Create post
da

Generation U – на Винзавод без Фрейда не ходи

Ирина Шульженко
Константин Войд
Sofia Astashova
+5

Эта заметка о выставке Ульяны Овчаренко, коллекционера современного искусства, ей 10 лет. На Винзаводе с поточной периодичностью открываются сразу несколько выставок, это очень удобно — ты приходишь и можешь в одном месте, «за раз», посмотреть пять-шесть проектов — от галереи «Старт» — место для первой выставки художника, до галереи Марата Гельмана. В конце мая, я пробегал выставочные залы «Винзавода» и увидел, что за стеклом галереи Osnova, стоит машина для производства сладкой ваты. Рядом с машиной — юноша в белой рубашке предлагает эту вату гостям выставки Ульяны Овчаренко.

Сначала я не хотел ничего писать про эту выставку, но вышла рецензия на Афише, в которой мы читаем такие слова куратора выставки Евгения Антуфьева: «Глядя на коллекцию, вы всегда понимаете, по какому принципу коллекционер ее отбирает, — это могут быть периоды, какие-то ключевые моменты, манера живописи. Есть люди, которые, как Кантор, собирают еврейских художников, у меня есть знакомая в Италии, которой нравятся глаза, у Cвибловой в музее была знаменитая выставка фотографий рук. В случае с Ульяной это видно еще сильнее: если в работе есть зеленый, фиолетовый или розовый, то, скорее всего, работа окажется в ее коллекции. Во многом это выставка о выборе, как он происходит, как он формируется» То есть принципом формирования коллекции, а в данном случае коллекции-выставки, стали любимые цвета коллекционера: «Михаил Гулин, Семен Файбисович, две куклы Жени Антуфьева, Татьяна Ахметгалиева. Еще есть Пепперштейн, Новиков, ну и все. Сколько работ — я даже не считала» — так 10-летняя девочка-коллекционер описывает свое собрание, вот она сама.

Куратор выставки — Евгений Антуфьев, его работы где-то рядом, обращает наше внимание на то, что в коллекции наравне существуют работы Тимура Новикова (стоимость 20-25 тыс. евро) и собрание стиральных резинок (стоимость — 100 рублей) Куратор указывает, что юный коллекционер относится к своим «резинкам» наравне с работами современных художников — и те и те находятся в пространстве галереи и, тем самым, уже вписываются в энтропичную массу «совриска» Вся разница между простым школьником, коллекционирующим наклейки или монеты и Ульяной, в том, что она коллекционирует не только вещи, которые интересны детскому сознанию, по крайне мере, были интересны. В сферу ее запросов попадают — произведения искусства, и она не просто собирает их в своей комнате, а превращает в свою комнату — галерею. При этом, думаю, в 10 лет юный коллекционер вряд ли сможет объяснить «сообщение картины» Тимура Новикова, да и Ласковый май уже прошел. Значит, работы просто нравятся ей как вещи, в конце концов, она коллекционер, а не критик.

Тимур Новиков, "Ласковый май 1989

Коллекция 10-летней девочки пополняется за счет доходов отца, арт-диллера, иногда художники дарят ей свои работы, как в случае с Павлом Пепперштейном: «Это Паша Пепперштейн. Эта работа мне очень понравилась, потому что я очень люблю собак и очень люблю, когда идет дождь. Он сначала хотел написать «Собака и дожди», а потом «Собаки и дожди» — в результате получилось «Собакы и дожди». Он мне эту работу подарил. Я попросила нарисовать мне собаку, и он нарисовал мне ее буквально за час. Мы потом за ней просто ездили в Петербург и взяли ее».

Павел Пепперштейн, Собаки и дожди, 2015

Ощущение некоторой несерьезности выставки, коллекционеру 10 лет, а вокруг какая-то версия детской комнаты со взрослыми и не очень вещами и неуказанными правилами игры, sims из объектов современного искусства — снимается словами куратора, который описывает процесс подготовки выставки: «Работать с Ульяной было наслаждением. Я абсолютно ясно понимал критерий, понимал, как строить экспозицию. Рядом с работой Тимура Новикова мы повесили наклеечку в горошек, рядом с оленем Михаила Гулина — фотографию оленят. Все цвета стен, все наклейки выбирала она: когда я сам заказал наклейки, Ульяна отменила этот заказ, потому что они ей не понравились. Я заказал наклейки с принцессами, но Ульяна сказала, что это для какого-то младшего возраста, лет для пяти. В какой-то момент я был даже испуган, это был какой-то кошмар: Ульяна звонила в семь утра, чтобы подтвердить сладкую вату, подтвердить форму шариков» В конце своей речи, куратор приходит к выводу, что «Ульяна или создаст музей современного искусства, или его возглавит»

После нескольких минут на выставке у меня возникло и стало расти ощущение ужаса. Нет, я не боялся чего-то конкретного, вряд ли коллекционер выбежит и забьет меня шариком в форме бэмби? — или куратор засунет мне сладкую вату туда куда я захочу? У меня возникло странное ощущение тотальных несовпадений. Несовпадений на нескольких уровнях:

— Ожидание: вокруг все такое светлое, «доброе», «детское», «безопасное» — но безопасно я себя не чувствовал, у меня нарастали опасения, я думал, что вот, вот сейчас выскочит клоун из всем известного «Оно» Стивена Кинга и тогда все начнется. Важно, что ничего не началось, никто не выскочил, моему знакомому разрешили отвязать шарик и забрать с собой, кто-то делал селфи с чем-то. Так ко мне пришло ощущение «зловещего»: «зловещее — это тот род жуткого, который восходит к давно известному, издавна знакомому. Как это возможно, при каких условиях знакомое может стать зловещим, жутким?»

Радио коллекционера

— второй уровень нестыковки — я смотрел не на картины современных художников, а на сладкую вату, розовые и зеленые стены, шарики, на явные и неявные признаки того, что в детстве ассоциировалась у человека с счастьем, праздником, радостью, но гости этой галереи не были детьми и мне не было радостно. 10-летняя девочка-коллекционер по описанию куратора скорее подходила на роль маленького взрослого, погруженного в «дела» взрослого мира.

— следующее несовпадение — появляется мысль — «а что если все это выдумал куратор, и никакой девочки-коллекционера нет?» Но не все мечты сбываются, коллекционер ходит по галерее и радуется празднику: «Эта работа мне очень понравилась, потому что я очень люблю собак и очень люблю, когда идет дождь»

Постепенно понимаешь, что не только выставка, но и речь коллекционера вызывает сомнение, недоверие гладкости и прямоте речи ребенка: «на открытие приехали шарики и сладкая вата, и это все было очень красиво. Мне нравится эта кукла Жени Антуфьева (15), потому что я люблю розовый цвет и зеленый. На выставке даже стены покрашены в зеленый. Мне очень нравится, как он их шьет, внутри он из проволоки их делает» .

Кроме несовпадения образа девочки-ребенка и девочки-коллекционера (с ним еще можно смириться — истории маленьких взрослых уже давно не новость) постоянно преследует мысль о том, что тебя приглашают на какой-то совсем не твой праздник, пространство галереи украшено, все яркое и «на позитиве» Мало того, что понять причину праздника ты не можешь (разве что открытие выставки) так и куратор радостно позирует тебе со сладкой ватой и сотрудницей, оказываясь гибридом Мэри Попинс и старика Хоттабыча. Ты уже начинаешь совсем сомневаться в своих ожиданиях от мира детства и от мира «искусства» и тут ощущение «зловещего» усиливается: «существенное условие для возникновения зловещего чувства он находит в интеллектуальной неопределенности. Зловещим оказывалось бы, собственно, всегда то, в чем человек, так сказать, плохо разбирается. Чем лучше человек ориентируется в окружающем мире, тем труднее он поддается чувству зловещего под впечатлением от каких-то вещей или событий в этом мире»

Ты посмотрел все работы, сьел вату, потрогал шарик, задел коллекционера плечом. Человек, делающий и раздающий сладкую вату, остановился, он больше не улыбается, а просто стоит, сладкая вата кончилась, тут в голову приходит мысль, что часть вещей в этом пространстве такие яркие и «добрые», что кажутся живыми, а люди, тот же юноша в белой рубашке — механистичен, как любой stuff — четкий и эмоциональный в контакте с тобой только до определенной черты. Фрейд в своем эссе «Зловещее», которое я уже два раза цитировал, описывает похожий формат ощущений от реальности: «Э. Йенч выделил «сомнение в одушевленности какого-нибудь с виду живого существа и, наоборот, в том, не является ли одушевленным какой-нибудь безжизненный предмет», сославшись при этом на впечатление от восковых фигур, искусственных кукол и автоматов. Сюда же он присоединяет зловещее чувство от эпилептических припадков и проявлений безумия, поскольку в том, кто их наблюдает, они пробуждают смутные подозрения, что за привычным образом одушевленности могут скрываться какие-то автоматические –- механические — процессы» Ничего нового в этих чувствах нет, они детально описаны, например, в текстах Гофмана.

На выходе из галерки ты оборачиваешься и думаешь, что в «детском» коллекционировании присутствовал элемент тайны, не зловещей загадочности, с которой пришлось столкнуться моему воображению. И перед тобой возникает еще одна история вытеснения опыта, в данном случае детского мироощущения в пространство взрослого взгляда. Зловещее ощущение не оставляет тебя и открывая эссе Фрейда ты опять сталкиваешься с совпадением: «зловещее это в действительности не является чем-то новым или чуждым: это, напротив, нечто издавна известное душевной жизни, отчужденное от нее лишь под действием процесса вытеснения. Связь зловещего с вытеснением проясняет нам теперь и шеллинговскую дефиницию, согласно которой зловещее есть нечто такое, что должно было бы оставаться в сокрытии, но всплыло на поверхность»

У выхода из галереи я поговорил с несколькими людьми и эмоции от увиденного были двух типов: «мне очень понравилось, очень интересная игра и девочка, все доброе» и «что происходит?» Я решил дать вариант ответа на второй вопрос.

Цитаты З. Фрейда — отрывки из эссе «Зловещее»

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Ирина Шульженко
Константин Войд
Sofia Astashova
+5

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About