эссе-компиляция

…«Ребенок должен многому научиться, прежде чем он сможет притворяться» Л.Витгенштейна, — можно переиначить — взрослый долго должен притворяться, чтобы научиться быть ребёнком.

Как хочется верить доброму, мудрому Андерсену, когда уже сам Андерсен, притворяющийся Хичкоком.

А и правда, может мы надумали проблему существования, чтобы трагически заламывать руки в глухонемом кино «несчастного сознания»?

Может мир не расколдован и мы просто отказываемся замечать сказку?

Может лёгкость бытия выносима?

Нет, сказка никуда не ушла, просто она стала страшшшным ужастиком.

Как говаривал старик Монтень:" Человек страдает ровно настолько насколько позволяют себе страдать".

У каждого свой ад в раю.

Калейдоскоп иллюзий по прежнему пёстр и разнообразен, но мы замучили его рефлексивным встряхиванием.

"Ужас тавтологии — ад вечного повторения.

Прикованный к калейдоскопу чахнет без озарения…"

Когда долго живёшь, закономерность происходящего утомляет тавтологией, привычкой на неё реагировать в той же дурной последовательности и хочется невозможного — чистого бессюжетного блаженства.

Нам банально хочется чуда посреди чуда.

Бог не знает как нам угодить.

Но не будь амбарного замка закона мы бы не знали азарта подобрать к нему отмычки.

Игра в нарушение стала нашим тайным блаженством.

Блаженством тайны — а что будет если?

А будет опыт подопытного.

Блудный сын просто обязан вернутся к отцу с дарами самостоятельности.

Мы должны повзрослеть, не теряя детской непосредственности, умения играть в игры без правил, познав спонтанность интуиции.

И тогда сюжеты будем творить мы.

Вначале наивные, потом страшные до наивности.

Потому что, когда боишься, то уже не скучно от сказки «Вечного повторения».

"Без бабая не бывает детства.

К старости же ветхий, сонный дом

Прячет, скрипнув тихо дверцей,

Чудище Альцгеймера с хвостом."

Ветхий бог — Альцгеймер нашего детства.

«Мы здесь для того, чтобы стать воспоминаниями наших детей. Родители становятся призраками будущего своих детей», — говорит герой фильма «Интерстеллар».

Мёртвое хватает живое.

А живое паразитирует на мёртвом.

Пульсирующий клубок смерто-жизни катится в никуда, разматывая нить речи.

Вот ничего и не остается как интерпретировать — экспериментировать с языком.

Языка взяли, теперь будем пытать, скажет даже то, чего не знал.

Опять Шехризада в бесконечность плюс одну ночь.

Я-зычу — пока повествую, живу.

Есть подозрение, мертвые языки просто запытали до смерти.

Но… посмотрим как наш язык до Майдана доведёт.

…Здесь возможен иной поворот мысли в ином обороте речи.

Надо понимать, что большинство в выборе обусловлены.

Механизм мотивов таинственен.

Наши желания во многом предрешены.

Традиционализм настаивает на «вечном возвращении» без приращения.

Блудный сын у них вечный неудачник, Божественный ребёнок, которому не стать Старцем.

Сад, а не одиссея индивидуации, его идеальное место.

Мол, чё смыкаться, когда и так всё ладно Кто-то устроил.

Лучшее ад хорошего, синица в руке, что журавль на вертеле и прочая пошлость.

Но так всё опять пойдёт по библейскому кругу.

История Блудного сына очевидное продолжение истории о Каине и Авеле.

Прими Блудный сын наследство, к гадалке не ходи, брат, оставшийся возделывать землю с отцом, непременно его грохнет.

И тогда уже странствовать придётся ему с дальнейшей эпитафией на могиле «Мир ловил меня по отпечаткам пальцев, но не поймал».

(У меня вообще есть идея пройтись по всем евангельским притчам с капитальной ревизией. Да что-то не пускает. Может «страх божий», засевший в генах?)

Кто способен разорвать этот ПРОЧНЫЙ, от слова прок, круг?

Философ.

Да и то косвенным, метафизическим образом.

В отличии от многих только он способен проследить нити ведущие к незримой руке.

Именно ему кукловод, усмехаясь, говорит:«Ну и что из того, что ты догадался? Что ты будешь делать дальше?».

Что?

Догадываться и дальше, резать нити лезвием рефлексии.

Цена догадки бесценна.

Кукла, догадавшаяся о своей кукольности, уже не кукла.

Она ожила и обрела терзаемую обстоятельствами душу.

Её уже так просто не бросишь в пыльный чулан.

Она, драмой преображения, ломает игру всесильного кукловода, расчитывавшего на рабскую наивность персонажей, следующих согласно сценарию «лишь там, где проложен путь».

«Куклы не умирают, в них просто перестают играть» (В.Пелевин), — уже не работает.

Догадавшийся ведёт отныне свою игру без правил.

С этим, кстати, связана идея Радикального субъекта.

Некоего трансцендентного трикстера, этакого Остапа Бендера, пронизывающего онтологию как нейтрино.

Это и Нео и мистер Смит и Пифия в одной антитезе к Великому Архитектору Матрицы.

Это принципиально иной вид экстатического разума — Трансцендентальный Странник.

Он следует из театра в театр не только как Актёр, но и как сам Дух театра.

Он становится чистым содержанием всех иллюзорных форм.

А вот здесь уже начало буддизма с его сакральной Пустотой.

Но это совершенно иной дискурс, требующий более сухого понятийного изъяснения, а не сочных метафор.

Понятия же не более чем засушенные бабочки метафор, приколотые иглой разума к черному бархату непостижимого.