Когда речь заходит о Московской Шумовой Мануфактуре, мне хочется расписаться в собственном неведении, как Сократ, и в каком-то смысле такая позиция мне поможет рассказать об этом феномене в истории российского экспериментального саунда.

Первый камень преткновения состоит в том, что трудно определить деятельность участников этого творческого объединения простым перечислением жанров. Несмотря на то, что за плечами у Московской Шумовой Мануфактуры десятки релизов, лекций, студийных сессий и открытых перформансов. Ее резиденты меняются от выступления к выступлению, образуя между собой неожиданные коллаборации для обмена трансцендентальным опытом извлечения и искажения звука. Какая-то часть участников тяготеет к саунд-арту, другая экспериментирует в области нойза, дрона, полевых записей, и множестве других жанров экспериментальной электронной музыки.

В дело идут как традиционные инструменты — синты, гитара, микшерный пульт, так и подручные средства — трубы, доски и даже простые стеклянные банки. Таким образом, релизы Московской Шумовой Мануфактуры отличаются необычайной вариативностью, т.к в их поле зрения попадает все, из чего можно передать или извлечь звук. Нельзя обойти стороной и концептуальность альбомов объединения — к каждому из них написана маленькая предыстория создания с пояснением для наилучшего погружения в саунд.

Все перформансы Московской Шумовой Мануфактуры продуманы и с визуальной стороны. Все действа тщательно срежиссированы и гармоничны, что можно заметить по видеорядам, которыми участники делятся в своих соцсетях.

Для своих сессий они выбирают заброшенные индустриальные пространства Москвы и области. Там они и испытывают границы нашей реальности на прочность посредством извлечения резонансных частот и шумовых структур. Их саунд и визуальная составляющая балансирует на рубеже творческого с бессознательным

«Я, в общем-то, и не против, чтобы люди воспринимали нашу деятельность как шапито, ведь это одна из частей нашей реальности», — говорит художественный руководитель Московской Шумовой Мануфактуры Георгий Орлов-Давыдовский.

Мы пообщались с ним о том, с чего началась история Московской Шумовой Мануфактуры, об особенностях сотворчества и тонкостях восприятия на гранях нашей реальности.

Скажи, с чего начался твой путь электронного музыканта? Всегда ли в нем было место исследованию звука?

Путь электронного музыканта начался с такого персонажа, как Лейонис Ван Хааске. Я долгое время занимался ударными. С 9-го класса ходил в музыкальную школу к учителю. Играл поначалу блюз-рок, позже заинтересовался различной тяжелой музыкой — дум и блэк метал. Я мог слушать разные направления — как блюз, так и рэп. Всегда присутствовал и передался мне кругозор моих родителей.

Но встретился мне однажды человек по имени Юра. Он был знаком с этим вот Лейонисом, и они меня позвали в группу ударником. Собственно, где я и играл, как ударник дум и дэт, что-то из области тяжелого метала. У них было по нескольку педалбордов, много электроники гитарной, и тогда они мне дали небольшой электронный сэтап, и я стал это пропускать через ударные, на микрофонах, на пьезо, вот как-то так. С этого началось чисто техническое увлечение.

Что касаемо исследования звука, то поглощенность этим у меня была всегда с далекого детства. Но если конкретно, то произошло все на втором курсе, сейчас я уже в другом институте, педагогическом, а до этого я заканчивал РГГУ. И на культурологии у нас была выборка курсов. Я ушел в аудиовизуальную культуру и узнал о большом количестве различных теорий. В этот же период я и узнал о саунд-арте и экспериментальной музыке. Ходил на лекции к такому персонажу, как Константин Дудаков-Кашуро, который был участником у Петра Айду на различных перформансах, и является известным исследователем футуризма и музыки футуризма. И он мне эту тему прогнал. К тому времени я уже интересовался и шумовой музыкой. Так я и начал приобщаться. Тогда я уже познакомился и с Николаем ХЛАДНА, и Денисом Рыловым из проекта “Шумы России”, с ΚΑΤΑΠΥΓΩΝ, с Егором Ефремовым и с еще некоторым количеством музыкантов. Буквально это все в один год навалилось. Тогда же меня и позвали поиграть в один из первых проектов Древедь. Там был еще и Neznamo, Сергей Exit in grey, Николай ХЛАДНА, такой художник подмосковный из Хотькова Макс Перелыгин, который играл на велосипеде, на котором, собственно, и приехал в клуб. Это так все замутилось и мы буквально через неделю уже играли в месте, которое называется Это не Здесь — Галерея Андрея Митенева, там же был и Дима Old Moss, он и на первом мероприятии Древеди был, и на втором. И в тот же период мы играли в Джао Да как “Шумы России”.

Так электронная музыка стала входить в мою жизнь планомерно. С технической точки зрения это было слияние того, чем я занимался — ударные инструменты с новыми примочками, реверб, дилэй, различные обработки, возможность зацикливания звука и игра с определенным количеством артистов, которые мне были интересны с точки зрения того, что они делают, их философия, и того, что я сам хотел делать. Не повторять ту историю с ударными инструментами, а уже заниматься электронной музыкой, точнее, электроакустической. Потому что я джембе, дарбуку, перкуссии к тому времени уже переводил в разряд электронного саунда.

То есть, с самого начала объединялся с другими музыкантами?

Конечно, если ты играешь в группе, у вас в любом случае есть лидер, который ведет по прекрасному полю его мысли, и на котором вы можете что-либо сделать. Я на самом деле никогда не был таким лидером, в том контексте, в котором мы говорим.

Почему тогда возникла необходимость в …Мануфактуре? Если у тебя уже была начата творческая деятельность.

У нас у всех ко времени создания творческая деятельность уже была начата. Не джем-собрание, у нас самодостаточные личности: со своим видением, со своей философией. И они привносят это, а не являются маленькими частями общего целого. Это целое органично существует и само по себе. Люди выступают сами, выпускают релизы, и могут обходиться и без этого всего. Это больше вопрос идеологии. Потому что появилась идея.

В какой-то момент я начал общаться с Евгением Савенко, который дал мне такую мысль, что вот, в Москве есть некое различение на авторов. Они довольно самодостаточны. Один сидит в своей каморке, этот в своей, конфликтуют и друг с другом особо не хотят так плотно взаимодействовать в каких-то больших коллективах. Нет у нас такого сектантского сообщества, которое бы постоянно вместе выступало. И за счет того, что все они довольно самодостаточные люди, они бы друг друга и подкачивали. В этом, собственно, сотворчество и заключается. Это, в общем, движение к единой кристаллизации. Во-первых, важно то, что это не только импровизационная музыка, совместная. Но и кристаллизация определенных идей, которые меняются с течением времени. Сейчас это больше история, связанная с нынешними событиями, достаточно актуальными уже больше года. Какие-то пограничные состояния, и изучение аспектов различных состояний сознания… От какой-либо меланхолии и до созерцательных аспектов чувствования, окружения, бытия, небытия. Скорее, небытия, потому что мы в городе живем. Московская Шумовая так и отмечена в названии, что Москва. Город эклектичный, созданный иногда под тяп-ляп, как кажется. И это небытие, конечно, захватывает и через музыку это также передается.

Если послушать Петроградское гудение — это такая болотная история, очень много природного. Ребята собираются и тусят в лесу. Это очень слышно по саунду. А если нас послушать… Особенно негативные комментарии если посмотреть после нашего выступления, то люди пишут: “я как бы ехал слушать музыку, а слышу будто город.” Чуваки, это и есть Московская Шумовая Мануфактура. В принципе, название соответствует саунду. И Петроградское гудение тоже соответствует саунду петроградского болота. Достаточно лесного города причем, что видно. Под Питером куча природы, у нас же все постепенно в город превращают. В большинстве своем по Московской области. И все места забиты. Такая региональная история в этом все присутствует, но она и не ограничивается.

Доходят такие истории, что и в Архангельске чувак пытается создать сообщество, наше влияние какое-то имеется. Но это в нашем случае это закрытая история. Потому что нельзя взять всех, потому что это будет шабаш непонятных каких-то людей. Поэтому в этом есть определенный вид сектантства. Определенные категории прохода в историю. Ты можешь в рамках сообщества что-то начать делать, если ты играешь, если проецируешь какое-то свое видение. Чтобы не пришлось потом с человеком прощаться, ты должен работать с саундом и эстетически/этически подходить и под какие-то личностные истории участников. И в целом под то, что происходит. Таким образом и получается всего человек десять-пятнадцать.

Я видела пост, что у вас пополняется количество участников, что может присоединиться любой, разделяющий взгляды на творчество.

Я как раз ответил что нет, не любой. Ты должен сам по себе уже что-то представлять.

Творческие люди, они нарциссичны в основном по натуре своей и зациклены на себе. С такими людьми интересно работать. И когда куча нарциссов друг с другом, их заводит вот та прекрасная обстановка, когда вокруг них множество людей, которые много своей энергетики отдают, может даже не в рамках какой-то эмпатии. Им хочется показать, что они крутые, вокруг них такие же крутые друзья, и этот момент создает этакую взвинченность — это мой друг и я могу его спросить, о том, что он делает, где что он что взял. Никаких преград нет, чтобы люди увиливали или лгали в плане того, что кто-либо делает в рамках своего творчества. Это совместная поддержка новых начинаний.

Есть определенный уровень эмпатии, правда, она может быть сдержанной. И, конечно же, руководство, мое или в любом случае у тебя какой-то есть человек, который тебя организует. Как правило, выступаю в этой роли я, но у нас есть и люди, организующие различные мероприятия, это и Витя Дрыжов DUKKHA, Егор Ефремов, Алексей Борисов, и есть еще определенное количество людей, которые организовывают различные мероприятия, в этом плане нет проблем. Есть люди, которые занимаются режиссерством, есть те, кто отвечает за вижуал, оформление, дизайн — это все отдельные герои этой всей истории. Если про героев, то здесь нет выигрыша, либо проигрыша, бесконечный процесс. Конечная цель — она неосуществима. Это процесс делания, и если в какой-то момент он тебе перестает нравиться, то это часть стремления к чему-то своему, при этом обогащаясь своим и принимая других, то это все классно. Такой вот уровень локальной социализации. Конечно, есть какие-то общие правила, в том числе и политические, и может быть социальные представления в целом у людей разнятся, но политически достаточно точно обозначены.

Не хочу упускать момент, который был о пограничных состояниях — это пограничность между чем и чем?

Обычно между жизнью и смертью, чем-то приятным и отвратительным или можно взять другой масштаб — между землей и космосом. Относиться к этой реальности логически или мистифицировать. В моем случае в этом всем был какой-то знаковый смысл, который будет постоянно разрушаться и стремиться к какой-то точке нуля, точке черноты, к которой он, собственно, и идет.

Это все было связано с тем, что я говорил, про различные пограничные состояния — ты себя вводишь в него физиологически. Ты как бы отдаешь часть своего тела. Ты определенному человеку передаешь опыт чувствования и на уровне телесном. Такие, по философии Кроненберга, границы между нормальным и ненормальным, принято оно или не принято. Передается некий аффект зрителю, нечто большее, чем просто саунд. Потому что московская вся эта история так и движется от легкого эмбиента и даже до неоклассики, и до экстремального саунда. Это просто еще одна инкарнация того, что можно и себя, и других вводить в этот физиологическую нервозность, дискомфорт. Это какой-то части Московской Шумовой… нравится, другой нравится саунд-арт, третьей вообще какой-то метал и психоделический рок. Так что тут есть определенные градации и возможности, и то, что людей много, позволяет все это вариативно мешать.

Мне показалось, ваши перформансы похожи на шаманские мистерии.

Ну конечно, мы присутствуем как отдельные персоны, но стремимся к одному чувствованию. Иногда это получается, иногда нет. Никто об этом, в общем-то и не парится. Если какое-то мероприятие серьезное, то там мы стараемся подготовиться, потому что это часть работы. Это не посиделки там какие-нибудь, а есть определенная ответственность перед слушателями, тем, что будет представлено, иначе это все превратится в балаган.

Понятно. У вас была лекция об идее вслушивания — в каком состоянии восприятие лучше всего открыто к слушанию экспериментальной музыки.

Цитата в том, что любой, даже неприятный звук — он не имеет ничего общего с категорией приятного или неприятного. Надо быть открытым ко всем саундам, которые происходят. И из этого черпать свое знание. Но прежде в этом не должно быть какой-то моральной позиции, что есть приятное, а что позитивное или негативное. А потом уже после поглощения этого опыта…В целом, это феноменология, возвращение к вещам.

Еще такой вопрос: какие среды ты больше любишь — искусственные или естественные?

Смешанные. Между бытием и небытием. Если смотреть, что интересно мне лично — это исследование границ. То есть, это то, что на границах того, как ты задыхаешься, когда находишься на пороге какой-то физической боли и превозмогаешь ее для создания пространства, которое ты потом передаешь.

Музыка для тебя — это передача субъективного опыта слушателям или между участниками сессии или самовыражение?

На данный момент мне интересны различные представления о музыке, она может варьироваться. От создания определенного пространства благодаря мелодии какой-нибудь зацикленной, или, допустим, это может быть передача определенного контекста, который вообще не о музыке, которая может считаться музыкой в рамках нынешней культуры, потому что она выложена, задокументирована и оформлена в альбом. Но то, что там будет услышано, оно вообще не будет относиться к музыке, это будет environmental, окружающий звук, где в котором я просто буду одним из авторов звукового действа. У меня выходил предпоследний небольшой релиз — собственно, с такими записями. Называется Obscured. То есть, непонятного содержания, так как конечный источник звука непонятен, потому что все дезориентирует.

В каких необычных локациях вы играли? Ты упоминал, что в Наро-Фоминске играли. Какие конкретные локации, что это было, бункеры, заброшенные дома?

Там есть шары. Радиолокационные, если я не ошибаюсь. От бывшего ПРО Москвы, советские. Сейчас это все, соответственно, заброшено, но шары эти остались, их там восемь штук. Можно пробраться в два малых, в один нормально можно пробраться, почти что свободный доступ. Но все равно там нужно будет полазить немного, так как там есть реверберация естественная. Мы играли в цистерне на заводе “Серп и молот”, я играл от каких-то фабрик и до заброшенного пространства на Таганской, у меня там есть студия.

Обжили?

Мы приглашаем туда каких-то друзей, вписки там. Никаких открытых приглашений в эти места нет, это все по друзьям. Мы не проводим там какие-то ивенты, это достаточно небезопасно. Там есть открытые люки в шахте. Один неправильный шажок и ты просто погибнешь с высоты 10-этажного здания. Такого не случалось, но мы ответственны за жизнь людей, которых мы туда пригласили.

А где ты находишь новые идеи для релизов, перформансов?

У меня криэйторский мозг, поэтому обычно, как мой научный руководитель мне когда-то сказал, если ты карлик, стань на плечи великана и иди с ним, и в какой-то момент ты сам станешь великаном. По такой вот схеме.

Кто для тебя является таким великаном?

Разные персонажи. Николай Хладна, Алексей Тегин, Святослав Пономарев, Евгений Савенко, от которых я чувствую, что они имеют какое-то уникальное знание, представление о том, что они делают, достаточно четкое. Алексей Борисов, если я еще не сказал. Наверное, и все. Из зарубежных это Айдан Бейкер, Рудольф Еб.Ер, может, еще Штефан Кнаппе.

Если хочется сказать спасибо музыканту, который сформировал твой вкус и мировоззрение — сейчас тот самый момент.

Спасибо всегда маме и папе, больше никому спасибо не говорю. А всех остальных я уже упомянул.

Самые разнообразный был подход к воспитанию, что ребенку нравится, туда он и плывет, без тирании. Папа слушал блюз-рок, и я блюзом занимался, стадионный рок всякие там Queen, Led Zeppelin. Егора Летова, Комитет Охраны Тепла, Башлачев, и Майк Науменко, все это я слушал с пяти-шести лет. И Doors, все вот эти группы классические. И, собственно, Джон Ли Хукер, блюзмены всякие, джаз , Майлс Дэвис, все вот эти персонажи классические. Мама водила меня на оперу, и сама любила всегда R&B, соул, Эми Уайнхаус, Эрика Баду.

Где ваше творчество легче всего отследить?

Есть телеграм-каналы у ребят, ютуб, есть инстаграм, собственно, группа еще вконтакте, и бэндкемп есть, где выкладываются альбомы.