Create post
Society and Politics

Ксения Гусарова о границах моды и их нарушителях

Маша Гаврилова
Мария  Чумак
Marat Nevlyutov
+1

Мода — это постоянное вопрошание о границах, правилах и нормах, которыми мы руководствуемся. Какие формы она принимает, выходя за предел или искусно на нем балансируя? Рассказывает Ксения Гусарова.

Rei Kawakubo, “Comme des Garçons”/ “Body Meets Dress, Dress Meets Body”, 1997
Rei Kawakubo, “Comme des Garçons”/ “Body Meets Dress, Dress Meets Body”, 1997
Ксения Гусарова — преподаватель программы «Fashion Studies» МВШСЭН, старший научный сотрудник Института высших гуманитарных исследований РГГУ, историк моды, парфюмерии и косметики.
Ксения Гусарова — преподаватель программы «Fashion Studies» МВШСЭН, старший научный сотрудник Института высших гуманитарных исследований РГГУ, историк моды, парфюмерии и косметики.

Как очевидный знак статуса, мода на протяжении многих столетий вызывает негодование и бросает вызов границам допустимого. Одновременно с этим она ставит под вопрос привилегии элиты.

В обществе раннего Нового времени и тем более в Средние века одежда обозначала сущность человека: его принадлежность к социальной страте, семейное положение, профессию и многое другое. Начиная со второй половины-конца 18 века порой лишь какая-то деталь или дорогое украшение позволяет внимательному наблюдателю определить, кто перед ним.

Когда в 18 веке возникает индустрия готового платья, у современников возникает беспокойство, что граница между сословиями становятся проницаемой.

Человек может одеться так, что будет неясно, к какому социальному слою он принадлежит. Поднимаются жалобы, что невозможно стало отличить горничную от госпожи.

Мода просачивается от верхов к низам, о чем писал в конце 19 века американский социолог Торстейн Веблен в своем нашумевшем труде «Теория праздного класса».

Другой социолог — Георг Зиммель — говорил о том, что получило название «теория вертикального просачивания». Люди из низших слоев общества тянулись к прекрасному. Иногда до абсурда.

На гравюре ниже немного другая ситуация: чернокожая девушка хочет одеться, как белая, и спрашивает у продавца чулки «телесного цвета». В карикатуре объединены расовая сегрегация и тема присваивания идентичности.

Edward Williams Сlay, Title “Life in Philadelphia”, 1829
Edward Williams Сlay, Title “Life in Philadelphia”, 1829

Мода бросает вызов приличиям. Яркий тому пример — «нагая мода» конца 18 и начала 19 века. В тот период на смену объемным конструкциям из тяжелых и плотных материй пришли легкие струящиеся платья из тончайших тканей, зачастую импортировавшихся из Индии. Это, в первую очередь, муслин: почти прозрачный, очень тонкий, нежный, изящный, светлых пастельных тонов, с ориентацией на античность и — как тогда считали — на белизну античной скульптуры.

Джеймс Гилрей, Три грации на сильном ветру (1810)
Джеймс Гилрей, Три грации на сильном ветру (1810)

В 20 веке происходит переворот представления о моде как о статусном знаке. Коко Шанель видела женскую одежду совершенно вне пышности и декоративности. Здесь не должно быть длинных юбок, волочащихся по полу и собирающих грязь, пышных перьев, огромных шляп, дорогих украшений, которые показывают состояние, а не вкус владелицы.

Шанель отходит от статусной парадигмы и создает нечто, что смущает и озадачивает современников.

Одежду темных тонов, костюмы для женщин, маленькое черное платье, которые не выделяются особым роскошеством, которые бы могли носить люди совершенно не принадлежащие социальной элите. Шанель вводит и предлагает другие критерии отличия.

Chanel, 1926
Chanel, 1926

Радикальной социалистической альтернативой в моде стала идея простой и универсальной одежды на все случаи жизни — комбинезона. Итальянский футурист Тайат (Thayaht) создает комбинезон собственной конструкции, который он планировал внедрить в массовое производство. Русские художники-конструктивисты Александр Родченко и его жена Варвара Степанова тоже создавали комбинезоны. Они были опробованы на сцене и являлись своего рода идеалом. По замыслу художников такая одежда вытеснила бы все ненужные модные веяния. Но этому не суждено было свершиться даже в СССР.

Верхний ряд — комбинезоны Тайята и он сам, нижний ряд — эскизы и реконструкция комбинезонов Варвары Степановой.
Верхний ряд — комбинезоны Тайята и он сам, нижний ряд — эскизы и реконструкция комбинезонов Варвары Степановой.

Параллельно на Западе мода переживала циклы статусности и простоты. На смену new look Диора приходят модели Ива Сен-Лорана, который в 1971 году выпустил коллекцию Libération, отсылающую к силуэту 40-х.

Многие профессионалы встретили коллекцию Libération в штыки, потому что вместо пышности вновь предлагались бедность и убожество.

Более того, это было болезненное напоминание об оккупации, которая еще была жива в сознании старшего поколения. Некоторым это показалось возмутительным, напомнило драматический опыт, и они покинули показ.

Yves Saint-Laurent, Collection “Libération”, 1971
Yves Saint-Laurent, Collection “Libération”, 1971

Во второй половине 20 века возник минималистичный тренд: образ бедности с понижающими тонами, регистрами — то, что сейчас называется «dressing down» и дает возможность одеться неформально в любой ситуации.

ПОЛ И ГЕНДЕР

Гендерные роли, границы идентичности, представления о мужественности и женственности регулярно оказываются предметом атаки моды и модельеров. Например, женский брючный костюм от Ива Сен-Лорана. В 1960-е годы в нем нельзя было зайти в ресторан, потому что он не соответствовал дресс-коду.

HARPER’S BAZAAR / Pantsuit: Yves Saint-Laurent / Model: Nati Abascal / Photo: Frank Horvat, 1967
HARPER’S BAZAAR / Pantsuit: Yves Saint-Laurent / Model: Nati Abascal / Photo: Frank Horvat, 1967

Спустя двадцать лет Жан-Поль Готье делает ответный шаг в своих коллекциях 1984-1985 годов с провокационными названиями «И Бог создал мужчину», «Один гардероб для двоих» и выводит на подиумы мужчин в юбках. Это становится одним из лейтмотивов его коллекций. Но спустя столько лет мужчины в юбках по-прежнему вызывают большие сомнения и вопросы.

В середине 90-х один гражданин Великобритании судился со своим работодателем за то, что не был допущен на работу, придя в юбке. Тогда он проиграл.
Jean Paul Gaultier, Menswear, Paris Fashion Week, 2011
Jean Paul Gaultier, Menswear, Paris Fashion Week, 2011

Представление о гендерных ролях и их воплощении в одежде являются атакуемым модой бастионом. Любопытно, что в 18 веке различия между мужским и женским костюмом намного менее заметны, чем в 19 столетии — веке, когда произошел «великий отказ мужчин» от ярких цветов, украшений.

В советском журнале «Крокодил» высмеивается унисекс второй половины 20 века. Здесь «низкопоклонство перед Западом» ведет к нарушению всевозможных правил и границ.

Карикатура из журнала «Крокодил».
Карикатура из журнала «Крокодил».

Еще один дизайнер, пробующий границы моды на прочность, — Эльза Скиапарелли. В соавторстве с Сальвадором Дали она создала знаменитую шляпку-туфлю, а также два необычных платья, проблематизирующих представления о женственности и моде в целом.

Платье с лоскутами, или рваное платье («Tear dress»; по ошибке перевода нередко называют «платьем слез»), украшено принтом, изображающим разрывы, а прилагающаяся к нему накидка — декоративными лоскутами, обнажающими другой слой ткани.

Скиапарелли словно встраивается в традиционную модель женственности: облегающий силуэт длинного вечернего платья из струящихся нежных тканей и роскошная накидка на голове, которая делает наряд более торжественным. В то же время это эпатаж, который отсылает нас к идее насилия.

По словам британского искусствоведа Джона Берджера женщина только показывается, а действует мужчина. Женщина, как некое прекрасное видение, должна промелькнуть. Фантазии, которые связаны с таким подчинено-пассивным положением женщины, обнажаются в работе Скиапарелли.

Эльза Скиапарелли, “Tear dress” («Рваное платье»), 1938
Эльза Скиапарелли, “Tear dress” («Рваное платье»), 1938

Смотря на другую работу Скиапарелли и Дали — «Платье с омаром» — можно очень четко почувствовать границы моды.

Омар — это объект желания: еда рифмуется с половым инстинктом для людей, просветленных психоанализом.

Сальвадор Дали предлагал полить это платье майонезом, Скиапарелли была категорически против. Так мы можем буквально ощутить границы приемлемого внутри моды: что прекрасно, ново и оригинально, а что абсурдно и отвратительно. Омара можно, а майонез нельзя.

Эльза Скиапарелли и Сальвадор Дали «Платье с омаром», 1937 — Сальвадор Дали «Телефон-омар», 1936 — Леди Гага в шляпке-омаре Филипа Трейси, 2010
Эльза Скиапарелли и Сальвадор Дали «Платье с омаром», 1937 — Сальвадор Дали «Телефон-омар», 1936 — Леди Гага в шляпке-омаре Филипа Трейси, 2010

ТЕЛО И СИЛУЭТ

Японские дизайнеры тоже исследуют тонкую грань между красотой и уродством. Среди них Рей Кавакубо. Ее знаменитая коллекция «Платье встречает тело, тело встречает платье» (1997) являет странные деформированные силуэты, напоминающие какие-то вздутия, горбы или силуэты экзотические племен, которые носят на себе скарб. Где границы этого тела, этого высказывания?

Представления об идеале модного тела очень подвижны. То, что считается прекрасным и естественным в одну эпоху, в другую будет выглядеть безобразным и нездоровым.

Во второй половине ХХ века идеи верхнего платья и нижнего белья активно меняются местами. Развивается идея некой незаконченности, незавершенности одежды и тела. Образы, которые мы привыкли видеть на классических журнальных фотографиях, разбираются по частям. Нам не за что зацепиться в мире-в-себе, который воплощают модные фотографии. Новые модельеры пытаются вскрыть эту идеальную гладкую поверхность и обнаружить места сборки безупречного облика.

Каким должно быть модное тело? И как одежда конструирует этот силуэт, объем?

Главный нарушитель границ моды — это живое человеческое тело, которое никогда не может идеально вписаться в ее рамки.

Энди Уорхол писал: «Должно быть, нелегко быть фотомоделью, потому что хочется выглядеть как на собственной фотографии, но это невозможно». Медиарепрезентация, являющая нам совершенство, никак не соотносится с реальной жизнью. Мы никогда не встроимся в этот идеал, так как тело через него так или иначе прорывается.

В 90-е годы пересмотр параметров модного тела привел к такому явлению как «героиновый шик», когда намеренно выбираются угловатые модели с телами не совсем нездоровых и счастливых подростков.

Dress and Photo: Heidi Slimane / Model: Kate Moss, 2009
Dress and Photo: Heidi Slimane / Model: Kate Moss, 2009

В этом есть попытка создать некий новый реализм и показать человека как личность, а не так, как это было принято в канонах модной фотографии.

Предельно худые, изможденные тела производят новый канон. Возникает вопрос о том, насколько мода повинна в нездоровых явлениях, которые связаны с жизнью моделей и модных фотографов, дизайнеров и всей богемной субкультурой — с такими проблемами, как наркомания и расстройства пищевого поведения.

Уже сейчас идут попытки реабилитировать чувственную пышную телесность — на обложках появляются женщины параметра плюс-сайз. С одной стороны, это вызов сложившимся канонам и стандартам, с другой, здесь много тонких нюансов, связанных с тем, что фотографии таких моделей тоже подвергаются пост-обработке.

ПАМЯТЬ И ВРЕМЯ

Мартин Маржела снова и снова деконструирует модный идеал, разбирая его по частям, показывая изнанку и процесс создания вместе с какими-то элементами выкройки и черновыми вариантами. Он создает одежду из причудливых материалов, например из старых военных сумок. Это идея памяти тела, памяти ткани и вещи. Рассказ о травматичном опыте и связанными с ним вещами.

Маржела ведет очень важный рассказ о естественном старении и времени, заложенном в вещи.

В своей самой радикальной экспозиции Маржела заражает одежду грибком, который постепенно покрывает и поедает одежду. Это высказывание не только о разрушительном действии времени, но и о сущности моды, эфемерные творения которой обречены на скорую смерть неумолимой логикой системы их производства.

Martin Margiela, Dress of mould/bacteria serie, 1997
Martin Margiela, Dress of mould/bacteria serie, 1997


Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Маша Гаврилова
Мария  Чумак
Marat Nevlyutov
+1

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About