Create post
Реч#порт

Я сделал какие-то вещи и дивидендов особо не жду

Есть песни и песни. Первые забываешь, когда их перестают крутить по радио или спустя пять минут после того, как выключил плейлист. Вторые остаются с тобой на всю жизнь. Это не хиты, это нечто большее. Любая группа хочет иметь в своëм арсенале такие песни. И чем больше, тем лучше: ведь это означает гастроли, гонорары, толпы фанатов и прочие прелести признания. Но Сибирь в этом смысле регион уникальный. Можно по пальцам пересчитать тех, кто здесь добился успеха, не уехав ради этого в Москву или за границу. В большинстве случаев музыкальные проекты распадаются или варятся в собственном соку десятки лет, не воспринимая ничего нового и ревниво оберегая свою метафизическую мумифицированную территорию. Иногда они даже обзаводятся культовым статусом. Я поговорил с Андреем Бессоновым, который пишет те самые песни, но о котором практически никто ничего не знает за пределами Новосибирска и Барнаула.

Фото: Олег Обухов

Фото: Олег Обухов

— Как ты начал заниматься музыкой и писать песни?

— Начал я с пяти лет. Полюбил музыку: саундтрек Владимира Мартынова к мультфильму «Музыкальная шкатулка». Ну и параллельно сестрëнка в дом принесла одну пластинку: попурри песен The Beatles на танцевальной основе, группа «Stars on the 45»… Вот и всë, с этого всë и началось.

— Ладно, а когда ты начал уже играть сам, какие у тебя были кумиры?

— Конечно, The Beatles. Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон и Ринго Старр.

— И больше не было никого?

— Долгое время действительно никого не было. Мне попадались записи группы «Кино», но я не мог их понять в силу своего возраста. Потом мне как-то перепала книжечка с текстами, я проникся и после этого начал их слушать. И были два альбома которые очень долго слушал: «45» и «Ночь».

— А кто-нибудь из местных музыкантов на тебя влиял?

— Местные влияния… Лет до 13 я даже и не помню, что меня цепляло. Вот группа «Ласковый май», например: проект Андрея Разина и… (не выдерживает и смеëтся).

— Нет, я имел в виду барнаульские группы.

— Барнаульские группы в моей жизни появились позже, лет в 15-16. Первый более-менее серьёзный концерт, на который я попал — это концерт группы «Первое завтра». На тот момент они мне показались живыми, оригинальными — в общем, интересными. А уже потом, когда я стал разбираться, самыми важными для меня стали «Территория», «Тёплая трасса» и «Дядя Го». Три кита барнаульских.

— Ты потом переехал в Новосибирск. Это было связано с музыкой?

— Да, это было связано с музыкой. Я думал, что здесь соберу группу, что здесь больше возможностей. В плане репетиций, записей, вообще ресурсов творческих, людских. Но я обманулся.

— То есть в Барнауле ты уже играл, у тебя была группа, так?

— Да. Какое-то время. На самом деле, всë было крайне неудачно. Если у меня и был талант к написанию песен, и может, даже к исполнению, то таланта к организации, администрированию, и прочему не было совсем. А этим надо было заниматься. Не имел я нужной практичной жилки, чтобы держать группу. Думал, что это само собой должно происходить, стихийно, и ничего для этого не надо делать. Но это не так. В группе всегда должен присутствовать кто-то ответственный за материальное существование. Не обязательно это фронтмен группы или идеолог, это может быть даже директор, а не музыкант.

Фото: Кристина Кармалита

Фото: Кристина Кармалита

— Значит, до директора вы не доросли в своей барнаульской карьере?

— Нет, конечно. Всë было, может, и неплохо в плане музыки, но на шоу-бизнес так называемый мы выхода не имели. Был довольно-таки узкий круг ценителей, ограниченные места выступлений, все друг друга знали…

— А как тебе сама музыкальная атмосфера барнаульская в то время? Это же конец девяностых, так?

— Музыкальная атмосфера очень интересная. Я могу судить, конечно, по каким-то единичным примерам, но в том кругу, в котором я вращался, писались очень интересные песни. Планка была довольно-таки высокой. Большое значение придавалось и содержанию, и форме. И чему-то ещë, более метафизическому и неохватному, чего сейчас я нигде не встречаю. Да, это присутствовало.

— А каким стилем это можно было охарактеризовать: сибирский панк, русский рок, гранж, металл, джаз?

— Это было что-то довольно самобытное, чего не описать набором штампов. Конечно, были заимствования и мелодические и поэтические. С одной стороны, какая-то часть людей выросла из панк-движения: Янка Дягилева, Егор Летов, «Спинки мента», Чëрный Лукич, «Инструкция по выживанию». Но так было на начальном этапе, потом это перерождалось во что-то своё. Тот же Макс Астафьев: сначала у него были сотни песен в стиле «Гражданской обороны», а потом писать он стал поменьше, но это уже было что-то своë. Понятно, что там ещë Башлачëв играл роль, Окуджава, Высоцкий… Очень уважалась группа «Аукцыон». Это считалось эталоном из–за своей самобытности, метафизической неповторимой силы: подлинной, не вторичной.

— Итак, ты переехал в Новосибирск. Как дальше всë развивалось?

— Да никак. Я пытался знакомиться с людьми, репетировать, что-то объяснять, взаимодействовать, но в итоге… Я не знаю, мне кажется дело даже не в людях, а во мне самом. Слишком я был идеалистично настроен, пребывал в радужном настроении, и был момент наива в том, что моя музыка должна быть кому-то нужна и кто-то должен был постоянно присутствовать рядом и двигать это вместе со мной. Меня обижало, что никого не было, и потому я сам тоже не особо двигался. Ну, писал песни…

— Но всё же ты и «Молока стакан» записали альбом. Расскажи, как это произошло.

— Всë произошло стихийно. Я попросил Женю Барышева помочь мне, он согласился, и как-то быстро мы всë сделали на студии «Castle Media» в Верх-Туле.

— А пространство влияло на тебя в процессе записи? В Барнауле ты бы записал другой альбом? Или были бы те же песни, та же концепция?

— На это сложно подробно ответить. Всë важно, всë влияет. И в процессе написания песен, и в процессе записи.

Обложка альбома «Эпоха Водолея». Дизайн: Кристина Кармалита

Обложка альбома «Эпоха Водолея». Дизайн: Кристина Кармалита

— А как тогда ты выбирал эти песни, их последовательность? У тебя же было много материала.

— Определëнный набор песен (про последовательность так не скажу) сразу появился. Мы записали всë в очень сжатые сроки. Вот возникла картинка, она быстро зафиксировалась на плëнке. Я выбрал тринадцать песен для ритм-секции, мы приехали и записали их.

— Расскажи, как сложилась дальнейшая судьба альбома.

— Да никак, собственно. Есть в нëм что-то такое интересное, некоторые изюминки, но не более того. Он, я считаю, не до конца реализован. Это моя вина как продюсера и человека, который всë это контролировал. Надо было самому дожать. Но у меня на тот момент не хватило опыта. Ты же сам понимаешь, что этот альбом просто невозможно целиком слушать от и до как отдельное произведение. Песни на нëм затянуты: подразумевалось что они будут по две-три минуты, а звучат в действительности по четыре-шесть.

— То есть концепции как таковой у вас не было?

— Концепция… Честно говоря, я всегда считал, что концепция рождается из того, что есть, по ходу действия. Я никогда не отличался расчëтливостью, всегда доверялся моменту. Поэтому концепция альбома рождалась во время записи, во время творения.

— А каким ты хотел увидеть свой новый альбом? В плане музыкального стиля.

— Я никогда не придавал большого значения стилям. Мне нравятся разные интересные риффы, ритмы, звуки, а вот играть в каком-то одном стиле мне скучно. Я люблю The Beatles, и особенно «White album», который просто мировая энциклопедия всей музыки, которая была им доступна. Начиная от средневековых баллад и каких-то шаманских плясок, заканчивая современным джазом, арт-роком. Я на самом деле люблю музыку, люблю мелодию, люблю гармонию. Люблю какую-то атмосферу, настроение. И для меня форма должна быть удобной колыбелью для содержания, для этой атмосферы. И форма может быть какой угодно. Она может быть на 17 тактов каких-то рваных, ломаных, но если появляется волшебство, атмосфера удерживается в этих стенах, происходит внутренний — самый главный — божественный движняк, то это то, что нужно.

— Скажи, ты видишь пути коммерциализации своего творчества?

— Сейчас не вижу. Я недавно понял, что настоящее творчество не поддаëтся коммерциализации, не загоняется в эти рамки. Может, в XVIII-XIX веках и раньше всë это могло существовать на почве меценатства. То же самое, я думаю, происходит и сейчас. Если взять, например, наше независимое кино, то мы увидим, что оно не оправдывает себя. Всë делается на деньги тех или иных добрых людей, которые радеют за идею. И это, я считаю, правильно. Потому что если у тебя действительно крутая идея, ты действительно очень сильный режиссëр, сценарист, писатель — не важно — то тебе дадут деньги. Найдётся такой человек, проникнется. Да, может, не всегда. Но это работает как своего рода естественный отбор.

— А не предлагали ли тебе написать музыку к фильму? Было бы тебе такое интересно?

— Да, конечно. Но это всë очень сложно, а я человек слишком ленивый для такого, наверное. Надо постоянно этим заниматься: записями, набросками, разбираться в звукозаписи, учиться постоянно играть на инструментах. Это должен быть ежедневный процесс. И когда у меня бывают приступы кратковременной активности, я этим занимаюсь, мне интересно, я представляю, что могу написать к фильму или спектаклю. То есть то, что я делаю — кинематографично.

— То есть ты мог бы выпускать инструментальные альбомы? Ты видишь себя в этом или тебе всë же ближе написание песен?

— Я тебе скажу то же самое, что говорил и про стили. Если образуется некий месседж, некая атмосфера — со словами, без слов — этого достаточно. Если нужна песня, значит, нужна песня. Если нужна просто инструментальная композиция, значит, нужна просто инструментальная композиция. Всë. Только из этого я исхожу. Если надо сказать — надо говорить. Если нечего сказать, то надо играть. Если даже играть не надо, если нужна тишина, значит, надо дать кусок тишины. Записать его на студии, с качественным звуком, и дать народу такой трек. Полной такой качественной тишины. Чтоб никаких шумов, ничего: вот тишина, трек такой-то, восемь минут тридцать девять секунд.

На фестивале «Янкин день»

На фестивале «Янкин день»

— Ты общался со многими очень разными музыкантами. Можешь сказать, кто на тебя наибольшее впечатление произвëл?

— Не знаю, не могу сказать. Я вообще очень впечатлительный человек. На меня все люди производят впечатление. Кто-то производит впечатление талантом, кто-то наоборот — бездарностью. Кто-то своей ровностью, а кто-то своей мëртвостью, надуманностью. Вот странно, иногда думаешь: то ли ты не дорос, что-то ещë не понял в этой жизни, то ли действительно впечатление тебя не обманывает. Бывают в Новосибирске такие группы (сейчас без имëн), у которых и тексты вроде какие-то присутствуют, и музыка отличная, и как люди они хороши, и признаны они, слушают их, поклонники есть… А я их не могу воспринять. Не ложится и всë, я считаю, что это мëртвая музыка, и не хочу ей жить. Опять же, считаю на данный момент.

— Ещë один вопрос. Кабак портит музыканта или идëт ему на пользу?

— Я думаю это чисто индивидуальная вещь. Кого-то портит, кому-то что-то даëт.

— Ты получаешь какие-нибудь отклики из интернета на своë творчество?

— Получаю. Редко, но получаю. Я им не доверяю, этим откликам. Я сделал какие-то вещи и дивидендов особо не жду. Для меня самого удовлетворением является не мнение других людей, а моë мнение о тех вещах, которые я сделал. Нет, конечно, это приятно, но иногда видишь поддержку от тех людей, от которых не хочешь видеть поддержки. Странное ощущение.

— На твой взгляд, что с музыкой Новосибирска происходит сегодня? Есть интересные группы?

— Я мало отслеживаю и на самом деле про Новосибирск ничего не могу сказать. Есть что-то хорошее всегда, но по большому счëту ничего серьëзного нет. Да и вообще крайне мало где-то сейчас чего-то действительно интересного, серьëзного…

— Почему?

— Такое время, наверное, периферийное. Что-то назревает, может, эти люди воспитываются. Может, та волна, которая грянет, произрастает в данный момент. Но такого взрывного духа, рок-н-ролльного, свежего, прорывного, здесь нет. Да этого и нигде в мире не наблюдается. На мой взгляд чем-то таким были — щемящим и пробивным, настоящим — Radiohead. Не Nirvana даже. Nirvana тоже хорошая группа, но что касается более серьëзной музыки — именно Radiohead. А в Новосибирске есть интереснейшая группа «Савой», которая давно неактивна.

— Что с твоей музыкой происходит на сегодняшний день?

— А ничего не происходит. Я пребываю в тяжëлом состоянии, и когда слушаю старые записи, мне порой даже удивительно, как я мог написать ту или иную песню. Но я надеюсь, что это временно.

— Значит, вопрос про планы я всë-таки задам. Итак, каковы твои дальнейшие планы?

— Выйти из этого состояния, жить, искать себя. Быть счастливым.

P. S.: группа Андрея Вконтакте.

Альбом «Эпоха Водолея» можно скачать здесь.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About