Create post
четыре склеенных прыжка все кунду

Усыновить правнучку

дорогой Ромар Муштруба, мой ячменно чечевичный друг, единственный чужой

Я все чаще лелею, и все больше вижу больницы с их грубыми санитарами, которые подрабатывают по ночам в моргах, перетаскивая трупы — отчего их руки напоминают боксерские лапищи. И, конечно, медсестры, которые с каждым годом все сильнее увядают — словно навсегда опавшая осенняя листва в чьих-то грустнеющих глазках. Палаты похожи на зацикленное затмение здравого смысла тем временем год проходит как очередное похмелье, иногда даже хочется усыновить правнучку — эта мысль приходит ко мне еще со времен изобретения видеомагнитофона, но остается жить только идеей. Самое забавное и в то же время прекрасное в каждой новой палате — это окна, через которые я могу наблюдать за лошадьми.

Ты же помнишь этих странных созданий? Так вот, каждый вечер они приходят под мои окна и поют, никогда бы не поверил что лошади умеют петь, но это мой милый друг — факт! С каждой новой больницей, новой палатой, новыми окнами — появляется все больше лошадей. Для меня до сих пор остается вопросом, кто пускает их на территорию больницы? Может, какой-нибудь лицензированный священник непорочной церкви интернета, ведь все священники глупые и добрые, особенно к лошадям.

Несколько дней назад заходил мой лечащий врач, просил обратить внимание, что у меня всего лишь ушиб грибной клетки и от этого еще никто не умирал, и скоро он поставит меня на ноги. В тот момент когда он обращался ко мне, по больничному коридору проехал индийский тук-тук, мои руки обмякли, как будто по ним медленно прошагало стадо больших и добрых слонов, направляющихся к водопою. На что врач сказал, что такое бывает когда начинают расти перья, после чего заулыбался наподобие бабушки, наевшейся свежих фруктов с молодым вином, и быстренько поспешил из палаты, отгоняя от головы глупые мушьи мысли.

Мой нынешний сосед по палате, каждый день жалуется прелестным медсестричкам и мне в том числе, что ночью кто-то ворует его пальцы, а утром неприметно возвращает на место, отчего он сильно простыл, так как не может натянуть на себя одеяло, ведь сон у него очень беспокойный.

Здесь много и часто идут дожди, но лошадей это не пугает и они продолжают петь, а потом вынимают друг у друга из грив вшей и лопают их зубами. Тебе может показаться это отвратительным и странным, но задумайся насколько неуравновешенна жизнь — мы появляемся и исчезаем всего лишь в определенные моменты времени тем самым пересекая границы восприятия других — уже давно живущих, а потом резко перестаем существовать, зарождаясь где-то в другом месте. Мы крохотные, но в то же время глобальные людишьи души смертного племени. Лучше бы для каждого человека был свой собственный амазонский лес или река, по которой он плыл бы в каноэ с гаснущей свечей, а за поворотом его ждали бы только деревья и голоса птиц. Но ведь нет, мобильные телефоны, постоянное поддерживание связи, чтобы не потеряться и вдруг не найти себя — единственного чужого, которого можно понять, но с которым никак нельзя ужиться.

И не дай кохв, сидеть с ним вместе в темноте, дождавшись того момента когда, глаза привыкнут и можно будет разглядеть не только силуэт присутствия, но и увидеть намного больше чем при свете — молча смотреть друг другу в глаза и может быть ждать, что ты и единственный чужой предложит то, что будет по нраву обеим сторонам, при этом совершенно не задумываясь, что никто так и захочет ничего предложить.

Ромар я знаю, что ты не читаешь все эту му-до-тень, и все мои листы используешь как подкладку в клетке для своего попугая:) это ничего, это пройдет, улетууу читься, читер палева, хо-хо, я знаю что есть на земле пароль, ноль один, дружище. По утрам покупаю несколько упаковок семок, скармливаю их голубям, они улюлюкают и кипятятся, чтобы успеть захавать сколько возможно.

Пишу тебе письмо, как пишу себе пулю в лоб. А полиция поцелуев притворяется что воюет против противней, но ведь на самом деле следит за мной — в одно касание, мышечная память, подсознание, похлопаем выхлопам, спрячем участие, здравствуй, птенец, я 1,807, 1,183, прикинь!

я жирный мудак, черствый кусок хлеба с песком, бездельный всегда и навеки, так же как и полуденные часы, в которые можно услышать запах альпийских трав или снова и снова появляющиеся быстрые и безмятежные следы на заснеженном холме, над которым пролетает дирижабль на запад, на Амстердам, на поиски каменных усов, чтобы закутаться в твой шарф…

недавно я заметил, что палюсь, очень сильно, все знают, когда летят дирижабли, я очень боюсь, что все заметят, что я палюсь: в итоге бегаю как барбос — клянчу, завидую, улыбаюсь, злюсь, пускаю слюну, убегаю, возвращаюсь, но пробегаю мимо, срастаюсь и расстаюсь, палюсь!

Единственно что успокаивает в такие моменты — это буковки из моих любимых книг, они как тихий шелест деревьев мурашками по телу появились и исчезли, появились и исчезли, появлюсь и исчезну и буду кричать ДАГАДИ ПАГАДИ ГОГО, ТИКА ТИКА ТОКА, и даже разбойники Чичилито будут вздрагивать заслышав мои песни.

Грустно, что последний святой хип исчез двадцать лет назад — произнеся церковная и морковная музыка звучит одинаково, а трава осталась до сих пор и этот болезненный блюз со словами — тебя нет и я пишу письмо внутри сконфуженного такси дарлинг которое длинней чем время. Ведь утром меня отвезёт на небо на велосипеде чернокожий чувак почтальон, пропитанный щепотками трещинок, по которым арабы везут перепродавать в святой город купленные болтливые книги хипстерам и принцессам…

Кивар 200016

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About