Через месяц под Казанью, на острове Свияжск, начнется первый международный фестиваль дебютных документальных фильмов «Рудник». В его преддверии мы публикуем программный текст арт-директора смотра Марины Разбежкиной — о силе документального кино, значимости деталей и опасностях, которые поджидают режиссера-документалиста.

Годы назад, «листая» в киноархиве журналы с хроникой, я увидела сюжет из революционного Петрограда.
Секунд пятнадцать-двадцать всего.
Камера была малоподвижной, тяжелой, на треноге, поэтому оператор стоял, а жизнь проходила, пробегала, пролетала мимо.
Вдруг в кадр вбежал мальчик лет десяти.
Камера для него была в диковинку.
Он сорвал с головы кепку и стал неистово ею махать, дескать, вот он я, не забудьте снять и меня.
Потом камера переключилась на более серьезные объекты, мальчишка с кепкой исчез из кадра, время было мутное и сколько тому мальчику оставалось жить — неизвестно.

Возможно, за первым углом ему досталась шальная пуля, а может быть, он скончался совсем недавно, окруженный любовью и благодарными внуками.

Но эти двадцать секунд оставили его навсегда с нами.

В этом сила документального кино — оно побеждает смерть.

Еще оно не врет, даже если сильно велят.
Нет, люди, конечно, за камерой врут, еще как, но жизнь все равно высовывается из–под глянцевой обложки, политической болтовни, подмигивает нам, говорит: «Вот она я, настоящая, не верьте тому, что видите».
Надо только научиться читать эти знаки.

Для документалиста очень опасна жизнь не сегодня.
Опасно увлечься прекрасным: закатами и рассветами, бабочками на теплых камнях и стрекозами над некошеным полем.
Пусть вечное будет, но оно будет и без нас.
Вечному вообще лучше без нас, мы его только портим или пытаемся уничтожить.
Документалисту важно увидеть преходящее, конечное, пробегающее.
Мальчика с кепкой в семнадцатом году.

Большой режиссер Кшиштоф Кеслевский сделал кино о кинолюбителе, который снял старушку, машущую из окна. Больше от нее ничего не осталось.
Мы не должны извиняться перед зрителем, что вот не глобальное снимаем, а какую-то малость — старушку в окне. Не исключено, что через время она расскажет внимательным потомкам о нашем сегодня больше, чем все митинги и демонстрации.

Мне не нравятся вздохи и охи по поводу гибели документального кино.
Оно, как никогда, живо.
Благослови бог технический прогресс. Он сделал нас полностью независимыми от перемен властной погоды.

Надо не стесняться снимать жизнь на маленькие камеры, айфоны, телефоны.
Они подарили нам возможность подойти к нашим героям очень близко, так близко, как раньше не случалось никогда.
Камера превратилась в микроскоп, через который можно рассмотреть пыль на ботинках и небрежно завязанные шнурки.
Эта пыль, эти шнурки и сохнущие трусы на веревке мне дороже пышных цитат из великих гуманистов.

Еще документалисту надо не стесняться НЕ быть художником.
Даже с маленькой буквы.
Документалисты служат реальности, как когда-то иконописцы Богу.
Мы не богема, мы — чернорабочие.

И теперь очень важное. Может быть, самое важное.
По жизни я мизантроп.
У меня есть проблемы с любовью к человечеству.
Но вот я беру в руки камеру.
И начинаю разглядывать реальность во всех доступных мне подробностях.
И начинаю примиряться с ней.
Иногда любить.
И непременно сочувствовать. Даже самым неважным людям.
Неплохо для начала.

Марина Разбежкина для журнала Interview