02 апреля 2015 г.

— Что пишешь? — дедушка в черном берете и небольших круглых очках обращается ко мне.

— Так… ничего особенного…

— А-а, да, да…, — протянул дедуля, — А едешь куда?

— На работу.

— Угу-угу…

Наступает неловкое молчание, которое обычно меня не волнует. Но сейчас мне становится неудобно игнорировать желание дедушки поговорить. И я, всеми силами борясь со своей натурой, выдавливаю из себя вопрос:

— А вы?

Дед расплывается в улыбке и довольный, что его фокус с молчанием сработал, отвечает:

— К дочке еду, буду с внучкой сидеть. Ей нужно сходить к парикмахеру. Мне кажется, у нее сегодня свидание, понимаешь? Она, конечно, мне не говорит, но я то знаю. Я это понял сразу, по ее голосу, когда она звонила мне вчера. Она успела только сказать «Привет, пап!», а я уже все понял, понимаешь? Мужа то у нее нет. А я вот помогаю ей, сижу с внучкой. Хотя, наверное, больше помогаю себе. Дома мне скучно, живу я один, телевизор не смотрю, только книги, дочь и внучка. Только! Вот болван! У меня есть книги, дочь и внучка, понимаешь?!

Я киваю головой и занимаю свою любимую позицию в диалоге, слушаю и соглашаюсь. А дедушка продолжает:

— Я здесь уже 50 лет езжу, и, знаешь, ничего не изменилось. Только вот эти заводы уже не работают, теперь здесь всякие склады. Конечно, магазины новые открылись, но все одно и то же. Люди в автобусе одни и те же, всегда с одинаковыми лицами, понимаешь? А ты что перестал писать? Я тебя отвлекаю?

— Да нет, нет, что вы, — и я убираю свой телефон в карман, — это так, ерунда, просто мысли.

— Мысли — это не ерунда, мысли — это, может быть, самое главное в жизни, — и он улыбнулся своими седыми усами.

Я поймал себя на мысли, что тоже расплылся в улыбке. Мне редко встречаются люди, с которыми мне так комфортно при первом знакомстве. И, знаете, это чертовски приятно. Потом он мне рассказал о своей молодости, о женщинах, которых встречал, о друзьях, которых потерял, о любви, о смерти и о мечтах, которые не стоит предавать. Я не заметил, как пролетело время, мы уже подъезжали к моей остановке. С сожалением, что этот рассказ я вынужден прервать, я попросил дедушку меня пропустить. Мы попрощались, как старые друзья, и не было между нами этой разницы в 50 лет. Он был мной, а я был им.

Я встал и протиснулся между рядами кресел. Перед тем, как мне выйти, я обернулся и посмотрел на него еще раз. Он сидел на моем месте, на коленях у него была старая потрепанная записная книжка, а в руках он держал простой карандаш. Он смотрел в окно. На глазах его были слезы.