Есть группы, которые по какой-то причине остаются неизвестными широкой публике, но при том играют очень технично, пишут интересные песни и делают это честно и увлечëнно в течение долгого времени. Кто только не пытался стать суперзвездой, используя сочетание «инди» и «брит-попа», но Евгений Барышев не питает иллюзий на этот счëт. «Мы безнадëжно опоздали», — сказал он мне однажды, имея в виду музыку своей группы. Впрочем, никто не знает, опоздали мы или приехали вовремя, а «Молока Стакан» порой создают удивительно лиричные, лишëнные всякого пафоса вещи, над которыми не властно время.

Итак, начнëм. Что такое для тебя рок-н-ролл?

(долгая пауза)… Серëга-Серëга, хорошо, что мы с тобой не на прямом эфире в телевизоре… Не знаю, что такое рок-н-ролл. Часть меня, наверное (оба смеются).

Хорошо, а как ты оказался в «Калиновом мосте»?

Я был студентом, а Ревякин приехал в Читу делать концерт…

В каком году это было?

Девяносто восьмой… Он часто отдыхает в Забайкалье, каждое лето. И вот, отдохнувший, он в сентябре делал концерт. Группу не вызывал, собрал из местных музыкантов команду: человек пять на инструментах и восемь человек в хоре. Четыре мужских, четыре женских голоса — из известного нашего муниципального ансамбля «Забузоры» — «забайкальские узоры». Сейчас основная часть этого коллектива работает под именем «Читинская слобода», они играют настоящие корневые русские казацкие песни, круто очень поют. И вот таким составом мы сделали очень большой концерт. Мне досталась тогда бас-гитара. Так мы с Ревякиным познакомились, и оказалось, что у них как раз в тот момент не было бас-гитариста. Он позвал к ним ехать и играть на басу. И я приехал. Точнее, я закончил пятый курс и весной уже приехал сюда, начали концерты играть…

Выходит, до этого тебя в Чите знали уже как хорошего музыканта и позвали к Ревякину выступать?

Да, Чита город маленький, все друг друга знают. Я тогда работал на радио, мы там музыку записывали для рекламы, там же и репетировали, ребята с радио меня и посоветовали.

А как пришли именно к «Молока Стакан» и его стилю?

Это ещë до Ревякина мы с братцем репетировали, я на этом радио работал, мы начали экспериментировать. Тогда были уже первые песни, и мы их записывали. Мы на этой студии подрабатывали сторожами, поэтому днëм она у нас использовалась для изготовления рекламы, а ночами мы собирались, добирались до первого в нашей жизни качественного оборудования… Ещë ни у кого ничего особо не было в Чите, а тут всë есть, можно писаться… В общем, когда я в 2002 году ушëл из «Моста», потому что назрела необходимость самовыразиться, мы просто восстановили первоначальный состав.

Как тебе тур по европейской части России? Расскажи о публике и еë отличиях от сибирской, например.

Там отличия особого не было, потому что в основном нашей публикой оказались бывшие забайкальцы, которые сейчас в Москве или Питере. Или новосибирские, например, ребята. Поэтому публика у нас была всë равно сибирская, несмотря на то, что они себя считают уже москвичами… А сама поездка понравилась, кое-кто из ребят до этого у нас вообще не выбирался на Запад очень долгое время. И на Запад съездили, и на Восток: в Чите поиграли, сняли концерт живой, очень хорошо получился. Поездка, приключения — всегда интересно.

Официально вы записали уже три альбома. Насколько вы заморачивались с записью? Каждый раз по-разному, или у вас уже есть готовый алгоритм?

Раньше намного сильнее заморачивались. Вторую пластинку писали очень долго. Может быть, не были готовы к ней. Было три подхода — один в одном месте, второй во втором… Только с третьего раза получилось записаться. И получилось тогда, когда мы научились это делать быстро. Альбом надо в идеале записать за неделю или не писать его вообще. Готовиться до тех пор, пока ты не будешь готов записать его за неделю. Если запись затягивается на годы, то теряется энергетика, теряется ощущение свежести, лëгкости, и слушать это потом тяжело. А вещи, записанные легко, слушать потом гораздо легче. И получилось так, что мы очень долго над этой второй пластинкой возились, а третью взяли и записали за неделю. Получилось интереснее. А ещë интересней получилась на самом деле концертная запись, что мы из Читы привезли. Мне лично еë слушать гораздо интереснее, чем «продуманные» альбомы.

Имеешь ли ты музыкально образование?

Начальное у нас есть. В музыкальную школу мы ходили. Музыкальная школа у меня по фортепиано, у Антона (Антон Барышев — бас-гитара) по гитаре, а у Гриба (Дмитрий Грибанов — барабанщик) школа бокса. Это для барабанщика самое важное: ритм и удар (смеëтся).

Скажи, какую идею вы проталкиваете своей музыкой? Какая тема наиболее близка вам как группе?

Темы вечные: любовь, путешествия, жизнь и смерть. В общем, задуматься над тем, кто ты, зачем ты здесь…

Ты изучал китайский язык, культуру и философию в университете. Полюбил ли ты китайскую музыку?

Китайскую… ну, может быть, старинные вещи какие-то можно послушать, а современное китайское массовое искусство, как и массовое российское, отталкивает. Очень всë однообразно, плоско и мелодика китайская мне чужда. Я там часто бывал по работе. Когда ты находишься в чужой для тебя стране, то первые три дня ты балдеешь от того, что у тебя что-то новое в жизни происходит: от свежих звуков, запахов… Это быстро надоедает и недели через две начинает просто тошнить от обилия китайского языка, китайской попсы, китайской еды, хочется уехать домой. И в этот момент очень спасает плеер именно с русской музыкой. Я знаю людей в Китае, которые там долго живут, годами, у них чувство «русскости» гораздо ярче и острее, чем у нас с тобой. Мы здесь живëм, для нас это всë натурально и естественно, мы с тобой даже Масленицу особо праздновать не будем, а там я приехал, и единственный раз в жизни, когда я праздновал масленицу по всем канонам — это было в Китае, в Гуанчжоу. Собрались русские, много, выкупили большой автобус, уехали за город и чучело жгли, и всë было правильно.

Некогда у рокеров было модным выступать с симфоническим оркестром. Не возникало ли у вас такого желания, в плане эксперимента и альтернативы «электричеству»? Нет желания поиграть джаз или нойз, например?

Есть. Мы как раз сейчас в таком состоянии находимся, что всë то, что было сделано, уже сделано, а что делать дальше пока не то чтобы не понятно, но как всегда — в тумане. У нас сейчас закончился цикл. Я постарался его завершить так, чтобы у нас и пластинки были выпущены, какие-то живые концерты прошли на пятнадцатилетие. В общем, пятнадцатилетний цикл прошëл, и что будет дальше, я представить себе не могу. Могу лишь сказать, что хочется сделать что-то другое, поэкспериментировать, может быть, с инструментами. Может, нам всем бросить гитары и поиграть на клавишах. Но для этого надо вдохновиться и что-нибудь придумать. Меня недавно вдохновила команда англо-американская — «The Kills» — там девушка англичанка, а парень американец. Девушка поëт, а он себе навесил педалей кучу и один играет, и всë это слушается достаточно убедительно.

Нынешний слушатель вообще отличается от того, который был лет двенадцать-пятнадцать назад? Если да, то чем? И что делать с нынешним слушателем?

Надо гнуть свою линию, мало-помалу приучать слушателя. Вообще для начала надо хотя бы, чтобы слушатель о тебе узнал. Потому что многие люди просто не знают о нашем существовании, о существовании ещë чего-то… Всë, что не попадает в телевизор, как бы не существует. А на самом деле музыки много, я сам большой любитель откапывать вещи, которые неизвестны массовому слушателю, но в которых есть свой кайф. Сейчас такие группы появляются, и звучат они очень интересно, и песни классные. Моë недавнее открытие — «Легендарные пластилиновые ноги». Ребята из Одессы, название дурацкое, но мне понравилось, как у них всë сделано.

Что бы ты изменил в музыкальной индустрии России, будь у тебя шанс?

Запретил бы всей попсе появляться в телевизоре и начал бы потихоньку туда выводить нормальных ребят.

Группа — живой механизм. Вы как-то ремонтируетесь, апгрейдитесь? Ты ощущаешь, что вы эволюционируете?

У нас был недавно шикарный апгрейд. В прошлом году к нам присоединился клавишник Слава Сазонов, и сразу группа совершенно по-другому зазвучала, и на концертах стало легче и интереснее играть. И вообще он товарищ очень талантливый. Он, допустим, взял и смонтировал нам видео: тот часовой фильм, который мы из Читы привезли. Но мы же не совсем механизмы, мы организмы (смеëтся). Организм от механизма отличается тем, что у него есть регенерация. Иногда мы даëм себе отдохнуть, чтобы голова очистилась, ощущения поменялись. У нас был большой перерыв один раз, и, по-моему, намечается второй, но в этом ничего страшного нет. Я считаю, что лучше замолчать, успокоиться и спеть тогда, когда очень сильно захочется, чем пытаться что-то высосать из пальца.

Раньше рокер был должен делать определëнные вещи: вести соответствующий образ жизни, протестовать против системы или хотя бы морали, как сейчас с этим обстоит дело? Ощущаешь ли ты ответственность за свои песни и за то, что ты вообще делаешь?

Да, ощущаю ответственность. Вопрос очень сложный, хотя ответ на него простой. Сейчас всë очень сильно поменялось, люди завязаны на материальных ценностях, и выяснилось, что главный враг человечества — это банкир. Об этом надо рассказывать много и постоянно. Надо отучить людей брать кредиты (смеëтся).

Помнишь, как написал свою первую песню?

Да, помню. Я возвращался очень долго через всю Читу, у меня денег не было, часа два или три я шëл, и, видимо, вот этот ритм ходьбы меня настроил и я написал песню.

Она записана?

Она у нас есть. Сейчас выйдет четвëртая пластинка, сборник неизданных песен, там она будет. «Троллейбус №13».

На кого ты хотел быть похожим в детстве по стилю игры и т. д.?

Мне очень нравился «Калинов мост» и нравилась «Nirvana». Русская лирическая напевность ревякинская и агрессивная подача «Nirvana». Может быть, у нас в группе и получилось это как-то переплавить.

Как ты написал «Флот»?

Я ехал в поезде, и у меня с собой был плавленый сыр «Волна». Так появились первые строчки: кто-то настроит волну на мою частоту, поймает меня, мы будем вместе всю ночь. А потом от сыра я отвлëкся и написал «Флот» (смеются).

Хотелось бы тебе написать музыку к фильму?

Да, очень. Если появится такая возможность, мы обязательно это сделаем. Скорее мы сделаем по-другому: мы будем писать-писать-писать музыку, а потом вдруг что-нибудь и попадëт в кинематограф. Паша Россомахин, наш друг, который нам очень помогает и по записи и по видео, ездил в Москву, работал ассистентом художника-постановщика, общался с кинорежиссëрами и «Флот» куда-то отдавал. Там был какой-то фильм… «Ледокол», что ли, но нас не взяли туда.

Как ты творишь: медитативно или от ума, как аранжируете в группе?

У нас всë очень медитативно, от живота. Так происходит и написание песен, и то, как мы играем: мы садимся и никогда специально не договариваемся, просто один начал, второй подхватил, третий за ним пошëл… В этом есть небольшой элемент шаманизма.

Знаешь, я понял на самом деле, что все эти вопросы были мостиком к самому главному. Скажи мне, как время отражается на вашей музыке? Время как понятие с большой буквы. Адекватность нашему времени или нацеленность на вневременность, на вечность.

Мне больше нравится, когда песни от времени никак не зависят и в любое время слушаются актуально. Не могу о своих песнях так судить, потому что я не в стороне, я внутри этой ситуации. Но мне кажется, что наши песни не стареют.

Напоследок: что тебя вдохновляет?

Да всë, что вокруг.