места.
БАРОН. И что будем делать?
САНИТАР N. Ждать, когда ее оцепенение пройдет.
БАРОН. Надеюсь, остановка будет недолгой.
САНИТАР N. Человек в ступоре может находиться от нескольких минут до нескольких суток.
БАРОН. До нескольких суток?! Но тогда утром французы подстрелят нас на балке, словно уток.
САНИТАР N. Да, так и будет, если Лиза не придет в себя. (Барон после краткого раздумья.)
БАРОН. Профессор, но я не намерен быть мишенью для французов.
САНИТАР N. Я тоже.
БАРОН. Что предлагаешь?
САНИТАР N. Не знаю. Будем ждать, и надеяться на лучшее.
БАРОН. Но это глупо.
САНИТАР N. Барон, вы что хотите, чтобы я спихнул Лизу в реку? (Протягивает вперед руку.) …нет, я не смогу ее толкнуть.
БАРОН (продолжает давить). Иначе мы все погибнем.
САНИТАР N. Нет-нет, я не могу скинуть с балки женщину.
БАРОН. Но лично я не собираюсь оставаться здесь мишенью.
САНИТАР N. Сбросите в воду нас обоих?
БАРОН. Вы не оставили мне выбора…
САНИТАР N. Барон, но вы можете вернуться назад.
БАРОН. Профессор, ты забыл, что мне назад путь заказан. Там меня ждет мясорубка на поле боя. Страшная смерть или уродство. Короче, я даю тебе десять минут на размышление. Или Лиза за это время выйдет из ступора. Или ты, профессор, свалишь ее с балки. Или я собью вас обоих в реку. (На балке воцаряется долгое гнетущее молчание. Вдруг санитар оживляется.)
САНИТАР N. О, я попробую перепрыгнуть через Лизу. (Хватается за эту идею. Осторожно поднимается, встает ногами на балку, оценивает возможность своего прыжка.) …нет, я не смогу перепрыгнуть через Лизу — так высоко и далеко мне не прыгнуть. (Снова садиться. На балке воцаряется молчание. Где-то на берегу начала куковать кукушка. Оба невольно считают про себя, сколько раз та прокукует. Барон воодушевленно.)
БАРОН. Ого! сколько лет мне еще жить… (Санитар хотел было ему возразить, но передумывает.)
САНИТАР N (про себя). У него даже нет ни тени сомнений, что кукушка куковала для него. Удивительно! Но на
БАРОН. О, это даже хорошо, что вас больше не будет со мной. Ваш треугольник извел бы меня. Вы начали бы примерять на мне свои теории и загонять меня в свои рамки. Я превратился бы в препарированную лягушку…
САНИТАР N. Тут, барон, вы ошибаетесь! Я думаю, мое учение пало бы на благодатную почву.
БАРОН. Это во мне ты увидел благодатную почву? Сильно сомневаюсь.
САНИТАР N. Барон, вы будете смеяться. Но благодаря встрече с Вами, я понял, какое учение я создам. Идеи, которые раньше бродили во мне смутно, вдруг оформились, выстроились. Барон, хотите их услышать?
БАРОН. Ладно, сидеть молча в темноте на балке еще унылее. Валяй, рассказывай.
САНИТАР N. Это учение будет о высшем человеке, который заменит нам Бога и покорит мир!
БАРОН. Где ж ты такого сыщешь?
САНИТАР N. Он среди людей, у которых прямоугольно построены тело и душа.
БАРОН. Разве сегодня еще водятся такие ископаемые? Среди кого же ты намерен их разыскать?
САНИТАР N. Среди аристократов, конечно. Только древний род способен родить такого человека.
БАРОН. Ты явно не бывал в нашем высшем свете. Не видел, сколько там уродов и глупцов. А увидишь, начнешь сомневаться в исключительности древнего рода. Порой кажется, что у этих, раззолоченных аристократов, предки были воришками или тряпичниками. Или даже стервятниками. Скорее у наших крестьян прямоугольно построены тело и душа.
САНИТАР N. Да, нет большего несчастья для человечества. Когда сильные мира сего — не есть также первые люди. А есть — даже последними и более скотами, чем низшие люди. В такие времена все становится лживым, кривым и чудовищным. Тогда поднимается и поднимается толпа в цене… Однако крестьянам не хватает тонкости и вкуса. Поэтому сверхчеловека надо пестовать
БАРОН. Меня? (Хохочет.) Вот если бы тебя услышал мой отец. Он меня иначе, как пьяницей и развратником, не называет.
САНИТАР N. В этом нет ничего страшного. Там, где есть пороки отцов, там не должны вы желать разыгрывать святых. Что было бы, если бы вы потребовали от себя целомудрия? Вы тот, чьи отцы посещали женщин, любили крепкие вина и охоту на кабанов. Конечно, барон, даже в Вас есть скрытая чернь. Но все равно я выбрал Вас, барон. Вспомните, когда вы приказывали беженцам на берегу не гадить вокруг Вас на удалении брошенного камня. Чувствовалось, что вы рождены повелевать. Ведь чем отличаются рабы и господа? Господа имеют источник бытия в самих себе. Они — сами себе жизнь и закон. Они сильны и правят не потому, что они лучше. А просто потому, что они сильны и хотят править. Раса же рабов, напротив, заимствует жизнь вовне. Они огораживаются нравственными запретами и обязательствами. Однако, сами выполнять их не спешат. Жизнь искривляется. Чтобы ее исправить, нам нужны сильные господа, примеры. Поэтому я хочу сделать Вас, барон, нашим образцом, знаменем, лидером! Вы повели бы за собой заблудших аристократов. Помогли бы нам преодолеть свою слабость. У нас было бы много последователей.
БАРОН. Профессор, ты полагаешь, что я гожусь для этой роли?
САНИТАР N. Да! Вы потомственный аристократ. В Вас чувствуется сильная порода, воля и ум! Вам не предоставлена свобода быть вторым. Кроме того, у Вас в крови мораль господ, а не христианская мораль, которая лучше всего водит за нос. Стремясь попасть в ангелы, человек откормил себе испорченный желудок и обложенный язык. Человеку забыл радость и невинность зверя. Но есть, есть еще люди, которые рождаются без смирительной рубашки морали. Они никому не подотчетны. Они появляются, как судьба, беспричинно, безрассудно, бесцеремонно, безоговорочно. Они есть, как есть молния! Слишком ужасные… слишком внезапные… слишком убедительные… слишком иные. Они наперед чувствуют себя бессрочно оправданными в своих деяниях. Они художники насилия. И вы, барон, из тех людей. У Вас есть, так необходимая новому человеку, звериная неотесанность белокурой бестии. Вспомните, тот неизгладимый ужас, с которым древняя Европа на протяжении столетий взирала на свирепства германской белокурой бестии. Вы, барон, принесли бы нам новые ценности.
БАРОН (после недолгого раздумья). Увы, профессор, ты обратился не к тому. Тебе нужен бесноватый фюрер. Он должен гореть идей, тогда он зажжет ею последователей. А мне всегда не хватало бесноватости, чтобы стать вожаком даже в местечковых компаниях. Да и скучно мне это занятие. Поищи, профессор, другого фюрера. Нам с тобой не по пути. Да и не там ты, профессор, ищешь. Сегодня искать фюрера в обветшалых замках и дворцах пустое занятие. В них остались одни вырожденцы. Аристократам воли повелевать теперь хватает только исключительно для создания собственного комфорта. Ищи фюрера на площадях, в пивных, в психушках, среди обозленных недоучек… А я, профессор, хоть и молод, но в душе уже старик Фауст. И никакому Мефистофелю меня уже не искусить… (После затянувшегося молчания.)
САНИТАР N (вдруг переходит на шепот). Барон, у меня сейчас промелькнуло чувство, будто все это уже с нами было. Будто уже когда-то вот так же втроем мы сидели на этой балке моста. И я, сидящий на ней, так же рассказывал о сверхчеловеке. Выходит, балка являлась мне, возможно, бесчисленное количество раз и будет являться вечно. Значит, человек вечно возвращается… (Обеспокоено.) Значит, и маленький человек то же вечно возвращается. А вечный возврат даже самого маленького человека — это вызывает у меня мою неприязнь ко всякому существованию. Ах, какое отвращение! Отвращение! Отвращение! О каком сверхчеловеке теперь можно мечтать, если все вновь возвратится в свои колеи.
БАРОН (трогает санитара за плечо). Профессор, у тебя не белая горяча? Помню, когда я надирался, как швед, папаша запирал меня в подвал. Вот тогда у меня то же возникали подобные чувства. Будто я извечно возвращаюсь в этот подвал… Но я принимал это за симптомы белой горячки. Спасибо доктору. Он окатывал меня холодной водой и приводил в норму.
САНИТАР N. У меня белая горячка? При чем тут белая горячка! Я в трезвом уме, как никогда. Хотя тронуться есть от чего. Жизнь есть без смысла, без цели, но возвращается неизбежно снова и снова. Через огромные интервалы времени в мироздании с необходимостью наступают те же комбинации сил и те же сочетания основных элементов. Поэтому картина жизни не может не повторяться в вечности бесчисленное число раз… Вы только себе представьте, барон. Однажды днем или, быть может, ночью Вас неожиданно посетил бы злой дух. И сказал бы Вам: «Эту жизнь, которой ты сейчас живешь и жил доныне, тебе придется прожить еще раз, а потом еще и еще, до бесконечности! Не будет ничего нового. Но каждое страдание, и каждое удовольствие, и каждая мысль, и каждый вздох, и все мельчайшие мелочи, и все несказанно великое твоей жизни — все это будет неизменно возвращаться к тебе. И все в том же порядке и в той последовательности… Песочные часы бытия, отмеряющие вечность, будут переворачиваться снова и снова, и ты вместе с ними, мелкая песчинка, едва отличимая от других.» (Обращается в сторону барона.) Разве вы, барон, не рухнули бы под тяжестью этих слов, не проклинали бы, скрежеща зубами, злого духа? О, хочу ли я каждый раз начинать жизнь сначала? Нашлись бы у меня силы вынести это вечное возвращение?
БАРОН. Профессор, мне кажется, ты сейчас не о том волнуешься. Тебе жить-то, может, осталось всего каких-то пять минут…
САНИТАР N. Пусть так. Но вопросы поставлены, надо искать на них ответы. Так-так, слабый что ищет в жизни? Смысла, цели, задачи, предустановленного порядка. Сильному же жизнь должна служить материалом для творчества его воли. Он должен поступать так, как он желал бы поступать, в точности таким же образом бесконечное число раз во веки веков. Значит, сильный должен любить нелепость жизни и радостно принимать свою судьбу. Радоваться, что начало возвращения начнется не сейчас, не с этого места, где он. Не с моста… Да, пусть все беспрерывно возвращается. (Успокаивается. Оба снова на
БАРОН. Профессор, а ведь мы с тобой могли бы вместе учиться в школе Пфорта. Мой отец тоже намеревался сдать меня в этот монастырь. Спасибо моей сердобольной мама'. Она уговорила его оставить любимого сыночка при ней.
САНИТАР N. А мне очень жаль, что мы не учились вместе.
БАРОН (со смехом). Но тогда бы в школе я тебя уж точно поколачивал бы. Ты был явно самым хилым учеником, слабаком.
САНИТАР N (уязвлен). Да, пусть, я был слабаком. Но никто из моих школьных товарищей не мог держать на ладони раскаленный уголь. Знак от этого ожога на ладони остался у меня на всю жизнь. Вот… (поднимает ладонь) жаль, что сейчас темно, ожог плохо виден.
БАРОН. Я так и думал. Именно своими истеричными сцевола-подвигами и идеями ты потрясал товарищей. А сильные, но простоватые мальчики от твоих эскапад просто вставали в тупик. Они уже не смели ни обидеть, ни побить тебя. Однако школа кончилась. Мальчики выросли, и золой из печки их уже не загипнотизируешь. Нужен Сцевола уголек… уже по-взрослому. А без уголька ты по жизни всегда слабак и неудачник. Постой, а не вместо ли раскаленного… ты вынул из рукава — своего сверхчеловека? Угадал? Попал!… А на мне, значит, ты поверял его гипнотизм. Ну не переживай, считай, что кролик тебе попался плохой, неправильный, ха-ха… (Санитар хотел было ему возразить, но снова передумывает. На балке вновь воцаряется молчание.)
САНИТАР N (про себя). Увы, не повезло мне с бароном. Он глух к ударам молота моего учения о высшем человеке. Не хочет вникнуть в суть. Даже не сознает, что сам через минуту здесь на балке поступит, как этот новый высший человек. Спихнет всех, кто препятствует ему на пути. Не утруждаясь самооценками своих поступков. Вот что значит родиться господином! Да, новый человек — это проводник, а он не может быть костылем. Он должен столкнуть всех медлящих и нерадивых на своем пути. Его путь будет гибелью для них. Да, что падает, то нужно еще и толкнуть… Однако почему бы мне не разбудить этого сверхчеловека в себе? Самому стать белокурой бестией. Почему я уперся в барона? Разве не я вестник нового человека? Разве не я возвещаю новые войны, от которых все великие державы взлетят в воздух? Да, будут войны, и не «пуговичная» как сегодня. Будут страшные войны, каких еще никогда не было, за господство над всей Землей. И вести их будут во имя идей, поднятых новыми философами. Тогда, если представить, что сейчас эта балка — это мой мост к новому человеку… (В отчаянии.) Опять получается, что я должен спихнуть Лизу. Нужен всего лишь один толчок, и… (Его рука замирает на полпути к спине Лизы.) Наверно, я смог бы толкнуть, будь на месте Лизы барон. Точно я бы так поступил! Подождите, но в отличие от барона у меня, ведь, имеется два пути движения. И назад тоже. Почему бы мне и, в самом деле, не столкнуть барона? А для моего учения мертвый барон послужит мне даже лучше… Вот сейчас. Пока он ничего не подозревает, садануть его локтем в челюсть! Надо только получше изготовиться… А вдруг мне не хватит силы, чтобы опрокинуть его? Барон тренированный и ловкий. К тому же, он может успеть выхватить
БАРОН. Профессор, как там Лиза? Она не вышла еще из ступора? (Санитар кладет руку на спину Лизе, проверяет ее мышечный тонус.)
САНИТАР N. Увы, она еще все в том же оцепенении.
БАРОН. Ладно, я подожду еще несколько минут. Но думаю, надежды для тебя нет никакой. (Вдруг ему тоже приходит компромиссная идея.) Профессор, а ты попробуй переползти через Лизу.
САНИТАР N. Мне ползти по женщине, вы с ума сошли, барон.
БАРОН. Профессор, ты жить хочешь? Представь, что перед тобой просто дополнительная конструкция на балке. Своего рода выпуклость… (Санитар начинает руками испытывать на устойчивость сидящее перед ним в застывшей позе тело девушки.)
САНИТАР N. Эта конструкция очень ненадежная, барон. Да, руки у Лизы схватили балку, но они скорее имитируют, чем держаться за нее. Любой маленький толчок — и тело опрокинется в реку… (Снова на балке воцаряется гнетущая тишина.)
БАРОН. Ну, все! ваше время истекло. Решайся, профессор… Или ты толкаешь Лизу, и мы с тобой трогаемся к другому берегу. Или я сбрасываю с балки вас обоих, и двигаюсь далее один. (Санитар поднимает руку к телу Лизы, но тут же опускает ее.)
САНИТАР N (истерично). Нет, я не могу!…
БАРОН. Профессор, тебе надо было не на войну идти, а протирать штаны на кафедре.
САНИТАР N (рыдая). Барон, не искушайте меня, сделайте одолжение. (Вдруг его осеняет.) Барон, а может, вы перепрыгнете через нас с Лизой. Я прижмусь к телу Лизы. Так будет компактнее. (Прижимается к телу девушки. Барон ловко вскакивает, встает на балку ногами, выпрямляется. Оценивает возможность своего прыжка.)
БАРОН. Увы, профессор, не получится. Мне придется прыгать еще выше и дальше, чем тебе. Даже если перескочу через вас, то уж точно не удержусь на балке. Свалюсь в реку. (После недолгой паузы.) Ладно, пора. Хотел дать тебе, профессор, еще время напоследок помолиться. Да вспомнил, что ты атеист. Значит, обойдемся без всяких проволочек. (Делает шаг в сторону санитара. Но тот вдруг резко наклоняется в бок и ныряет вниз головой в реку.)
БАРОН (вслед). Ай да санитар! По-профессорски свалил с балки, пусть с угрызениями, но с чистыми руками. (Смотрит вниз, куда нырнул санитар.) Счастливого тебе плавания, профессор! Надеюсь, тебе повезет. Дотянешь до берега и отделаешься только простудой. (Смотрит на прижавшуюся к балке Лизу.) А вот мне, если не перепрыгну через Лизу, придется пачкаться… Но Лиза молодец, успела помолиться. По крайней мере, поминала Бога. Значит, полетит с балки прямо в рай. И освободит мне путь в Лондон. (Приближается к Лизе. Готовится к прыжку. Но его останавливают громкие крики на берегу. Возле балки появился юркий молодой человек с бутылкой в руке.)
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Барон, где вы?! Ау!… Это я! Вы забыли меня. Ау!… Я сейчас догоню вас. Вот только залезу на балку… (Неуверенными движениями пьяного человека пытается попасть ногой на балку.)
На его крики с другого берега французы начинают обстреливать балку. Барон не успевает во время пригнуться. И одна из шальных пуль попадает ему в грудь. Теряет равновесие, лишь успевая прохрипеть.
БАРОН. Кукушка обманула…
Валится с балки в реку.
Вот так трагикомично закончилась в пьесе встреча нашего профессора с бароном и начало поиска образа сверхчеловека.
Конечно, в жизни Ницше в поиске своего образа встречался не с одним бароном. Возможно, те были или чуточку лучше, или чуточку хуже барона в пьесе. Они сути не меняют. Сверхчеловек из них был никакой. Но можно сочинить образ. Ницше так и сделал. Убрал барона, а пустое место заполнил лишь размытыми символами, рассеяв их по разным местам Also sprach Zarathustra.
Увы, закон природы творчества (открытый Чернышевским, диссертация «Эстетические отношения искусства к действительности») неумолим: ни один философ, писатель, художник не может создать образ выше увиденных ими живых людей, прототипов в жизни. Ницше же либо не знал о существование этой диссертации, либо у него просто руки до нее не дошли. И не понял, что подходящего барона в то время просто не было. Чем воспользовались после германские нацисты. Они в бесформенность, бесплотье, расплывчатость черт сверхчеловека Ницше вживили нордический скелет, нарастили мышцы, выбрали цвет глаз и волос. Белокурая бестия со свастикой на рукаве была у них уже перед глазами во всей своей красе… Худо-бедно, но более десятка лет этот образ будоражил умы своих современников.
Библиография
1. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Москва, Эксмо-Пресс, 2016, 352 с.
